Ксенос и фобос - Александр Карнишин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вернее, до настоящего открытия было еще далеко.
- В общем, товарищи военные, все у нас здесь как-то слишком похоже на стандартный отбор в эксперименте по выведению породы, устойчивой к ксенофобии. Все, кто боится, а также все, у кого врожденная или приобретенная ненависть к чужому и непонятному - пропали. То есть, не так. Не все, конечно. То есть, я просто не утверждаю, а предполагаю, что все. Но те, кто пропал, мне кажется - именно по этой причине. Хотя, мы многого все равно не можем знать, гадаем тут практически на кофейной гуще. Но мне кажется - в этом причина. Это как в биологии. Как в породе собачьей, например.
- Исчезли?- переспросил Кудряшов, сидящий с торца длинного стола.- Как это может быть? Куда и как пропали, раз мы знаем о законе сохранения энергии? Куда? Как в моих сказках? В другие миры? В прошлое или будущее? На тот свет? На какой такой "тот свет"? Как определить нам это? Или не можем ничего определить? Ну, так, хоть гипотезы, что ли...
На Кудряшова посматривал с непонятным выражением лица Клюев, сидящий напротив. Что-то он обдумывал, а что - не понять.
- Да, мы не можем это ничем определить. Приборов, измерений - никаких. Только те данные, что были собраны в пансионате, ну, там, где пропали все...
- Не понял...,- тут уже Сидорчук включился в обсуждение.- Это где они людей мучили? Эта их завиральная теория о людях-катализаторах? Но это же просто бред какой-то!
- Не совсем бред. Они же собрали статистику, понимаете? Каждый, кто ими был задержан - он если и не свидетель, то присутствовал, участвовал как-то в процессе, хоть и не мог объяснить.
- И что? Доказали они что-то?
- Нет. Да и не доказать такое. Думаю, просто опять же о ненависти к чужому, о ксенофобии. Получалось, что на территории Зоны пропадали люди, опасающиеся или ненавидящие вот этих, наших, горожан. То есть, не катализатор, конечно, но все же...
- Вот не зря я их всегда отдельно отправляю,- прихлопнул ладонью по столу Сидорчук.- А то, выходит, вошли бы так в зону с нашими, а народ вокруг - фьють! А то и меня тоже - бац, и нету!
Кудряшов и Клюев теперь смотрели на него. И оба с каким-то интересом непонятным. Это всегда сразу чувствуется, когда не просто равнодушный взгляд касается, а именно с интересом, со значением смотрят, присматриваются.
- Да, молчу я, молчу,- махнул рукой Сидорчук.- Молчу и слушаю.
- И ведь что получается,- продолжил Марк.- Сначала все просто пытались "поймать" сам случай исчезновения человека или людей и определить - куда же все пропадает, куда проваливается. Потом через статистику искали. Закономерности выискивали. Ну, помните, что по одному ходить нельзя, что в темноте обычно случается. Потом вот у этих, о ком говорим, возникла идея, что есть люди-катализаторы. От них, мол, все. Они сами остаются, а окружающие теряются. Вот, нашли врага себе еще одного. Катализаторов не будет - и не будет, мол, больше ничего такого. Никаких тебе, выходит, проблем.
- Ну, сначала-то на врачей думали... На убийц, типа,- не выдержал Сидорчук.
- Вот это как раз сдуру тогда. Не думали еще, но уже действовали. Мы так всегда - сначала сделаем, а потом уже думаем, а что, собственно, сделали. И для чего, собственно,- Марк перебирал рассыпанные перед ним бумаги.- Но дальше смотрим: эпидемию объявили? Зону закрыли, народ весь тут оставили... Хотя, ехать-то некуда было - вон, сколько их не доехало.
- Сколько?
- Много, много... Итак, объявили "чрезвычайку". Зону объявили и изолировали ее. А народ в зоне все пропадал и пропадал. Связи у людей нет. Продукты все завозные. Склады и резервы разные пощипали, магазины пограбили. Для того, чтобы выжить, дружинники силой мародеров останавливали. А главное, выяснили, что бежать-то из зоны бесполезно! Ты бежишь - и сразу пропадаешь. Так-то еще можно остаться.
- Так, если ксенофобия, как ты говорил тут, то вторая половина слова-то - от Фобоса, от боязни. Кто боялся, тот, значит, и пропадал. А кто не боялся, так те и не бежали никуда. Вот они и остались. Нет?
- Потому, наверное, и дети целы оставались по большей части? И учителя при них, потому что им бояться просто некогда было - надо было о детях думать, о том, чтобы накормить, постирать, занять как-то... Так?
- Кстати, вполне возможно.
- А что там опять с детьми?- поднял голову Сидорчук.
- Да все в порядке с детьми. Ты слушай, слушай.
