Шерлок Холмс и десять негритят - Сергей Николаевич Ульев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ватсон сидел весь бледный и сосредоточенный.
— Позвольте вам напомнить, мистер Марлоу, — сказал он, бессознательно наматывая себе на палец стетоскоп, — что я в некотором роде врач, и как медик интересуюсь человеческим телом исключительно в качестве объекта научных исследований. И мы с Холмсом…
— Может быть, вы нам все — таки скажете, приятель, где вы позабыли своего любимого друга? — перебил его Марлоу.
— Шерлок Холмс… он принял кокаин… слишком большую дозу… это ужасно, джентльмены… — хрипло выдавил из себя Ватсон. — Он скончался! — и доктор уронил голову на скатерть.
Мегрэ бросило в жар, он отложил трубку в сторону и вытер лицо платком. Кресло под ним застонало, как раненный вепрь.
— Это был поистине великий человек. Примите мои соболезнования, месье Ватсон.
— Я тоже… присоединяюсь, — снял шляпу Марлоу.
— Благодарю вас, джентльмены, — ответил доктор, теребя руками скатерть.
Не переставая тяжко вздыхать, Мегрэ вытащил записную книжку и вывел очередные два крестика.
Дворецкий торжественно вкатил в гостиную тележку с возвышавшимся над ней румяным пудингом и подвел ее к столу.
— Уберите, пожалуйста, вашу г-голову, сэр, — попросил он Ватсона, продолжавшего сидеть, уткнувшись в скатерть лбом. — Я привез вам пудинг.
Доктор выпрямился и стал вытирать платком глаза.
— Пудинг с изюмом! — провозгласил дворецкий.
Он водрузил блюдо на стол, разложив пудинг по тарелкам. Затем разлил по чашкам чай.
Марлоу первым схватился за свой кусок, быстро запихнув его в рот. Судя по выражению его лица, выпечка ему понравилась.
Но только в первый момент.
— Не советую вам пробовать этот пудинг, господа, — вдруг проговорил Марлоу со странной улыбкой, — если, конечно, вы не желаете провести остаток дней в объятиях унитаза! — и, издав короткий смешок, он с грохотом скатился под стол.
— Кажется, это была его последняя шутка, — словно в забытьи пробурчал Мегрэ.
— Вот и Марлоу капутус, — с грустью заметил Ватсон. — С этой минуты, джентльмены, я решительно отказываюсь что — либо понимать.
Мегрэ вдруг будто очнулся от дремы и яростно заколотил кулаками по столу.
— Томас! Томас!! — взревел он. — Томас!!!
— Я здесь, месье, — учтиво склонил голову дворецкий, возникнув у него из — за спины.
— Какая стряпуха готовила этот пудинг?
— Этот пудинг приготовил я, месье. Он с изю — у — умом.
Мегрэ, казалось, не хватило воздуха, чтобы разразиться проклятиями, и он целых две минуты беззвучно тряс над головой крепко сжатыми кулаками.
— Кто научил вас так готовить, болван?! — наконец, выкрикнул он.
— Этот пудинг я приготовил по рецепту хозяина замка.
— Вы идиот, Томас! И в этом ваше счастье. Будь у вас хоть немного мозгов, я засадил бы вас в тюрьму как пособника убийцы.
— Я всего лишь слуга — га — га, месье. Мне было велено выпечь на вторые сутки к ужину пуд — динг, и я его вы — ы — ыпек. Если он вам не нравиться, то это дело вку — уса.
— Нет, он в самом деле идиот! — всплеснул руками Мегрэ.
— Ну что прикажете с ним делать, Ватсон?
Доктор рассеянно вертел в руках свою тарелку с нетронутым куском пудинга.
— Вы забыли поставить очередной крестик в вашей записной книжке, сэр, — напомнил он.
— Ох, да! — спохватился Мегрэ и полез в карман.
— С этой минуты, чтобы мы не ели и не пили, — задумчиво произнес Ватсон, — первый укус или глоток должен принадлежать дворецкому.
— Неплохая мысль, доктор! Слыхали, Томас? Ну — ка живо принимайтесь за пудинг!
Дворецкий отрицательно помотал головой.
— Я не буду это есть, месье.
— Ну это мы еще посмотрим, голубчик, — угрожающе расправив плечи, Мегрэ стал выбираться из — за стола.
— Благодарю вас, месье, я сыт, — сказал Томас, отступая к стене. — Я поужинал на кухне.
— Сядьте, сэр, — сказал Ватсон Мегрэ. — И так ясно, что пудинг отравлен. А дворецкий нам еще пригодится. Вы же не собираетесь умирать здесь от голода и жажды? Томас, доставьте мистера Марлоу в его спальню.
— Хорошо, сэр.
— И почистите на нем костюм, — ворчливо добавил Мегрэ. — Он, должно быть, запылился.
Глава 47. Версия Мегрэ
За окнами стало совсем темно. Усилился ветер. Было слышно, как он завывает снаружи и яростно бьется об окна замка.
Вдруг почерневшее небо прорезала огромная уродливая молния, и после неизменной паузы раздался оглушительный грохот, который, казалось, должен был бы низвергнуть небеса на землю. Начался дождь, превратившийся вскоре в самый настоящий тропический ливень.
Мегрэ разжег трубку, угасшую вслед за кончиною Марлоу, и без нужды, просто чтоб убить время, стал чистить себе ногти.
— Что будем делать, мистер Мегрэ? — спросил Ватсон, глядя, как по окнам сверху вниз быстро скользят водяные струйки.
Мегрэ не ответил, он даже не услышал этих слов. С ним иногда случалось подобное: он словно исчез из гостиной. Он находился в замке Киллерданс и в то же время витал где — то далеко — там, где не было ни страха, ни печали, ни любви, ни ненависти, ни каких бы то ни было мыслей. Одни только грязные ногти на пожелтевших от табака пальцах.
— Почему вы молчите? — громко произнес Ватсон.
Мегрэ вскочил, озираясь с тупым удивлением.
— Что случилось, месье?
— Просто я спросил, что мы будем делать дальше.
— Что делать?.. — повторил комиссар, пожав плечами. — Что…
Он подошел к окну и вдруг стал говорить как бы сам с собой, повернувшись спиной к собеседнику.
— По какой причине человек совершает преступление? Из ревности, жадности, ненависти, зависти, значительно реже из — за нужды. Короче говоря, его толкает на это одна из человеческих страстей. А между тем каждому из нас они свойственны в той или иной степени…
Ватсон слушал, не перебивая, и Мегрэ продолжал, рассуждать, с каждой секундой все больше освобождаясь от неповоротливости и сонного вида.
— Но все гости, которые прибыли в Киллерданс, отличались столь высокими моральными качествами, что были просто не в состоянии поднять руку на ближнего. Хотя, безусловно, они и испытывали друг к другу весьма противоречивые чувства. Возможно, это была зависть, или ревность, или еще что — либо в том же роде. И вот, что касается всех этих убийств. Уверен, что это отнюдь не убийства, а ряд несчастных случаев и… с а м о у б и й с т в! Маньяк, заманивший нас в этот дом, надеялся всех нас перессорить и полагал, что мы будем здесь сводить счеты, вроде того: кто из нас самый умный, кто самый знаменитый, кому чаще других везло на
