Грация королевы небес: тайна Адель (СИ) - Шерри Ана

Адель ушла в свои мысли, ее вернула обратно Эмма:

— Я дочь Роберто Ортело, главного учредителя авиакомпании «Charlemagne».

У Адель округлились глаза от того, что она услышала. «Charlemagne» — это его детище, он богат и властен, а перед ней сидела его дочь, которая чувствовала себя самой несчастной на свете.

Глава 26

Успокоив Эмму, долго просидев у нее в номере, Адель вернулась в свой. Ей пять раз звонила Саманья, потеряв подругу. Но сейчас не хотелось играть в волейбол, улыбаться и радоваться морю. Хорошее настроение после рассказа Эммы пошло на спад.

Она вышла на пляж только тогда, когда солнце стало садиться за горизонт. Шла босиком по теплому, местами по мокрому песку, ощущала на ступнях прикосновение волн. Не хотелось сейчас никого встретить, просто хотелось идти одной и думать.

Много думать… О разном. После того, как Эмма рассказала о своем положении, то взгрустнулось против воли. Вот так бывает в жизни, что ты не нужна собственному отцу, возможно, не нужна своему мужчине, совсем одна с проблемами, с которыми столкнулась впервые.

Вспомнился разрыв с Марко пять лет назад, и то, как больно было слышать его слова. Но еще больнее было знать, что они дались ему тоже тяжело. Не верилось, что Марко врал ей, говоря слова о любви. Все эти пять лет она старалась не думать об этом, гнать мысли прочь, быть на него злой, но увы, злости сейчас ни грамма не было. Она ушла, когда судьба снова столкнула ее с ним. Нет, Марко не способен на ложь, он честный, а еще делает вид, что счастливый. Но так ли это?

Она шла, наслаждаясь легким ветерком и своими мыслями. Иногда смотрела вдаль на алый закат, подмечая его красоту. Закат часто красив, но он всегда вызывает ощущения грусти или желания побыть со своими мыслями наедине. А мыслей в закат прибавляется сполна.

Адель слегка улыбнулась, увидев, как последние лучи цепляются за этот день, и посмотрела вдаль, на полоску песка, по которой проходили редкие пары влюбленных. Она слегка прищурилась, пытаясь разглядеть человека, идущего в ее сторону. Марко она узнает по походке из всех людей земного шара. Он так же смотрел на закат, неспешно ступая босиком по песку, засунув руки в карманы белых брюк. Он ее не видел, и была возможность свернуть с пляжа, уйти в отель. Но Адель продолжала идти, любуясь его фигурой.

Вот сейчас она вновь подумала о том, какими они были счастливыми. Говорит ли он своей жене слова любви так же, как говорил ей? Со страстью и теплотой в голосе.

Она шла прямо на Марко и размышляла о нем. И она не знала, что в минуты заката, он думал о ней больше, чем когда-либо. Пребывание в каждом городе давалось тяжелее, чем он мог себе представить. Быть рядом с Адель, не касаться ее, избегать встреч — это равносильно некой мучительной пытки, которую он заслужил.

Марко не сразу увидел Адель, одиноко идущую ему на встречу. Но когда знакомая фигура попала в поле его зрения, он замер, не веря глазам.

Еще днем он решил, что должен делать все возможное, чтобы избежать с ней встреч, иначе становится душно и усиливается желание коснуться ее. Особенно после ее поцелуя ради Кевина. Благодарный поцелуй не дал спать Марко полночи.

Он поклялся сам себе, что будет бороться с собой и стараться сокращать встречи.

И вот сейчас есть уникальный шанс это сделать, свернуть вправо и уйти с пляжа. Но Марко этого не делал, но и не шел вперед. Шла Адель, слегка придерживая длинную юбку, которую колыхал ветер.

Он стоял и зачаровано любовался грацией этой девушки, пока она не подошла к нему, выводя из состояния гипноза.

Их взгляды встретились, и Марко вспомнил их первую встречу в аэропорте Мальты, когда она задавала ему вопросы, просила встретиться в другом месте, а он залез в автобус, желая уехать быстрее. Какой глупец, надо было держать дистанцию на том же уровне. А он поддался чувствам и сдался, познав, какой рай находиться рядом с Адель.

