Новая история денег. От появления до криптовалют - Андрей Всеволодович Остальский

мечиков или будут вынуждены идти на крайние, иногда полулегальные меры для их приобретения. А запасливый завод всех их, наверно, использовать так и не смог, при этом омертвил свои оборотные средства, но это не имело значения. В рыночной экономике такое означало бы верный проигрыш в конкурентной борьбе. Снабженцы фактически возродили бартер — натуральный обмен, который восполнял отсутствие товарообменной функции у советского рубля. Причем это был зачастую даже не двойной, а тройной или четверной бартер — снабженцы находили владельцев необходимых материалов, которым было нужно нечто совсем другое, чем располагали они сами, и вот приходилось искать по стране участников сложных обменных цепочек: одному шифер, другому — алюминий, третьему — трактор, четвертому — фанеру; глядишь, получишь заветный генератор. Соответствующее перечисление рублей со счета на счет тоже производилось, но носило чисто регистрационный характер: кого волнуют эти рубли, главное ведь — фонды и лимиты.

Григорий Каневский, кстати, рассказал мне еще одну историю на эту тему. В 1988 году его пригласили «вести экономику», то есть по совместительству работать экономистом, в строительном кооперативе при одном московском тресте. Пришлось ему детально проштудировать кучу нормативных документов, регулирующих деятельность кооперативов. Даже для него, профессионального, опытного советского экономиста, это был шок: строить можно было все, но выделение фондов на стройматериалы кооперативу запрещалось, хотя кооператив считался частью треста. Гриша вспомнил фильм «Добро пожаловать…», в котором на вопрос пионера, можно ли показать на концерте в родительский день карточный фокус, директор лагеря ответил: «Можно, но только без карт!» Вот и мы, вспоминает Гриша, показывали фокусы: у нас на зарплате числился зампред треста по снабжению (точнее, его тесть), который выделял кооперативу стройматериалы, проводя их по отчетности как так называемые неликвиды. Гриша уверен, что эти нормативные документы составлялись не по слабоумию, а совершенно сознательно. Российская экономика, считает он, унаследовала эти принципы и творчески их развила, вот почему чуть ли не главными экономическими терминами сегодня в России стали откат и распил, во всяком случае в городском строительстве. Они — не порождение новой общественной формации, не рынка, а наследники той, командной, экономики позднего советского периода.

Мой приятель Володя А. после института был распределен на работу в Министерство внешней торговли с окладом, если не ошибаюсь, 130 рублей в месяц. Работа была скучная, бумажная, никакие загранкомандировки ему в обозримом будущем не светили. Но вот по странному случаю именно ему в руки попал запрос из Румынии — там нефтеочистительному заводу срочно требовалось что-то из продукции советского химического машиностроения. Но социалистические внешторги верстали свои планы заранее, все согласовывалось в Госплане и Минфине. Не могло быть и речи о том, чтобы выполнить заказ по-настоящему срочным образом. Между тем румыны готовы были платить «черным золотом» и по двойному тарифу за срочность. Мой приятель попытался обзвонить по телефону соответствующие советские предприятия и уже почти отчаялся и сдался, когда угодил на одного снабженца, который сказал откровенно: помогите нам с дефицитом, на который у нас нет лимитов, и тогда мы что-нибудь придумаем… Там был целый список самых разных материалов, редких металлов и бог его знает чего еще. И вот Володя, пользуясь тем, что все-таки Внешторг вызывал к себе некоторое уважение и можно было напрямую говорить с начальством, принялся с азартом обзванивать всю страну. В результате ему удалось выстроить невероятную цепочку тройных и четверных обменов, и необходимая Румынии продукция была добыта! Те в ответ отгрузили сколько-то там тонн нефти, которая немедленно ушла на Запад, — все это происходило после 1973 года и арабского бойкота, мировой спрос на энергоносители и цены на них резко пошли вверх. В результате, утверждает Володя, он из воздуха сотворил для советского государства больше миллиона долларов. Начальство реагировало на его подвиги скептически — им не очень понравился прецедент таких «ковбойских методов» (и, кстати, с сегодняшних позиций действительно бред какой-то). Но все-таки назначило ему премию — в размере месячного оклада. Володя обиделся и решил из Внешторга уйти.

В советских вузах, в том числе на экономических факультетах, не было таких предметов, как маркетинг. В нем не было нужды, потому что по большому счету продукция не продавалась, а распределялась, рынок сбыта не изучался, поскольку с точки зрения идеологии его не существовало. Госплан и Госснаб решали все, но не обладали и не могли обладать необходимой информацией для эффективного распределения. Без денег же ничего не получалось, — кто-то из американцев уже в 70-е годы подсчитал, что для грамотного, рационального использования и распределения ресурсов в СССР требовалось принимать чуть ли не миллион безошибочных решений в день. Для их обоснования необходимо было собрать астрономическое количество выверенных данных, что, разумеется, никому и тогда не было под силу, не под силу и до сих пор. Только деньги способны осуществлять все эти функции. Если рынок — это невидимая рука, управляющая экономикой (Адам Смит), то деньги — это глаза и уши, умеющие каким-то почти мистическим образом собирать информацию и направлять ту самую невидимую руку. Неудивительно, что в советское время регулярно происходило не только малоэффективное, высокозатратное создание стоимости, но дело часто доходило и до ее уничтожения. Представляете: итоговый продукт оказывался меньше, чем сумма затрат! В рыночной экономике виновник такого положения был бы жестоко наказан — деньгами. В советской системе, где роль денег была предельно ограниченна, таких вещей часто даже и не замечали. Не нужны никому вот эти наши тракторы, а неважно, мы их все куем и куем, выпускаем тысячами с конвейера, переводим все большее количество ценного металла, энергии, труда рабочих. Награждаем победителей соцсоревнования, кто больше добра переведет. Сизифов труд — бесконечное закатывание каменной глыбы на гору — или копание и закапывание ям приносили бы меньше вреда, чем успехи некоторых предприятий и отраслей народного хозяйства. «Советская корова потребляла больше молока, чем производила» — так сформулировал динамику советской экономики польский экономист Ян Винецкий (цит. по: Эд Лукас «Новая холодная война»). Система искусственных цен по большей части это скрывала. Но существовали открыто и так называемые планово-убыточные предприятия или отдельные подразделения на предприятиях, а то и выпуск некоторых изделий заранее планировался как убыточный. Это словосочетание поначалу вызывало у молодых советских экономистов нервное расстройство. Но потом они понимали, что в действительности плановая убыточность открывает замечательные возможности, дает шанс продуктивно пофантазировать при составлении отчетов.

Что умели тугрики

Какие функции денег мог все-таки выполнять рубль? А также и валюты других стран победившего социализма? Среди социалистических денег тоже, кстати, существовала своего рода иерархия. На чешские кроны, марки ГДР или венгерские форинты можно было купить