Марк переждал немного и продолжил, с трудом стараясь не скатиться в научные объяснения:
- Вот так и выходит: в первую очередь - те, кто боится сам или те, кто ненавидит все новое, чужое, неизвестное. То есть, стоит какая-то сила над нами будто и выхватывает - там одного, тут десяток, присматривает за порядком. И никто не знает и не понимает. И понять, кстати, совершенно невозможно. Вот, например, когда я муравьев кормлю - откуда они знают, кто кидает им пищу? И когда я их отлавливаю - разве могут они постичь такое?
- Мы - муравьи?
- С точки зрения этого непонятного - вполне возможно, что даже и не муравьи, а так, бактерии какие-то.
- Угу. Болтаем тут о муравьях и бактериях. А город - пустой стоит.
- Не нуди,- погрозил пальцем Клюев.- Марк, скажите, попытки терактов же были у нас? Это как вписывается?
- Да, были. Это экстремисты всякие, которые говорили, что город прогневал бога, за то и наказан. Потому и надо, мол, снести его с лица земли. Смыть, то есть. Тут это запросто - взрываешь плотину, и лови волну. Но вы тут на что? Вот и не допустили. А террористы и всякие другие, бандиты и прочее - они же ксенофобы на самом деле. И Зона их...
- Схавала...
- Можно и так сказать. Да. Скушала.
- Ну, так к чему ты разговор-то ведешь?
Сидорчук сидел и наливался тяжелой скукой до краев, до самых ушей, так что голова клонилась, сгибая шею. Уже который раз впустую они сидели на втором этаже и мололи воздух языками, проговаривая, что все равно ничего не понятно, что куда и как и кто - не ясно, что науке ничего не известно. А Марк этот, ботаник хренов, монотонно бубнил какие-то слова, рассказывал опять и опять о проколах и перенесениях, об экспериментах и о том, как сам он занимался со своими любимыми муравьями. Муравьи у него любимцы... Формика... Они красные и кусачие. Они бегают по муравейнику, издали похоже, как будто он кипит. Если кинуть банан сверху - вскипает красная пена. А если такой красный, с жесткими лапками, вскарабкается по черному берцу на штанину, потом поднимется, как альпинист, все выше и выше...
Черт, он кусается!
Сидорчук махнул внезапно потяжелевшей рукой, чтобы сбить, раздавить вцепившегося клещом в шею огромного муравья. Но рука не поднялась выше плеча, а снова безвольно упала на стол. И за рукой на стол с деревянным стуком опустилась его голова.
Только этого стука он уже не слышал.
***
Темнота была лучше. В темноте не болела голова, и не слезились глаза. В зубы стукнул холодный край жестяной кружки, полилось в рот что-то кислое, проливаясь по щеке на грудь:
- Ну-ка... Вот так, вот и хорошо...
- Виктор, ты как?
Как же светло! Больно же глазам! Больно! Он шевельнул губами, тяжелыми, как после заморозки у стоматолога:
- Шторы...
- Шторы прикройте, свет слишком яркий!
- Ну, что? Как?
Медленно проявлялось окружающее. Это кабинет. На втором этаже, у командира. Вот Клюев. Сзади, похоже, врач - это его белый рукав мелькает. Вон Кудряшов сидит. Витька вернулся на днях. Это хорошо. Где ученый? Он тут про муравьев...
Тошнота подкатилась к горлу, но тут же подсунули кружку, и он уже сам отпил прохладного кислого питья. Лимонный сок, что ли?
Попытался поднять руки, взять кружку, но даже пошевелить ими не смог. Глянул искоса, наклонив голову. Знакомо. Скотч малярный. В несколько слоев - хрен кто порвет. Только если ножом. И ноги - тоже примотали. Вот ведь, спецы какие. И укололи так аккуратно, суки...
Сидорчук откинул голову на спинку высокого тяжелого стула и улыбнулся в обращенные к нему лица:
- Ну? Теперь что, дорогие мои бывшие друзья-товарищи?
Глаза уже привыкли к легкому сумраку, и он убедился, что даже связанного - они боятся. Или хотя бы побаиваются, осторожничают, стараются, чтобы между ними был стол. Дураки. Он же не ниндзя какой-нибудь. Взглядом пепельницами не кидается.
- Давайте уж поскорее, что ли. А то как-то мне сегодня неуютно. Не пойму с чего.
- Спасибо, вы можете идти,- кивнул Клюев врачу.- Пусть там ребята мои постоят, никого пока не пускают.
Когда дверь за врачом закрылась, он еще вдогонку щелкнул ключом в замке, и снова вернулся на свое место - напротив Кудряшова, в торце длинного стола.
Точно, боятся они. На самую дальнюю дистанцию. Даже не напротив. Ну-ну. Будем, значит, разговаривать? Разговаривать - это не драться и не стрелять. Это для здоровья не вредно.