— Не думала, что встречу тебя на пляже, когда солнце уходит, — прошептала она, не отрываясь смотря на него, — я думала, что как и остальные, ты набегался на пляже гоняя мяч.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Если бы, — слегка улыбнулся он, — история с собакой все еще продолжается. Пришлось присутствовать на собрании с руководителями «Charlemagne» в он-лайн формате. Решались некоторые моменты насчет выплаты пассажирке компенсации, а я просто представлял интересы своего экипажа. В частности Кевина. От руководителей можно ожидать чего угодно. Но все прошло хорошо, увольнять по-прежнему никого не будут, но сказали, что урежут ему премию. Это ожидаемое. Пусть лучше так, чем увольнение.

Адель кивнула, убирая с лица прядь волос. При свете уходящего солнца ее кожа казалась загорелой, но на самом деле, она была светлой. Он прекрасно помнил даже ее шелковистость.

— Сложная работа быть капитаном, но сложнее быть им в «Charlemagne».

— Мне нравится, — тут же вставил Марко, — я осознано пошел на этот шаг.

Адель снова кивнула и потупила взгляд. Какой он сильный духом мужчина, как же повезло его жене и дочери. Оказаться за спиной Марко мечтали бы многие.

— А что делаешь здесь ты, совсем в одиночестве?

Нет, Адель не будет говорить правду и выдавать секреты Эммы. Хотя… господи, он же капитан все равно узнает, что она однажды покинет борт на некоторое время. Года на полтора… Но в ее случае, если отец не поможет, скорее всего, срок будет меньший.

— Я уснула, как переступила порог номера, а когда проснулась, то, вот, — она пожала плечами и указала на скрывающееся за горизонт солнце. — Решила прогуляться по пляжу. Пройдешься со мной?

Марко занервничал, переминаясь с ноги на ногу. Да, черт, конечно, он хочет пойти с ней. Идти и разговаривать, смотреть на закат, встретить ночь вместе.

Но…

— Нет, прости, мне надо возвращаться, — он натянул улыбку и сделал шаг от нее в сторону, ближе к отелю и дальше от моря. Дальше от девушки, рядом с которой хотелось быть бесконечное количество часов, — хорошей тебе прогулки.

Марко отвернулся и пошел прочь, а Адель обернулась к морю, подставляя лицо ветру, вдыхая морской соленый воздух. Ей было обидно. До слез, которые готовы были вырваться наружу. А чего она заплакала? Марко имеет полное право отказать в прогулки. Он имеет право даже не задавать ей вопросы и не отвечать на ее. Он имеет право быть далеко, потому что он ей не принадлежит.

А ей обидно и горько, потому что она этого не ожидала. Но он прав! Смог взять себя в руки, как не смогла она.

Пока она мучила себя рассуждениями, Марко шел к отелю и выругался в полголоса. Чтобы совсем избавить себя от мысли об Адель, он позвонил Патриции, поговорил с Фаби. Она очень скучала, спрашивала про пони, но Марко все это время было не до пони. Но завтра есть время, они до позднего вечера будут в Майями, хотя в Париже скорее пони встретишь чаще. Может оставить пони до Парижа?

— В Риме вы будете? — Поинтересовалась Патриция, — я жду тебя дома.

— Сначала Париж, потом Мадрид, а потом Алжир. Нам еще летать и летать, прежде чем мы вернемся в Европу. Надо еще посетить Азию и Восток.

— Я наверно никогда не привыкну к твоей работе, — вздохнула Патриция, — тогда мы с Фаби будем ждать тебя сначала в Риме, а потом в Люксембурге.

Голос жены был бодр и Марко даже удивился, что, слушая ее, улыбается. Надо же, может к концу срока этого длинного рейса, он будет рад ее видеть. И она так же будет рада ему.

Засунув телефон в карман, он не торопился заходить в здание гостиницы — стоял на зеленой террасе и думал.

Он думал не о жене, хотя после разговора с домашними стало теплее. Он думал о том, что обидел Адель своей холодностью. Но он сделал это во благо для всех. Отошел на шаг назад от нее, хотя с неимоверной силой тянуло обнять и целовать каждый дюйм ее тела. Но нет, надо взять себя в руки и первый шаг он уже сделал. Далось сложно, но он смог.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Марко уже готов был уйти, подняться к себе в номер и лечь спать, но вспомнил, что сегодня весь экипаж собирается в ночном клубе. Там гораздо веселее и за веселым настроением можно не гонять в голове разные мысли. Но там будет Адель… Значит, он останется в номере и пропустит праздник. К тому же, нет особого настроения.