Шальная звезда Алёшки Розума - Анна Христолюбова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Водрузив на голову Розуму свой венок, Анна бросила быстрый взгляд через плечо. Так и есть! Смотрит. У братца Михайлы был такой ошарашенный вид, что она едва не расхохоталась. Так-то тебе, пёс поганый! Будешь знать, как чужие письма читать! Помечись теперь, последи, иуда!
И, улыбнувшись казаку, Анна устремилась в гущу пляшущих людей. Настроение было прекрасное! Сегодня впервые за последние три месяца — с тех пор, как мать застала в её светёлке Митеньку, — ей хотелось петь, плясать и смеяться. Анна сама удивлялась своему состоянию — чудилось, что именно сегодня, в этот древний праздник случится что-то удивительное и обязательно радостное!
Рыжий конопатый парень налетел на неё в толпе и притянул к себе, обняв за талию. Анна не успела влепить наглецу оплеуху, как ухо обожгло жаркое дыхание:
— Анна Демидовна, это вам! Спрячьте, чтоб не увидали! — и в ладони Анны очутился кусочек бумаги.
Рыжий с хохотом прянул прочь, и Анна устремилась в гущу очередных пляшущих. Записка жгла пальцы. Ныряя среди людей, она выбралась на край поляны, огляделась — ни фискалки-горничной, ни любезного братца Михайлы поблизости не было. Анна быстро развернула записку, поднесла к самым глазам, силясь прочесть в рассеянном молочном лунном свете, а прочитав, вновь оглянулась и, подобрав подол сарафана, почти бегом устремилась в сторону посада.
Глава 13
в которой праздник продолжается, а Алёшка становится самым несчастным человеком на свете
— Уф! Насилу хоть кого-то нашёл! Как сквозь землю все провалились…
Алёшка оглянулся и увидел улыбающееся лицо Александра Шувалова.
— Ты Прасковью Михайловну не видал?
Алёшка покачал головой.
— Надо найти её, она ж трусиха страшная и не любит таких игрищ, небось, от ужаса окоченела.
И Шувалов вновь нырнул в толпу.
Алёшке подумалось, что он прав — нельзя оставлять барышень без присмотра в этом разгуле. Конечно, народу кругом полно и никто не обидит, но всё же… И он закрутил головой, пытаясь различить хоть чьё-нибудь знакомое лицо.
Мелькнули молодые девки из домашней прислуги, один из конюхов, истопник Василий и ещё несколько знакомых с посада, на миг показалось лицо Михайлы Воронцова — поджатые губы презрительно кривятся. Встретившись глазами с Алёшкой, он отвернулся.
Медленно переходя от костра к костру, Алёшка искал своих, сокрушаясь, что засмотрелся по сторонам и упустил момент, когда Елизавета растаяла в гуще празднующих. Вот уж её-то точно не следовало оставлять без пригляда.
Дойдя до реки, он спустился к воде. Пока здесь никого не было, позже придут девушки, пускать на воду гадальные венки, а сейчас берег был пуст. Он уже повернул назад, чтобы вновь идти на луг, когда за ветвями ракитника почудилось шевеление, а ухо уловило тихий смех. Он обогнул лохматый куст и замер — там на траве Данила жарко целовал Елизавету. Лица её Алёшка не видел — цесаревна сидела к нему спиной, но он узнал красный сарафан и пышные золотистые волосы, рассыпавшиеся по плечам. Вновь прозвучал тихий журчащий смех, и Данила мягко уложил свою даму на травяную перину…
* * *
Михайла Воронцов проводил взглядом стройную прямую фигуру кузины — та с двумя девушками, своей горничной и ещё одной, из комнатной дворцовой прислуги, встала в хоровод вокруг одного из костров — и озадаченно почесал лоб. Ну и дела… Ай да Нюшка! Двух месяцев не прошло, как забыла ненаглядного и завела амуры с другим. Вот уж верно говорят: «Бабьи слёзы дёшевы». А уж рыдала по своему купчишке! Тётка Авдотья боялась, как бы топиться не вздумала, умоляла матушку порадеть, чтобы пристроить непокорную дочь к Елизаветину двору. Пристроили на его голову…
То-то Михайле казалось, что она последнее время успокоилась и повеселела… Дерзить ему начала… Вот окаянная девка! Тянет её на всякую голытьбу! Сперва купец, а теперь и вовсе мужика нашла. Честь дворянская для неё — пустой звук! Никакой гордости! А ему новая докука. То следил, чтобы любезнику писать не вздумала, а теперь совсем беда — придётся караулить, чтобы с Розумом этим не сошлась. И случись что, весь спрос с него будет — не уследил.
Михайло досадливо сплюнул. Все ровно с ума от этого казака посходили: и фрейлины, и девки сенные. Да что там девки! Елизавета — и та на него заглядывается… Быстро Шубина своего разлюбезного позабыла… А как убивалась! Михайло ей даже сочувствовал… А на деле оказалось всё, как у прочих: бабья любовь, что роса утром — солнце взошло, и нет её, будто вовсе не бывало.
Подошли Иван Григорьев и Пётр Шувалов, второй хмурый и злой, первый, напротив, весёлый и довольный.
— Что, всё пасёшь свою козу? — хмыкнул Григорьев, проследив за взглядом Михайлы. — Экий ты безотвязный! Продыху девке не даёшь…
— Это она мне продыху не даёт! Навязались они на мою голову, — процедил Михайло зло. — Тётка может радоваться! Не желала зятя-купчину? Получи мужика!
Григорьев присвистнул:
— Никак Розум?
— Чтоб его черти задрали! — свирепо рыкнул Михайло.
— Вот пострел — везде поспел! — рассмеялся Григорьев, пожалуй, даже завистливо. — Сущий петух! Весь курятник к его услугам…
Внезапно Шувалов, до этого момента стоявший рядом с хмурым видом, швырнул на землю венок, который зачем-то держал в руках, и зашагал прочь с купальского луга.
— Чего это он? — удивился Михайло.
— Тоже, видать, свою козу не укараулил. — Григорьев усмехнулся.
* * *
Очнулся Алёшка уже возле самого дворца, и как здесь очутился, совершенно не помнил. Впрочем, это сейчас волновало меньше всего. В груди будто воткнули огромный раскалённый гвоздь и ковыряли им, медленно, с изощрённой жестокостью — даже дышать было больно. Он и представить себе не мог, что это так мучительно — знать, что любимый человек любит другого. Вновь шевельнулась мысль, что нужно уходить, возвращаться домой, но следом за ней отчего-то пришла другая: хрупкая, но несгибаемая Анна готова бороться за возлюбленного до конца, пойти наперекор обычаям, предрассудкам, семье и даже Богу, а он, выходит, сразу же сдался? Отступил без боя?
Полноте! Какой из него боец? Он даже в детстве почти не дрался… Отчего-то все выяснения отношений с его участием беспременно заканчивались смехом. Да и кой толк в борьбе, если Елизавета выбрала не его? Анна сражается за человека, которого любит сама и который любит её. Вдвоём они могут горы свернуть. Он же один и никому не нужен…
Парадная дверь оказалась заперта, и Алёшка побрёл во двор к чёрному крыльцу. Вышел к хозяйственным постройкам, первой из которых была мыльня, и остановился