У нас это невозможно - Синклер Льюис

– А как ты рассчитываешь попасть в университет?

– Ха! Стоит лишь улыбнуться профессору Штаубмейеру… если только меня от этого не стошнит!

– Ах, так… Так… – Более он не нашелся: что сказать.

Раздался звонок у парадной двери, послышались шаги, и Джулиэн Фок робко вошел в комнату.

– Это еще что? – набросилась на него Сисси. – Что ты здесь делаешь? Почему ты не в Амхерсте?

– А ну его! – Он присел на корточки рядом с Сисси. С отсутствующим видом он держал ее за руку, и она, казалось, тоже этого не замечала. – Амхерсту – крышка. Корпо сегодня его закрывают. Я пронюхал об этом еще в субботу и смотался. Они завели веселенький обычай сгонять всех студентов, когда закрывают колледж, и арестовывать несколько человек, видно, для того, чтобы подбодрить профессоров. – Затем он обратился к Дормэсу: – А вы не найдете мне какую-нибудь работку в «Информере», сэр, хотя бы стирать пыль с машин?

– Боюсь, что нет, мой мальчик. Я бы рад был. Но я там на положении арестанта. Господи! Уж одно то что я вынужден так тебе ответить, говорит само за себя!

– Простите, сэр. Я понимаю, конечно. Ну, что ж, не знаю, что я буду делать. Помните, в 1933-34 и 35 году сколько толковых ребят – среди них врачи, юристы, инженеры с дипломами – никак не могли найти работу. А теперь и того хуже. Я поспрашивал в Амхерсте, попытал счастья в Спрингфилде, и здесь я уже два дня… хотел найти что-нибудь, прежде чем показаться тебе на глаза, Сис… Я даже наведался к миссис Пайк и спросил, не нужно ли ей человека мыть посуду в гостинице, но пока ничего не выходит. «Молодой джентльмен, два курса колледжа, 99,3 процента чистых кровей, основательно знающий Тридцать девять параграфов, водит машину, обучает игре в теннис, с хорошим характером, ищет работу – копать канавы».

– Ты обязательно что-нибудь найдешь! Уж я постараюсь, голубчик! – заявила Сисси. Она была с Джулиэном гораздо проще и сердечнее, чем Дормэс от нее ожидал.

– Спасибо, Сис, но, честное слово… Не хочется ныть, но похоже на то, что мне остается либо записаться в минитмены, либо пойти в трудовой лагерь. Я не могу сидеть дома и жить за счет деда. Несчастный старик не так богат, чтобы держать нахлебников.

– Послушай! Идея! – Сисси прильнула к Джулиэну и расцеловала его без всякого смущения, – Гениальная мысль! Знаешь, из серии советов «Какие новые жизненные поприща следует избирать нашей молодежи». Слушай! Прошлым летом у Линды Пайк гостила подруга из Буффало, она декоратор по внутренней отделке квартир, и вот она рассказывала, что у них там черт знает какой спрос на…

– Сисси!

..балки, настоящие, неподдельные, кустарной работы, балки, они идут для загородных коттеджей в псевдо-староанглийском вкусе. Сейчас все на них помешались. Ну вот. А у нас здесь миллионы старых амбаров с балками настоящей кустарной работы пропадают совершенно зря… Фермеры еще спасибо скажут, если их уберут. Я сама об этом подумывала… поскольку я собирать стать архитектором… а Джон Полликоп обещал продать мне замечательный старый, грязный пятитонный грузовик за четыреста монет – разумеется, до инфляционных настоящих денег – в рассрочку. А что, если нам заняться торговлей модными балками?

– Превосходно! – согласился Джулиэн.

– Что ж, пожалуй… – согласился Дормэс.

– Слушайте! – Сисси вскочила. – Пошли, спросим .Линди, как она думает. Она у нас единственный деловой человек в семье.

– Не особенно-то хочется выходить из дому в такую погоду… дороги отвратительные, – проворчал Дормэс.

– Пустяки, Дормэс! Джулиэн сядет за руль! Он не очень-то силен в орфографии, постоянно мажет в теннисе, но машину он водит даже лучше меня! Если даже его занесет, так это – одно удовольствие! Едем! Мама! Мы вернемся часа через два!

– Как же так? А я думала, ты давно в школе, – отозвалась из кухни Эмма. Впрочем, конца фразы никто из трех мушкетеров не слышал. Они уже натянули пальто, замотали шеи шарфами и вышли наружу в снег и слякоть.

