Тайный советник вождя - Владимир Успенский

— Господи, какая чушь! — не сдержался я. — Алексей Алексеевич всегда чурался бытовых мелочей. Боевой генерал, неприхотливый, привычный к походной жизни. А здесь бабье нытье, бабьи сплетни: собаки, дрова, дорогие родственнички… Сестра Лена — это что, описка? Не было у Брусилова такой сестры. Это сестра его жены Надежды Владимировны — Елена Владимировна Желиховская. Женщина, кстати, менее вздорная, чем Надежда… Нет, не мог так написать генерал.

— Хотелось бы верить, — вздохнул Иосиф Виссарионович. — Но почитайте дальше, там не только бабье, там профессиональное:

«Наступила весна 1920 года. С юга стал наступать Врангель, поляки — с запада. Для меня было непостижимо, как русские белые генералы ведут свои войска заодно с поляками, как они не понимали, что поляки, завладев нашими западными губерниями, не отдадут их обратно без новой войны и кровопролития. Как они недопонимают, что большевизм пройдет, что это временная, тяжелая болезнь, наносная муть. И что поляки, желающие устроить свое царство по-своему, не задумаются обкромсать наши границы. Я думал, что, пока большевики стерегут наши бывшие границы, пока Красная Армия не пускает в бывшую Россию поляков, мне с ними по пути…»

— И он действительно пошел по этому трудному пути вместе с нами, порвав с прошлым, вы сами об этом знаете. — Я отложил рукопись. — Здесь мысли Брусилова, но приправлены они враждебным ядом. И словечки встречаются совсем не его.

— Хотелось бы верить, — повторил Сталин, которому, конечно, горько было разочаровываться в одном из своих немногих кумиров. Во время войны он учился у Кутузова, у Наполеона, уважал Александра Невского, Дмитрия Донского, Александра Суворова и особенно адмирала Федора Федоровича Ушакова, совершавшего невероятное, бравшего с моря неприступные вроде бы крепости. Но это — история. А талантливый полководец первой мировой войны, бывший Верховный главнокомандующий русскими войсками генерал Брусилов — это же современник, опыт которого перенимал Иосиф Виссарионович, относившийся к Алексею Алексеевичу почти с такой же почтительностью, как и я. Совсем недавно, уже после войны, с письмом к Сталину обратились два военных товарища: известный конструктор автоматического оружия генерал-лейтенант В. Г. Федоров и участник штурма Берлина гвардии полковник Е. М. Левшов. С горечью сообщали они о том, что могила Брусилова возле Смоленского собора в Новодевичьем монастыре запущена и что есть ненавистники русской воинской славы, отнюдь не заинтересованные в обновлении захоронения замечательного полководца. Иосиф Виссарионович письмо прочитал и отдал соответствующее распоряжение. Могила была обихожена, на гранитном надгробье золотом засветилась надпись. Помнил Сталин, что сын Брусилова геройски погиб в борьбе за революцию. Не будет преувеличением считать: начиная с разгрома белогвардейцев под Садовой, мастерство, практика и теории Брусилова стали первоосновой всего того, чего достиг в военном искусстве Иосиф Виссарионович. И вдруг — такое разочарование! Оказывается, генерал-то не соратник, не полководец-патриот, достойный подражания, а временный попутчик, радушно улыбавшийся, но таивший озлобление. Позаботились о нем, помогли выехать на лечение за границу, там у него и выплеснулось — проявилась его сущность. Кому же, действительно, доверять? Я подумал даже: а не покачнулась ли в тот момент вера Иосифа Виссарионовича в меня?! И сказал:

— Я был близко знаком с Алексеем Алексеевичем. Не его это мысли. По крайней мере, не все, что есть в рукописи, написано им.

— Хорошо, что вы не меняете своего мнения, защищаете честь человека, который не может защититься сам, — помягчел Сталин. — Мы ведь тоже очень сомневались. Но вот последняя соломинка, которая сломала сомнения.

Протянул мне лист бумаги: заключение сотрудника Института криминалистики Главного управления милиции МВД СССР Б. М. Комаринца по рукописи «Мои воспоминания». Вывод графической экспертизы был категорически однозначен: рукопись и подпись на ней выполнены рукой генерала А. А. Брусилова.

Все — возражать бесполезно. У меня не имелось никаких веских доводов. Мое личное убеждение Сталин мог принять к сведению, но это отнюдь не юридический аргумент. Оставалось лишь смириться на какое-то время. А между тем по официальным каналам прошло уведомление для цензуры, для издательских работников, писателей, ученых, журналистов — о недопустимости упоминания впредь имени и деяний «генерала от кавалерии Алексея Алексеевича Брусилова». Без объяснения причин. Полководца «закрыли» на долгие годы. Не менее скверным было и то, что эта неприятная история еще больше обострила подозрительность и недоверчивость Сталина, а это, в свою очередь, отразилось на судьбах некоторых людей.

