Горошина для принцессы - Олег Шушаков

И погубил Снежку!

Он думал, что увез ее от опасности! Думал, что он самый умный, самый хитрый!.. Как он посмеивался над этими глупыми, недалекими особистами!.. И сам! Сам сунул Снежку им в пасть!

Его вызвали на первый допрос лишь на седьмую ночь…

К этому времени блестящий и щеголеватый сталинский сокол превратился в задрипанную ободранную курицу. Он постарел на десять лет, осунулся и зарос щетиной. Бриджи вспучились на коленях, а гимнастерка со срезанными пуговицами и петлицами измялась и провоняла потом. И прочими арестантскими запахами…

Владимир задумался о том, как выглядит, лишь увидев перед собой отглаженного, выбритого и благоухающего дорогим одеколоном следователя. И почувствовал себя еще хуже. Во-первых, потому что еще острее ощутил свою неопрятность, а, во-вторых, потому что понял, что именно этого Златогорский и добивался.

Сполна насладившись его унижением, майор радушно улыбнулся и махнул рукой, приглашая дорогого гостя присесть… На стул, стоящий посреди кабинета.

Он уточнил анкетные данные Владимира, а потом вынул из папки исписанный лист и сказал:

- Перепишите и поставьте подпись. И можете пока быть свободны.

- Что это? - спросил Владимир, даже не шелохнувшись.

- Заявление о чистосердечном признании в вашем участии в военно-фашистском заговоре, - ответил Златогорский. - И тайной контрреволюционной организации, планировавшей теракты против руководителей партии и правительства. Путем сброса химических бомб во время воздушного парада.

Владимир был ошеломлен дикостью этих обвинений! Однако быстро взял себя в руки… А чего собственно еще он должен был ожидать?

- Ни в каких заговорах и тайных организациях я не участвовал, - твердо сказал он. - И ничего такого подписывать не буду.

- Так я и думал, - Златогорский положил листок обратно. - Что вы откажетесь. Но обязан был предложить. Для порядка, - он вздохнул. - Поймите, Иволгин, у меня все подписывают. Рано или поздно. Для вас же будет лучше, если вы это сделаете до того, как с вами поработают мои помощники, - Златогорский кивнул в сторону двух чекистов, скучающих у стены. - И искалечат вас.

- Ни в каких заговорах я не участвовал, - повторил Владимир. - И ничего не подпишу.

- Ну-ну, - скептически усмехнулся Златогорский. - Все сначала так говорят… А потом, когда с ними поработают, как следует, перестают запираться и подписывают! И вы подпишите. Никуда не денетесь…

- Никогда! - повторил Владимир.

- Никогда не говори никогда, - покачал головой Златогорский. - Нате, лучше почитайте, что о вашей контрреволюционной деятельности и террористических замыслах пишут ваши соучастники.

Пока Владимир читал, Златогорский молча сидел, сложив руки на груди и откинувшись на стуле.

- Бред!.. Чушь!.. - бормотал Владимир, перелистывая страницу за страницей, не в силах поверить, что это писали его товарищи. - Чушь собачья!.. Быть этого не может!

Не удержавшись, он даже рассмеялся в одном особо забавном месте.

- Летчик никогда такого не напишет! - сказал Владимир, возвращая папку следователю. - Сплошные выдумки! Какой дурак все это сочинил?

- Смейтесь, смейтесь, - скривился Златогорский, задетый Владимиром за живое, ибо сам составлял эти протоколы. - Посмотрим, как вы потом посмеетесь! Возможно, изобличая вас, ваши подельники что-то и присочинили. Не спорю. Но их можно таки понять! - майору удалось, наконец, справиться с досадой. - Люди вообще склонны к сочинительству! А тут сразу столько дополнительных стимулов! Следователь строгий. В камере тесно. Параша воняет. Одним словом, полный аффект! Люди привыкли к чистому белью, привыкли вкусно кушать! А у нас, знаете ли, баланда! Не санаторий, знаете ли! Санатории, они для передовиков производства! Для стахановцев! А у нас таки тюрьма! Для врагов народа! - описывая прелести арестантской жизни, Златогорский понемногу вновь обрел равновесие. - Значит, не желаете разоружаться, - констатировал он. - Ну, что ж, пеняйте на себя. Я вас предупреждал.

Майор кивнул своим помощникам, и Владимир вдруг оказался на полу. Сбитый со стула сильным ударом в ухо, который нанес один из них. Сзади. Без предупреждения.

