После рассвета будет закат - Виктория Цветаева

мы сделаем всё, что от нас зависит, – похлопал он меня по плечу, подбадривая, чтобы не раскисал.

– Спасибо вам, – всё, что мог выдавить из себя в этот момент я, горло сдавило спазмом, не позволяя сделать вдох.

– С вами всё хорошо?– с беспокойством в голосе поинтересовался он. – Вы сами-то в порядке?

– Да, я в порядке. К ней можно? – спросил я отрешенным голосом сразу, как справился с волнением, не узнавая его, таким чужим он мне показался.

– Нет, пока нельзя. В реанимацию допускаются только близкие родственники. И ещё одно, сообщите родителям, они должны быть рядом, мало ли что. Бывает это помогает пациенту в выздоровлении. Почувствовать близких людей и услышать их голос – это хороший стимул встать на ноги. Действуйте, молодой человек! – я только молча кивнул, соглашаясь с этими разумными доводами.

– С деньгами нет проблем, если нужны какие-либо лекарства скажите мне, я всё достану, – горячо стал заверять его я.

Ради здоровья своей любимой готов был на всё, даже жизнь свою отдать, если придётся.

– Наша больница обеспечена всем необходимым, ваша сестра ни в чем не будет нуждаться, – убеждал он меня, но волнение не отпускало меня ни на минуту.

Сказать можно всё что угодно, мой девиз всегда был "доверяй, но проверяй", и я был настроен убедиться в честности и профессионализме этого врача. Мы ещё немного с ним поговорили: он выяснял обстоятельства, при которых она заболела и как давно. Я не стал вдаваться в подробности, просто сказал, что Оля длительное время провела на улице и перемёрзла. Он ушёл, а я не теряя время сразу пошёл звонить Марату.

– Марат, – даже не здороваясь начал разговор я, – мне нужен Олин домашний номер телефона, имя и отчество её родителей. Достань мне эту информацию, это срочно! Утром чтобы все было у меня, жду в первой городской. И ещё одно, пробей мне Олиного лечащего врача, толковый или нет. Записывай Левченко Игорь Петрович, жду! – и бросил трубку, не дожидаясь ответа.

Я провёл в больнице всю ночь, бегая из стороны в сторону, как тигр в клетке. Утром вся нужная мне информация была у меня. Марат заверил меня, что лечащий врач один из лучших в городе, что заставило меня выдохнуть от облегчения, хоть одна хорошая новость. Теперь я был намного спокоен и знал, что моя девочка в надёжных руках. Теперь самое важное – позвонить её родителям. Я обязан был хоть что-то для неё сделать и набрал нужный номер.

– Алло, – ответил мне слегка хриплый после сна голос.

– Здравствуйте, это Нина Николаевна? – робко поинтересовался я.

Мне было стыдно и неловко сообщать такие плохие новости, причиной которых стал я сам. Но это должен сделать именно я, а не кто-то другой. Ради Оли я был готов на всё.

– Да, это я, что-то случилось с Олей? Кто вы? – заволновалась она.

– Случилось, ваша дочь Ольга в больнице, – я не стал ходить вокруг да около и выпалил сразу самое важное на одном дыхании.

– Что с ней? Она жива? – спросила женщина сдавленным, дрожащим голосом.

– Да, ваша дочь жива, не волнуйтесь. Она в реанимации, под аппаратом, подробностей не знаю, но врачи дают положительные прогнозы, – поспешил я успокоить Олину маму.

Мало ли, а вдруг она в возрасте уже или с сердцем какие проблемы, а я вот так ей правду-матку рублю с порога. Надо же девушку люблю, жениться хочу, а ничего о ней не знаю. Сразу у нас пошло всё не так, как у нормальных людей.

– Я так и знала…, чувствовало моё материнское сердце, что что-то плохое с ней происходит. Девочка моя…, – тихо заплакала в трубку она, но взяв себя в руки, твёрдым голосом произнесла, – говорите адрес, мы приедем как можно скорее…

Не дожидаясь Олиных родителей, я уехал домой, там мне места не было. Я ей никто, хотя хотел стать всем для неё, но не получилось. Где я ошибся? Когда всё пошло не так? Права была Оля, я просто избалованная эгоистичная скотина… Она всё понимала и была намного мудрее, а я не видел очевидных вещей. Ей лучше было умереть, чем быть со мной… Как это больно осознавать, что я своими ногами растоптал то прекрасное, что стало зарождаться между нами… Она сам свет для меня и теперь без неё мой мир, как в том сне, действительно погрузился во тьму без надежды на спасение…

Она меня никогда не простит…..

Глава 28. Рустам.

Каждый день я звонил в больницу и справлялся о здоровье моего Оленёнка. Она очень маленькими шажочками шла на поправку, и я молил Аллаха за это чудо исцеления каждую минуту своей жизни, практически не вставая с колен и молясь без остановки. Без неё мне было непросто, и я каждый день передавал в палату ей бело-розовые розы с отрезанными шипами, разные мягкие игрушки и всякие мелочи, тем самым напоминая о себе, что я рядом и думаю о ней. Все эти сюрпризы обязательно подкреплял романтическими записками с признаниями в любви и пожеланиями скорейшего выздоровления. Пару раз я приезжал, но она не хотела меня видеть, что несомненно огорчало, но главное я боялся, что это не временный отказ от встречи, а осознанное прерывание всех отношений. Мне нужно было с ней поговорить, я больше не мог томиться в безызвестности и через две недели, когда она уже чувствовала себя намного лучше, я решился пробиться к ней, поговорить, объяснить, что я ни в чём не виноват и не изменял ей.

В платной палате, которую я ей обеспечил она была одна. Час близился к обеду, и у неё было время инъекций. Моя девочка была слегка бледная, но как всегда безумно красивая… Родная моя…, любимая…, как же я сильно скучал… Мне хотелось подлететь к ней, схватить в свои объятья и никогда больше не отпускать, но всё что я мог так это стоять и любоваться ею. Я ласкал взглядом каждую её черточку, впитывал каждый взмах ресниц, ловил каждый вдох и выдох и буквально плыл от этих ощущений.

– Привет, милая, как ты? – неуверенно зашёл я в палату и стал приближаться к ней, не зная как себя вести.

В руках у меня был букет её любимых роз, которые я тут же положил рядом с ней на подушку.

– Я больше не люблю эти цветы, – ответила она на моё приветствие со сталью в голосе. – Они символизируют чистоту и невинность, а я таковой больше не являюсь. Я… чувствую себя грязной и использованной вещью, пришедшей в негодность…,– спокойно и без эмоций, говорила она, глядя прямо мне в глаза ничего не выражающим взглядом.

– Что ты такое говоришь? Ты самая чистая…, самая родная и любимая…