Но я не смирился. Слишком много значил для меня Алексей Алексеевич, чтобы просто опустить руки. По мере своих возможностей продолжал бороться за то, чтобы очистить генерала Брусилова от скверны, возродить его славу, сделать общеизвестными полезные для державы свершения. С особым упорством занимался этим после смерти Иосифа Виссарионовича, ломая рутину сложившегося официального мнения. К счастью, у меня нашлось немало сторонников, и среди них Н. Р. Миронов, заведовавший отделом административных органов ЦК КПСС, — человек деятельный и в ту пору авторитетный. Не утомляя читателей перипетиями продолжительной борьбы, скажу лучше о результатах, доставивших мне большую радость. Приведу красноречивый документ, хоть и длинноватый, но обстоятельный, полезный и интересный.

«Подлежит возврату вместе с постановлением.

СТРОГО СЕКРЕТНО

По секретариату ЦК

К прот. С-та ЦК КПСС

№ 182 п. 81-гс

За — Суслов

Пономарев

Ильичев

Шелепин

Козлов

222/10.VII.62 г.

ЦК КПСС

В соответствии с поручением Секретариата ЦК КПСС, Министерство обороны СССР, Комитет госбезопасности и Главное архивное управление при Совете Министров СССР рассмотрели материалы, касающиеся личности Брусилова А. А. и его отношения к Советской России.

До 1948 года оценка деятельности Брусилова в советской историко-военной, художественной литературе и периодической печати была положительной.

После Великой Отечественной войны среди трофейных архивных материалов гитлеровской Германии была обнаружена рукопись «Мои воспоминания», в которой от лица А. А. Брусилова описывалась его жизнь в советский период. Воспоминания носят антисоветский характер и направлены на оправдание Брусилова перед белой эмиграцией, обвинявшей его в сотрудничестве с Советским правительством.

Бывшее Министерство внутренних дел СССР, не разобравшись в происхождении рукописи и не проведя тщательного ее исследования, доложило в 1948 году в ЦК КПСС, что рукопись написана лично А. А. Брусиловым во время пребывания его на лечении в Чехословакии в 1925 году. Официального решения по этому вопросу не принималось, однако все материалы, связанные с именем Брусилова, из открытого обращения были изъяты и переведены в закрытые фонды.

В настоящее время упомянутая рукопись «Мои воспоминания» вновь была подвергнута тщательному исследованию, проведены графические и лингвистическая экспертизы рукописи с целью восстановления ее автора, исследованы документальные архивные материалы о деятельности Брусилова, проверены следственные дела и дела оперативного учета в архивах КГБ, в которых есть упоминания или ссылки на имя Брусилова, установлены некоторые лица, лично знавшие Брусилова, и с ними проведены беседы.

Выводы графических и лингвистической экспертиз говорят о том, что рукопись «Мои воспоминания» была написана не Брусиловым, а его женой Н. В. Брусиловой, использовавшей отдельные наброски и отрывки, написанные под диктовку Брусилова или им самим, при этом антисоветскую направленность она придала рукописи при окончательном ее оформлении, уже после смерти мужа.

Этот вывод подтверждается оперативным документом от 21 февраля 1927 года, обнаруженным в материалах дела № 302286 т. 1, л. д. 327, хранящимся в учетно-архивном отделе КГБ при СМ Союза ССР. Из указанного документа видно, что после смерти А. А. Брусилова остались отдельные разрозненные заметки его «Воспоминаний» и что его жена Н. В. Брусилова предпринимала активные меры по обработке набросков этих «Воспоминаний».

В документе, в частности, говорится:

«Рукописи эти оставлены покойным Брусиловым в очень зачаточном состоянии в виде отдельных фраз, заметок, конспектов. После смерти А. А. Брусилова вдова его дала этот материал в обработку трем лицам: В. Н. Готовскому, Анд. Евг. Снесареву и своему родственнику Доливо-Добровольскому.

Дирижировала этим ансамблем сама Н. В. Брусилова… Обработано все должно было быть для заграницы в духе «твердолобых» Англии и монархистов Германии. Н. В. Брусилова обещала при благополучном окончании всего дела уплатить вышеупомянутым лицам известный процент с предполагавшейся крупной получки, что и соблазнило всех. В. Н. Готовский смеется, что с Н. В. Брусиловой можно иметь дело только за большие деньги, т. к. она прямо говорила в таком духе: я, мол, и без вас, дураков, сумела бы сама все «вспомнить», что хотел выразить Алексей Алексеевич, но мне нужно, чтобы имена, которых военная заграница все-таки немного знает, засвидетельствовали, что это действительно мемуары Ал. Ал. Брусилова… Но в некоторых местах Н. В. Брусилова диктовала нам со слов Брусилова такой военный абсурд, что мы сами понимали свою роль», — говорит В. Н. Готовский.