Поединок на границе - Евгений Рябчиков

— Рядом граница, не мешало бы проверить станцию, — закончил он.

Лейтенант широко улыбнулся, все больше оживляясь. Понравилось, видно, ему Ленькино беспокойство о границе.

— Правильно вы мыслите, товарищ Гвоздев, но ведь в другой стране могут работать по-своему. И в эфире разные законы, там тоже есть границы.

— Товарищ лейтенант, — возразил Ленька, поощренный расположением командира, — если вы хотите подозвать к себе солдата, называете его фамилию или еще как-то обращаетесь к нему, а тут без всяких позывных. Так не бывает.

— Не бывает, значит? — уже без иронии, совершенно серьезно сказал Тужнин, и чувствовалось, что сделал это больше для самого себя, с тем, чтобы подумать, взвесить обстоятельства.

— Не бывает, не может без позывных никто, — ручался Ленька своим авторитетом специалиста радиодела, хотя офицер и без того понимал подозрения и соображал, как тут поступить. Наконец он распорядился:

— Пока никому ни слова. Ночью следите за станцией. Я наведу справки.

Ни ночью, ни ранним утром радиостанция не появлялась, а часов в десять пришел лейтенант и потребовал от Леньки продемонстрировать, как все было. Гвоздев открыл магнитофон, о котором, видимо, лейтенант не знал, потому что изумился:

— Откуда он взялся?

— Сделал, товарищ лейтенант.

— Сделал? Сам? Здесь? — он обвел взглядом тесную комнатушку радиостанции, ее хозяина, как бы взвешивая реальность увиденного и услышанного, затем похвалил солдата:

— Молодец! Руки у тебя золотые.

Ленька прильнул к приемнику, пошарил в эфире и установил аппаратуру на трансмиттере, сыплющем точки и тире, как горох из решета веялки, затем включил магнитофон. Через минуту-другую, пощелкав кнопками, он сел за столик и стал записывать уже замедленные сигналы того же трансмиттера, но слышимого в динамике магнитофона.

— Вот что, Гвоздев, — сказал офицер, понаблюдав немного за солдатом. — Слушай внимательно. Скоро приедут локаторщики. Станция действительно странная. Спать тебе сегодня не придется. Все радиостанции наши надо расставить по участку и поймать радиострелка, если он где-то около нас пристроился.

У Леньки отлегло от сердца. Столько передумал, пережил он за ночь! Порой казалось, что опять зря поднял шум. Сейчас каждый клочок эфира будет прощупываться десятками приборов, сотни людей не будут спать, и все из-за него. Будет тебе на орехи, чекист липовый! Ну и влез опять в историю.

Ленька готов не спать целый месяц. Дело государственное, а лейтенант вроде просит одолжения. Придется не поспать! Может, эти радиовыстрелы, начиненные украденными у нас секретами, летят за границу. Может, где-то орудует враг. Вот тебе и непыльная Ленькина профессия, корень спокойной жизни!

Эти думы не оставляли Леньку, пока он собирался в наряд, и тогда, когда вместе с Федей Поликарповым забрался на высоту около шоссейной дороги, идущей вдоль границы из одного села в другое.

Далеко-далеко, на самом горизонте, через сизую вуаль жаркой дымки проглядывались белые макушки гор, а внизу, на тронутой осенним золотом долине мирно паслись отары овец, резвились косяки лошадей. По дороге, оставляя за собой длинный хвост пыли, мчался грузовик с людьми в кузове, и высокий женский голос выводил незнакомую, но полюбившуюся Леньке песню, бодрую и гордую.

— Вот она, Леня, граница-то какая, — задумчиво сказал Федя. — Люди с песней едут, счастливые и веселые, и на все это: на песню, на счастье, на саму жизнь — покушается враг, что вон тот стервятник, — он кивнул головой в сторону низко парящего в небе черного орла-могильника. — Мы с тобой должны преградить путь двуногому хищнику, зорко беречь счастье труда, радость жизни советских людей.

— Ну, Федя, ты уж хватил, — засмеялся Леня. — Скажи еще, что широка Русь и вся за нами, как за крепостной стеной.

— А что, и скажу. Эх, ты! Мы не уйдем, пока не выполним задание. Так же лежали здесь те, чьи имена носят ныне пограничные заставы. Они тоже просто несли свою трудную службу, а когда потребовалось, метко били врага. Без всякой мысли о геройстве бросались на него в лобовую атаку и шагнули в бессмертие.

— Это так, возразить тут нечем, — согласился Ленька, поглядывая на Федю своими голубоватыми, покрасневшими от усталости глазами, и тут же спросил:

— А почему, Федя, человек не всегда понимает то, что делает?