Владимир попытался встать. По старой боксерской привычке. Потому что словил нокдаун. А не нокаут. Но он был не на ринге. А в кабинете следователя по особо важным делам. Рефери рядом не было. Поэтому подняться ему не дали. А ударили снова. Он опять попытался встать. И получил еще один удар. И еще…

Упав в очередной раз, после неизвестно какого по счету удара, Владимир оставил свои безуспешные попытки. И его принялись пинать. Коваными сапогами. По ребрам.

Он подставлял руки… Если успевал… Но это мало помогало.

- Пре-кра-тить! - вдруг скомандовал майор.

Сержанты отошли, оставив Владимира лежать на полу. Он чуть-чуть отдышался, а потом кое-как поднялся и сел на стул. Вытер кровь с подбородка. И посмотрел исподлобья на следователя.

- Ну, как, Иволгин, подумали над моим предложением? - спросил Златогорский.

- Каким предложением? - еле шевеля распухшими губами, переспросил Владимир.

- Не прикидывайтесь дурачком, вы прекрасно меня поняли! - резко сказал майор. - Подпишите чистосердечное признание? Или хотите добавки?

- Мне не в чем признаваться! - упрямо прошептал Владимир.

- Значит, хотите еще… Ну, что ж, хозяин - барин! - Златогорский повернулся к своим подручным и отрывисто приказал. - На «конвейер»!

Майор убрал папку с делом в стол и запер его на ключ. А потом оделся и ушел. Вслед за ним ушел и один из сержантов.

- Встать! - приказал оставшийся. - Лицом к стене!

Владимир подчинился. А что ему еще оставалось?!

Так он и стоял у стены… Всю ночь… Час за часом…

Это было настолько унизительно!.. Комбрига, депутата, трижды орденоносца поставили в угол, как провинившегося школьника!..

Даже избитый в кровь, он никак не мог поверить, что все его звания и должности, все его заслуги остались в прошлом! Далеком и безвозвратном!.. Что теперь он никто! И даже хуже, чем никто! Для этих людей он просто ничто! Пыль под сапогами…

Охранник скрипел стулом, шелестел газетой, время от времени булькал водой из графина. Не забывая при этом зорко смотреть, чтобы его подопечный стоял, как положено, не переминался с ноги на ногу и не прислонялся к стене. И при необходимости одергивал его резким окриком.

У Владимира кружилась голова, саднило разбитое лицо, ныли ребра. Очень хотелось пить. Стоять становилось все труднее. Через какое-то время у него начали отекать ноги. Под утро о своем существовании напомнил мочевой пузырь. Причем весьма настоятельно. Владимир терпел, сколько мог, а потом не выдержал и попросился до ветру.

Охранник обругал его матом и оставил просьбу без внимания. Но потом, видимо, сообразил, что, если не выведет Владимира по нужде, то она, эта нужда, прольется на пол сама. Без его высочайшего соизволения!

Оправившись, Владимир ополоснул руки и лицо, успев при этом напиться.

Прогулка по коридору и холодная вода немного взбодрили его. Но этот бесконечный день еще только начинался…

В девять утра сержанты поменялись…

Следующая смена состоялась в пять вечера. Они и в дальнейшем придерживались этого графика. И караулили по очереди, меняясь каждые восемь часов.

А Владимир продолжал стоять.

Это и называлось «конвейер».

Иногда появлялся Златогорский. Майор без слов выгонял сержанта из-за своего стола, молча шуршал какими-то бумагами, писал что-то, а потом также молча уходил…

Пошли вторые сутки этой изуверской пытки.

Владимир находился в каком-то сомнамбулическом состоянии… В курсантские времена ему часто приходилось бодрствовать и двое, и даже трое суток подряд! Но это было совсем не то! Тупое, монотонное, бессмысленное стояние у стены не просто усыпляло, оно убивало разум!

И тогда Владимир принялся читать про себя стихи. Он увлекался поэзией и знал немало стихотворений. Так что хватило почти до вечера. Потом он попробовал перечесть устав внутренней службы. Но вовремя опомнился. Потому что это было его любимое средство от бессонницы! А не наоборот! Тогда он взялся за наставление по производству полетов. Затем - по штурманскому делу. И так далее…

В какой-то момент он поймал себя на мысли, что повторяет одну и ту же фразу, наверное, уже в сотый раз, и помотал головой, разгоняя туман.

А лучше бы этого не делал!

Потому что голова у него закружилась, и он едва не упал… Ухватившись за стену руками, Владимир с трудом удержался на ногах.

- Замри! - заорал сержант, подскочил к нему и с размаху ударил по почкам.

Владимир охнул… И еле-еле подавил жуткое желание въехать сержанту в челюсть! С разворотом снизу справа! Так чтобы голова мотнулась. И улетела в дальний угол. Утащив за собой бесчувственное тело…