Ловушка уверенности. История кризиса демократии от Первой мировой войны до наших дней - Дэвид Рансимен

всеобщим ощущением инерции. Западным демократиям не хватало уверенности. «Миром, – писал Рестон, – сегодня руководят коммунистические правительства, которые правят страхом и силой, и некоммунистические правительства, которым не доверяют их собственные народы». Происходящее в Британии было симптомом более общего заболевания: все было плохо, но не настолько, чтобы политики взялись решать проблемы.

Рестон говорил, что демократиями теперь правили не «красноречивые ораторы и идеалисты», а «политики-технари», которые на каждый вызов отвечали компромиссами и увертками. Демократические страны шли по пути, которым нельзя было идти слишком долго, поскольку они потакали капризам своего электората, но не могли разобраться с долгосрочными проблемами, созданными «стагфляцией» (т. е. увеличением цен при минимальном экономическом росте) и ненадежным энергообеспечением. По словам Рестона, сложилась «неловкая, тревожная, даже опасная, но не “катастрофическая”» ситуация. В результате «Г-н Хит и г-н Вильсон столкнулись с парадоксом: стране угрожает серьезная опасность, но не настолько серьезная, чтобы им пришлось объединиться ради ее спасения. Поэтому и в дальнейшем им будет не хватать расторопности». Но это не может продолжаться бесконечно: вечная неразбериха рано или поздно прикончит демократию. «Политический “закат Запада”, – делал вывод Рестон, – является отныне не предметом теоретической дискуссии, а зловещей реальностью».

В Британии неразбериха продолжалась на протяжении всего 1974 г. Новое правительство Вильсона продержалось недолго. На фоне ухудшающегося экономического положения в октябре прошли вторые выборы. Они, как и предыдущие, не привели к решительному повороту, и Вильсон вынужденно застрял в парламенте с незначительным большинством. В то же самое время демократии по всему миру развивались по схожей схеме. Правительства уходили в отставку, их сменяли другие, но казалось, что у них ничуть не больше власти или понимания того, к какой цели двигаться. Часто они уходили из-за скандалов, которые привели к смещению выборных руководителей в Германии, Японии, Израиле, Италии и Америке. На Уотергейт – самый значительный скандал в США – было потрачено огромное количество политической энергии, причем в то самое время, когда экономические и геополитические противоречия достигли, казалось, пика. Американская демократия, пытающаяся справиться с провалом во Вьетнаме, решила замкнуться на себе. Это еще больше обостряло ощущение того, что западные демократии остались без руля и без ветрил.

«The Economist» в своем годовом обзоре назвал 1974-й «годом, который будет помниться ужасным». По словам издания, этот год характеризовался «политикой откладывания черного дня»[51]. Основные проблемы не решались, тогда как преходящие вопросы поглощали все силы и все внимание. «The Economist»», как обычно, был уверен в том, что демократия прорвется. Однако ее поджидали более серьезные опасности, притаившиеся где-то в тени. За отвлекающими моментами демократической жизни слышался рокот чего-то намного более страшного. Во многих западных странах трюизмом тогдашних политических дискуссий стало то, что демократия не сможет пережить продолжительного приступа высокой инфляции: социальный дисбаланс станет слишком большим, и для восстановления мира потребуются автократические меры. Предельным уровнем инфляции, который демократия уже не сможет выдержать, считались примерно 20 %. К концу 1974 г. уровень инфляции в Британии достиг 19 % и продолжил расти; в Италии, Израиле и Японии он был даже выше. Часто приводили зловещий пример Латинской Америки.

В Чили в предыдущем году избранное социалистическое правительство Сальвадора Альенде было свергнуто в результате военного переворота, а в 1974 г. генерал Аугусто Пиночет провозгласил себя главой государства. В Аргентине к власти вернулся несколько поблекший кафешантанный автократ Хуан Перон, который умер в июле, а его место заняла его третья жена. В то же самое время наблюдался рост левацкого терроризма, и не только в Латинской Америке, но также в Европе, где «Красные

бригады» в Италии и «Фракция Красной Армии» в Западной Германии совершали регулярные акты насилия. В Северной Ирландии британское государство пыталось задавить сепаратистский конфликт, который перекинулся на территорию самой Британии, что привело к ряду терактов. На улицах многих западноевропейских столиц можно было нередко встретить солдат. В 1974 г., когда стали раздаваться тревожные предупреждения о необходимости чрезвычайных мер, сама ткань демократического устройства казалась изрядно потрепанной. Что будет, если она порвется?

В то же время политические обстоятельства 1974 г. не представлялись всего лишь кризисом демократии. Это был вообще плохой год, настоящий глобальный кризис. Инфляция, экономическая неопределенность, политические потрясения – все это стало проблемой для самых разных режимов (исключая, быть может, только богатые нефтяные автократии Ближнего Востока). Казалось, что с демократией дело обстоит хуже, поскольку расшатанность демократической жизни было несложно увидеть невооруженным взглядом: скандалы, акты насилия стали более заметными и широко освещались в прессе, так что почувствовать надвигающиеся потрясения было легко. Эта поверхностная активность не только отвлекала от более серьезных вопросов, но и стала отдушиной для недовольства. У автократических режимов такой отдушины не было. Неудовлетворенность режимом приходилось загонять глубоко внутрь, иначе бы она смела все на своем пути. В 1974 г. более сильные автократические режимы, особенно в Восточной Европе, замалчивали обстоятельства кризиса, что в будущем приведет к катастрофическим последствиям. Другие автократии, более слабые, особенно в Южной Европе, стали жертвами кризиса.

Теперь, глядя назад, можно сказать, что 1974 год был для демократии хорошим плохим годом. Все плохое, что случилось, часто случалось вместо чего-то намного худшего. Наиболее серьезные последствия испытали на себе те недемократические страны, которые не могли справиться с плохими событиями, случившимися с ними. Но в те времена это понимали лишь немногие люди, жившие в демократических странах. Большинство, подобно Рестону, думали, что в долгосрочной перспективе демократия проиграет, если не сможет собраться. Однако кризис 1974 г. не предвещал собой заката Запада. Скорее уж, он помог отсрочить черный день.

Этот раздел посвящен кризису-Западной-демократии-который-не-случился. Совершенный шторм так и не разразился, демократия выжила. Но поучительно то, как именно она выживала: ощущение надвигающейся катастрофы оказалось преимуществом, поскольку оно помогло демократиям спустить пар. Тем не менее это значило, что они на самом деле не знают, что делают. Ощущение рассеянности, а не решимости, – вот что спасло демократию в 1970-е годы.

Война и разрядка

В 1972 г., на 25-ю годовщину провозглашенной Липпманом «холодной войны», в США была переиздана его одноименная книга вместе со статьей Кеннана, которая его вдохновила. Редактор нового издания предположил, что две эти работы стоит прочесть вместе, поскольку, по его словам, «холодная война умерла, и вскрытие уже началось» [Lippmann, 1972, р. VII]. В этой войне не победила ни одна из сторон. Вместо этого они постепенно сдавали назад, так что конфронтация сменилась приспособлением, а взаимная настороженность сверхдержав – разрядкой. Теперь обе стороны искали возможности сосуществования. Было ясно, от какой стороны поступил запрос сбавить обороты – от демократических стран, уставших первыми. У них больше не было сил