Шальная звезда Алёшки Розума - Анна Христолюбова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Слава Богу! — Алёшка чуть не бегом устремился в сторону фрейлины. — Мавра Егоровна, скорее! Помогите мне! Елизавете Петровне худо!
На его крик Мавра обернулась, как-то медленно и словно бы с трудом, окинула взглядом «сатира и нимфу» и вдруг беззвучно сползла на землю.
* * *
Анна двигалась по пустому тёмному дворцу, вздрагивая от скрипа половиц под собственными ногами. Свет луны, огромной, круглой, янтарно-золотистой лился в окна, наполняя комнаты медовым сумраком. Кажется, во всём огромном здании не было ни души. Оно и понятно — все празднуют Купалу.
Тёмная тень выросла внезапно и шагнула навстречу столь стремительно, что она вскрикнула и отшатнулась. Сердце ухнуло вниз, от мгновенного ужаса закостенели руки и ноги, а горло парализовала судорога, и вместо крика она смогла издать лишь жалкий слабый всхлип.
Сильные руки подхватили, прижали к себе, жаркие, будто горячечные, губы принялись осыпать поцелуями её лицо.
— Ты?! Господи… Это ты… Ты! Ты! — Она смеялась, прижимала его к себе, целовала, шептала имя и снова смеялась и шептала, трогала во мраке лицо и волосы, узнавая и дрожа, как в жару, пока, наконец, не поверила, что это не сон, что он действительно здесь, рядом и обнимает её. И тогда схватила за руку и повлекла в свою горницу.
Потом она лежала рядом, ерошила густые волнистые волосы, гладила расслабленное тело, кожа была чуть влажной, прохладной и хотелось тереться о неё лицом, прижиматься, ласкаться… Он перекатился на спину и уложил её сверху.
— Как же я соскучилась по тебе! Господи, какое счастье, что ты снова со мной! Ты… ты не оставишь меня опять одну?
Наконец, он разомкнул губы, впервые за эти мгновения — не то часы, не то секунды.
— Я никому тебя не отдам. Слышишь? Больше нас не разлучат. Никогда.
Глава 15
в которой Мавра болеет, а Прасковья выдаёт чужие тайны
Дверь подклета открылась, как обычно не скрипнув, впуская внутрь — словно собака хорошо знакомого человека. Тень, будто отделившийся сгусток темноты из подвала, замерла на пороге, быстро обвела комнату взглядом и, заметив фигуру, лежащую на кровати, осторожно приблизилась.
— Спишь? — чуть слышно спросил вошедший. Ответом ему была тишина.
Лунный свет, лился в окна, и в его блёклом сумраке человек возле постели вдруг наклонился, а затем, присев на корточки, тронул пятно, влажно темневшее на светлом дощатом полу. На пальцах остался липкий чёрный след.
Кровь.
Он растерянно поднялся, вглядываясь в лицо лежащей в постели женщины, замешкался, словно колеблясь, не позвать ли кого, но в этот момент со стороны наружних покоев прозвучали шаги — очень быстрые и частые, почти бегущие.
Человек метнулся было в сторону выхода из подклета, но понял, что не успеет — дверь снаружи уже открывалась, в приотворившемся проёме мелькнула длинная пола и носок туфли. Ночной гость бесшумно упал на четвереньки, лёг на пол и в мгновение ока закатился под кровать.
* * *
Свеча на туалетном столике истекала каплями воска, будто слезами. В её свете лицо Мавры тоже казалось восковым — изжелта-бледным, точно у покойницы.
— Арман! Ну почему ты молчишь?! Что с ней? — Елизавета почти кричала.
Лесток опустил безжизненную руку, что держал, слушая пульс, и невозмутимо ответил:
— Похоже на выкидыш.
Елизавета охнула и зажала рукой рот.
— И… как ей помочь? Она не умрёт? — Ей вдруг сделалось страшно.
— Разумеется, я сделаю всё, что в моих силах, но я не повивальная бабка, нужных снадобий у меня в хозяйстве нет.
— Значит, надобно послать в посад за повитухой. — Елизавета вскочила, готовая бежать, но Лесток ловко поймал её за руку и придержал.
— Не спешите, Ваше Высочество! — Он усадил её рядом. — Я бы не советовал… очень не советовал вам этого делать.
— Но почему?
— Потому что уже завтра весь посад будет знать, что ваша незамужняя фрейлина выкинула ребёнка. Это сильно ударит по репутации Вашего Высочества, прошу прощения, и без оных слухов небезупречной в глазах света. Больше того, через неделю об этом вопиющем происшествии узнают и в Москве. Можете представить реакцию Её Величества? Мы говорим с вами с глазу на глаз, а следовательно, я могу не утомлять ни вас, ни себя ненужным политесом… Здесь ни для кого не секрет, что императрица спит и видит, как бы отправить вас в монастырь, и можете не сомневаться — случившееся преподнесут как свидетельство распутства, царящего при вашем дворе, а возможно, и детоубийства… И вы обе окажетесь в монастыре.
— Что же делать? — Елизавета с трудом сглотнула.
— Оставить всё, как есть и молиться, чтобы натура справилась своими силами. Вам изрядно повезло — кажется, кроме вашего гофмейстера никто о случившемся пока не знает.
— Гофмейстера? — Она удивилась.
— Да. Это он нашёл её во дворе без памяти и принёс сюда.
Елизавета попыталась ухватить какую-то мысль, не то воспоминание, не то сновидение — отчего-то упоминание о гофмейстере заставило болезненно поморщиться, но Лесток сосредоточиться не дал:
— Вы должны сохранить случившееся в тайне и гофмейстеру своему прикажите молчать. Не знаю… припугните его чем-нибудь… Прочим я сообщу, что у Мавры Егоровны тяжёлая инфламмация[104], чрезвычайно заразная, и запрещу заходить в её комнату. От прислуги это тоже надо сохранить в секрете. Всё запачканное бельё лучше будет тайно сжечь.
— Но зачем? — Елизавету била дрожь, она чувствовала, как капли пота, отвратительные, холодные, как пиявки, ползли по коже под нательной рубахой.
— Затем, что при вашем нынешнем положении даже намёка на слухи возникнуть не должно… Вы понимаете, что одной ногой уже вступили в монастырскую келью?
— Но я не могу просто так бросить её умирать! — Елизавета почувствовала, как глаза налились слезами.
— Вы и не бросаете. Я дипломированный хирург как-никак и сделаю всё, что в моих силах, чтобы помочь ей. А вы — молитесь.
---------------------
[104] инфекция, воспаление
* * *
Жалкий легковерный идиот! Как истинный рогоносец, он узнал обо всём последним! Не зря подшучивал Ивашка Григорьев. Всё было именно так, как он намекал — Мавра сошлась со сладкоголосым мужланом-казаком.
Нынче ночью Пётр всё видел сам. Собственными глазами. Проклятый гофмейстер вышел из Мавриной комнаты, воровато огляделся по сторонам и чуть не бегом прочь убежал, а когда Пётр заглянул туда, она лежала в постели и безмятежно спала.
Как же он был слеп! Третью неделю Мавра избегала его. Она-то!
