Каменный Пояс, 1980 - Николай Егоров

Вернулась хозяйка — уже без бигуди, причесанная, в ярком цветастом фартуке.

— Давайте пить чай! — весело предложила она. Самохин кивнул и еще глубже вдавил свое тело в кресло.

— Ну, вот и хорошо! Я чайник поставлю. — Татьяна Семеновна торопливо ушла.

Самохин посидел еще немного. Он хотел встать, но половица громко скрипнула под ногой.

«Черт, еще подумает, что я шарю!» — отчего-то пришло ему в голову, и он крикнул в приоткрытую дверь:

— Курить-то у вас можно?

— Курите, у меня сын курит.

Самохин повозился в кармане, вынул пачку «Опала», купленную специально для этого случая, и без удовольствия задымил. Кривая колбаска пепла на конце сигареты росла, угрожая упасть. Самохин подставил спичечный коробок.

— Чай! — резко, будто над ухом, сказала Татьяна Семеновна, и Самохин, вздрогнув, уронил пепел на пол.

— Ничего, я уберу… — заметив его растерянность, поспешила успокоить хозяйка, но Самохин, нагнувшись, попробовал подцепить пепел рукой. Тот рассыпался тонким, невесомым слоем. С минуту он тяжело сопел, пытаясь взять пепел в щепоть и чувствовал, как наливается кровью лицо, как тяжелеет голова. Прямо перед собой он видел толстые ноги Татьяны Семеновны и торчащий сквозь разорванное сукно тапочки большой палец с желтым ногтем. Самохин выпрямился, кровь отхлынула от щек, а тупая тяжесть с затылка перекатилась куда-то под сердце.

— Пойду я, пожалуй, — неожиданно сказал он, — извиняйте…

Ему было стыдно перед растерянной женщиной и за приход свой некстати, и за бегство, и за это деревенское «извиняйте». Он встал неловко, и половица опять пронзительно взвизгнула.

— Ну что же, что ж… — повторяла Татьяна Семеновна, все еще держа в руках чашку.

— Так я пошел. Простите, — буркнул хмуро Самохин и, не оборачиваясь, вышел в прихожую.

— Боже… Ерунда какая-то, — услышал он за спиной голос Татьяны Семеновны.

В полумраке прихожей он отыскал ботинки, торопливо, сломав задники, обулся и, покрутив поочередно два английских замка, протиснулся за дверь.

Потом он медленно шел по аллее поредевшего парка, усыпанного неживыми листьями, мимо сиротливо мокнущих под мелким холодным дождем пустых скамеек и вдруг, задохнувшись от пахучей горечи, заплакал, неумело подвывая сквозь плотно сжатые губы, потому что не плакал уже много-много лет.

Вал. Кузнецов

ЖАВОРОНОК

Стихотворение

Течет туман легко и зыбко,У тучи солнце на плече,А жаворонок, как на нитке,Висит на солнечном луче.

Он эти песенки простыеБерет у детства моего.И я, и ты, и вся РоссияС восторгом слушаем его.

Николай Ковалев

СТИХИ

НА УРАЛЕ

На село мое снега упали.Постучали весело в окно.Я живу недавно на Урале,Но стихи о нем пишу давно.

О березке в беленькой сорочкеИ о том, как здесь гремят ключи.И легко на лист ложатся строчки,Покружив снежинками в ночи.

Не метель метет — играет арфа.В комнате уютно и светло.И пурга пуховым белым шарфомЗябнущее кутает село.

Опускает снежные забралаВитязей лесных седая рать…Разбросал былины по Уралу.Помогите, люди, их собрать.

ГУСИ-ЛЕБЕДИ

Нет веселья в тополином лепете.На березе желтый лист повис.Улетели наши гуси-лебеди,Растревожив голубую высь.

Покружили над родной долиною,Подняли печаль под облака.И ушли, забрав в дорогу длиннуюГовор нив и шелест тростника.

Нет веселья в тополином лепетеИ не различить издалека:То ли пролетают гуси-лебеди,То ли проплывают облака…

ВСЕ, КАК БЫТЬ ПОЛАГАЕТСЯ

Я родился в «провинции»И живу в «захолустье»,Где скрипят половицами,Где поэзии устье,

Где обеды короткиеИ комбайны на полосах,Где слывем самородкамиИ растем вместе с колосом.

Здесь и горы плечистееИ озера глазастее,И девчата речистее,И соседки горластее.

Здесь колышется яркаяСинева за околицей.И воркует с дояркамиБелогрудая горлица.

Глаз прохожему радуютОгнекрылые радуги,В рощи светлые падаютРазноцветные падуги.

Здесь и песни слагаются,И тропинки сбегаются,И соседки ругаются:Все, как быть полагается.

ПАМЯТНЫЕ ДАТЫ

П. Е. Матвиевский,

профессор Оренбургского педагогического института

ИЗ ПЛЕЯДЫ УЛЬЯНОВЦЕВ

Дом без фронтона и крыльца, находящийся в Оренбурге на пересечении главных улиц — Советской и Горького, — не простой. Сложенный из сосновых бревен на каменном фундаменте полтора века тому назад (1825 г.) и обложенный кирпичом извне много позднее, он не заключает в себе ничего ценного в архитектурном отношении. Примечательна, однако, его история.

Штабс-капитанша В. А. Балкашина строила его как жилой и владела им до того времени, когда вконец развалилось обветшалое здание первого в Оренбурге народного училища и дом с подворьем купил под уездное училище город. Это произошло в 1835-м, но полвека спустя учитель-инспектор уже с отчаянием урезонивал градоправителей: обратить внимание на строения училища, которые пришли в полную негодность. В главном корпусе, отмечал он, стены «заметно покривились» и потолок вот-вот рухнет. Дом, подчеркивалось им, нисколько не соответствует своему назначению: в маленьких классных комнатах по 30—38 учеников, а температура в них (при 8—10 печах) достигает зимой не более 8—10 градусов. Но скаредные «отцы города» считали народное образование последним делом, о строительстве школьных зданий и не помышляли.

…Старый дом помнит многое.

Одна из прекрасных страниц его истории связана с деятельностью учителей-ульяновцев. Илья Николаевич Ульянов создал целую плеяду учителей нового типа. В своей работе он опирался на ближайших соратников-инспекторов, разночинцев по происхождению, крепил их профессиональное творческое содружество. В 1881 году им был отпущен из Симбирска в Оренбург один из лучших его сослуживцев и друзей — весьма опытный и уже известный своими печатными трудами педагог В. И. Фармаковский, занявший пост директора народных училищ Оренбургской губернии. Сюда же из Симбирска переехал даровитый педагог А. П. Раменский, ставший инспектором народных училищ Оренбургско-Орского уезда, а позднее директором народных училищ Пермской губернии.