Лоринду Пайк они застали в кухне, в ситцевом платье с засученными рукавами; она опускала пончики в кипящее масло – картина, возвращающая в те далекие романтические времена (которые Бэз Уиндрип старался воскресить), когда женщина, вырастившая одиннадцать детей, принявшая десятки новорожденных телят, считалась слишком хрупким существом, чтобы ее можно было обременять избирательными правами. Лицо Лоринды пылало от жара, но она весело кивнула им и вместо приветствия спросила: «Хотите пончиков? Сейчас!» Она увела их из кухни от любопытных ушей одной судомойки и двух котов, и все уселись в красивой буфетной, с расставленными на полках тарелками, чашка ми и блюдцами итальянской майолики, совершенно не уместными в вермонтской гостинице и свидетельствующими об излишне изысканном вкусе Лоринды; но она содержала их в такой чистоте и в таком порядке, которые делали честь ее хозяйственности и аккуратности Сисси коротко изложила свой проект, за голыми цифрами которого угадывалась очаровательная картина: она и Джулиэн, пара бродячих цыган в хаки, продают с грузовика серебристые старые сосновые балки.

– Ничего не выйдет, – с сожалением сказала Лоринда. – Дорогие загородные виллы… Их, конечно, строят. Просто диву даешься, сколько всяких дельцов и ловкачей зашибают неплохие денежки на всей этой шумихе с передачей их богатства массам. Но все строительство в руках подрядчиков, связанных с нынешними заправилами. Добрый старый Уиндрип так дорожит всеми американскими институтами, что сохранил наше традиционное взяточничество, хотя и уничтожил нашу традиционную независимость. Они не дадут вам заработать ни цента.

– Она, кажется, права, – сказал Дормэс.

– Это, пожалуй, в первый раз, – усмехнулась Лоринда. – Раньше я наивно думала, что женщины-избирательницы слишком хорошо знают мужчин, чтоб поверить их благородным заверениям по радио.

Они сидели в автомобиле перед гостиницей; Джулиэн и Сисси впереди, Дормэс на заднем сиденье, внушительный и несчастный в своих многочисленных одеждах.

– Такие дела, – сказала Сисси. – Хорошие времена наступили для молодых мечтателей, и все благодаря Диктатору. Изволь маршировать под военный оркестр… либо сиди дома… либо иди в тюрьму.

– Да… Ну, ладно, что-нибудь да я найду. Сисси, ты пойдешь за меня замуж… когда я найду работу?

(Прямо невероятно, думал Дормэс, как эти современные несентиментальные сентименталисты игнорируют его присутствие… Точно животные.) Даже раньше, если захочешь. Хотя брак представляется мне теперь сплошной нелепостью, Джулиэн. нельзя же в самом деле так: после того, как мы убедились воочию, что все наши старые учреждения – это гниль и ложь, после того, как мы видели, как церковь, государство и все прочее пали ниц перед корпо, нельзя же ожидать от нас, что после всего этого мы будем по-прежнему доверчиво смотреть им в рот. Но для спокойствия таких нетронутых умов, как твой дедушка и Дормэс, нам придется, наверно, сделать вид, что мы верим, будто священники, поддерживающие Великого Шефа Уиндрипа, все-таки уполномочены господом-богом продавать разрешение на любовь!

– Сисси!

– Ох! А я и забыла, что ты здесь, папа! Но как бы то ни было, детей у нас не будет. Я люблю детей! Я была бы рада, если бы вокруг меня носилась дюжина этаких очаровательных дьяволят. Но когда люди так раскисли, что отдали мир на произвол ничтожествам и диктаторам, пусть не ждут, что порядочная женщина станет поставлять детей в этот сумасшедший дом! Чем больше действительно любишь детей, тем меньше хочется рожать их в такое время!

На это Джулиэн возразил решительным тоном наивного ухажера прошлого века:

– Да. Но дети у нас все-таки будут!

– Черт его знает, может, и будут! – ответила нежная девушка.

Между тем именно Дормэс, которого меньше всего принимали в расчет, нашел работу для Джулиэна.

Старый доктор Олмстэд тянулся изо всех сил, стараясь заменить своего бывшего компаньона Фаулера Гринхилла. Но ему трудно было зимой править машиной, и он так люто ненавидел убийц своего друга, что не соглашался пользоваться услугами не только молодых людей, состоящих в ММ, но даже тех, кто фактически признал теперешних правителей, отправившись в трудовои лагерь. Итак, выбор его пал на Джулиэна, которому отныне предстояло возить его и днем и ночью, а со временем и помогать при анестезировании и перевязках; и Джулиэн, который за неделю мысленно переменил целую кучу профессий, представив себя авиатором, музыкальным критиком, инженером по кондиционированию воздуха и археологом, занимающимся раскопками на Юкатане, теперь твердо решил отдать себя медицине, заменив таким образом Дормэсу его покойно го зятя-доктора.

И, прислушиваясь к тому, как Джулиэн и Снсси мечтают, ссорятся и шепчутся в полуосвещенной гостиной, Дормэс черпал у них – и у них, и у Дэвида, и у Лоринды, и у Бака Титуса – решимость продолжать свою работу в редакции «Информера» вместо того, чтобы придушить Штаубмейера,