Вопрос для Поликарпова был не новым. Не раз выступал он на комсомольских собраниях против тех, кто, сделав нехороший поступок, оправдывался: «не подумал», «не понял», «не осознал», и теперь твердо возразил:

— Нет таких людей. Даже пьяный человек понимает себя, но тормоза у него отказывают, вот и прет напропалую. А трезвые люди все делают с определенной целью. Только цель-то у иных оказывается того, обывательской. До смешного ничтожной.

Ленька, вспомнив о карикатурах, нарисованных на него Федей, улыбнулся сам себе, точно вдруг пришла в голову счастливая мысль, и без обиды, как бы между прочим, вставил:

— Как у меня, середняцкая.

Поликарпов повернулся на бок, лицом к Леньке, вопросительным взглядом уперся в его лицо, успевшее в последние дни загореть и пошелушиться.

— Все еще не забыл?

— Чертушко, — ответил Ленька и резко дернул за козырек Фединой фуражки, которая вмиг накрыла не только глаза, но и приплюснутый, с мелкими веснушками его нос. — Вовек буду помнить. И почему такие Феди поздновато встречаются на пути нашего брата?

Федя, довольный, улыбающийся, протянул ему руку:

— Дружба?

— Да! — хлопнул Ленька своей неширокой, с тонкими и длинными пальцами ладонью по твердой, сильной руке Поликарпова. — А в комсомол меня возьмешь?

Федя поднялся на колено, взмахнул левой рукой, наложил ее сверху Ленькиной, и тот ответил тем же. Их руки крепко сцепились между собой, передавая одна другой тепло двух солдатских сердец, теперь уже навсегда объединенных одним порывом — шагать по жизни быстриной и даже отдыхать на ветру.

И тут в наушниках радиостанции, настроенной на волну пограничной заставы, раздался тревожный голос:

— Сокол, я Ракета, проверьте квадрат двадцать сорок.

Поликарпов и Гвоздев разом схватились за планшет, где лежала карта, и, развернув ее, нашли заданные координаты. В них была та самая дорога, лежавшая перед ними, по которой совсем недавно прошла машина с людьми, поющими бодрую песню. Но теперь по шоссе мчался самосвал, громыхая железным кузовом. Покинув свое укрытие, солдаты спустились к шоссе, установили флажки, дающие право останавливать любой транспорт, и стали ждать машину.

Громко хрустнув тормозами и присев на все четыре «лысых» колеса, самосвал остановился перед пограничниками шагах в двух и тяжело выбросил воздух из тормозных баллонов, точно фыркнул со злости на преградивших дорогу людей.

Из кабины через боковое окно выглянул немолодой, с жиденькими усиками под мясистым носом мужчина. На нем вельветка с замочками на воротнике и карманах, черная замасленная кепка заломлена на затылок и держится на упругих не то кудрявых, не то неделю не чесанных волосах. Весь вид шофера как бы нарочито подчеркивает «трудягу» нелегких дорог, человека, не бросающего баранки целыми месяцами. Леня глянул на его руку, лежащую на дверце, и сразу удивился белой и нежной коже, такой несвойственной шоферам.

— Пограничный наряд. Прошу предъявить документы, — вежливо потребовал Федя и тоже посмотрел на руку водителя. Гвоздев перехватил взгляд товарища и понял, что их мнения совпали. Он направился осматривать автомобиль, а Поликарпов остался проверять документы.

Паспорт водителя на первый взгляд был в полном порядке, со всеми нужными печатями и отметками, но Федя листал его и листал, точно отыскивал скрытый дефект. Собственно, фальшивость паспорта была налицо, но этим еще нельзя доказать виновность его владельца. На паспорте значилась дата выдачи двухгодичной давности, а выглядел он, как новенький, даже не потемнели проволочные скрепки. Мужчина, спокойно наблюдавший за пограничником, вышел из терпения:

— Да что вы копаетесь, некогда мне, люди ждут.

— Подождут, не горит, — ответил Поликарпов и начал расспрашивать водителя о месте работы и жительства.

Ленька тем временем наткнулся еще на одну странность. По внутренней стенке шасси от кабины до конца кузова тянулся антенный канатик, заканчивающийся веерком, какие бывают у радиостанций малой мощности. Это была основательная улика, как показалось Леньке, чтобы задержать водителя. Гвоздев сказал об этом канатике Поликарпову, а мужчина, не выходя из кабины, с брезгливостью бросил:

— Тоже мне, нашли шпиона. Да у нас все грузовики радиофицированы. Культура, понимать надо, — шофер открыл дверцу и показал на транзистор. Гвоздев, зайдя с другой стороны, влез в кабину, осмотрел приемник и заметил: