Дикарь из глубинки или курс выживания для мажорки - Алекс Коваль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не обещаю, – киваю, – но попробую, – эта “хорошая девочка” с характером пантеры. Руку по локоть откусит, если что не по ее. Пережует и не подавится. Я, конечно, тоже знатно перед матерью приврал. Про ЗАГС ляпнул, не подумав. Милка меня взглядом пошинковала, как капусту, и закатала в банки. Но повернуло меня на ней. Переклинило. Долго мучиться неопределенностью мне уже не по годам. Девка понравилась – девку надо брать. Особенно такую, как Милка. С остальным будем по ходу пьесы разбираться.
Да уж, Михаил Русланович. Куда ты лезешь…
– Миш, – шепчет ма, – а сколько у вас разница в возрасте, а?
– Мам.
– Ладно, – отмахивается родительница, – поняла. Какая разница, правда? Главное, чтобы ты счастлив был, Мишань, – как ребенка треплет меня за бородатую щеку матушка. – Только смотри мне, – хмурится тут же, – девочку не обижай! Ты вон какой лоб здоровый и бородатый! А она у тебя маленькая и хрупкая. С такой, как со статуэточкой надо! Понял?
– Понял.
– Что понял?
– Не обижать, не портить, на руках носить, пылинки сдувать.
– Молодец, – удовлетворенно улыбается ма, хлопая меня по плечу.
– Я ведь могу и обидеться, – заламываю бровь. – Вообще-то я твой сын, мам.
– Поэтому и предупреждаю. Что знаю тебя уже тридцать пять лет. Не упусти!
– Понял, мам, – киваю. – Понял.
– Все, я ушла. Миленочка, деточка, до свидания!
– До свидания, Наталья Федоровна, – выплывает в коридор Милка. – Приятно было познакомиться, – улыбается смущенно. Краснеет миленько. Мои глаза сразу к ее фигурке приклеиваются. В моей огромной белой футболке она кажется еще меньше и тоньше. Тростинка. Стоит, голыми ступнями на холодном полу переминается… Блин, вот я олень! Надо было подогрев врубить! Отморозит свои пальчики аккуратные, а я их еще зацеловать не успел.
– Взаимно, деточка, – говорит ма и смотрит на меня выжидательно.
Я приобнимаю Милку за плечи. Притягиваю к себе под бок. Она улыбается подозрительно ярко. Льнет ближе, опасно послушно. Чмокаю принцессу в макушку. Мать, одарив нас улыбкой, полной умиления, машет на прощание и выходит из квартиры.
Только дверь с хлопком закрывается, мне тут же прилетает острым локотком по ребрам.
– Какого, блин, хрена?! – возмущенно шипит моя пантера, сбрасывая мою руку.
– Не выражайся. Тебе не идет сквернословить, принцесса.
– Я не принцесса! – упирает руки в бока Милка. – Что ты устроил за цирк? Какая женитьба, какие ручки, что за нафиг? Я не собираюсь за тебя замуж!
– Уверена?
– Да!
– Это пока.
– Миша!
– Что?
– То, что… – машет рукой, – между нами… ну… – идет пунцовыми пятнами Милка, – вот это вот все, что было ночью, ничего не значит, ясно?! – тараторит, смущается.
Я улыбаюсь.
Милка пыхтит, как ежик.
– Миша!
– Ясно, – пожимаю плечами, – все ясно.
Очень все ясно! Значит, она ничего не помнит? Занимательно. Милка и алкоголь – две вещи плохо совместимые. Пьяненькая она готова на все, а утром, трезвая, она не помнит ни черта. Хорохорится только. Хвост веером распушила и носится по квартире. Мечется из угла в угол. Вещи собирает.
Стоп.
На кой черт она их собирает?
– Ты куда собралась?
– Домой.
– Я тебя не отпускал.
– А ты мне не муж, чтобы куда-то меня не отпускать. Ты мне вообще никто!
– А мне сегодняшней ночью казалось, наоборот.
– Вот! Ключевое – тебе казалось, – хватает свои трусики из ванной, где она вчера их и оставила, и летит к тому безобразию, серебристой кучей валяющемуся у кровати. Правда, там ее точно ждет разочарование – оно разодрано на хрен. Да, я такой. Мужик пылкий и порывистый.
– Ты его порвал! – охает Милка, подцепляя блестящую майку, которую ей по ошибке впарили, как платье. – Оно же было совершенно новое!
– Это было недоразумение, а не платье.
– В чем я поеду домой, по-твоему?!
– Ты не поедешь домой.
– Поеду! – топает ножкой коза. – Если придется, в одних трусах поеду. Отвернись!
Я поджимаю губы. Хмыкаю, сдерживая рвущийся наружу хохот. Отворачиваюсь. А чего бы не отвернуться, когда передо мной шкаф с напольным зеркалом в полный рост. Малость меняешь угол обзора и вуаля…
– И вообще, между прочим, это было подло! – обиженно бурчит принцесса, натягивая свои ниточки-трусы по длинным стройным ножкам на идеальную жопку.
Что в них, что без них – разницы нет. Я всю жизнь не устану удивляться, как бабы в этом ходят? Стринги, кажется? Нет, смотрится это, конечно, убойно. О, а у нее на правой ягодице родинка.
– Ты вообще меня слушаешь, Миша?!
– Прости, что?
– Подло, говорю!
– Что?
– Ты воспользовался моей беспомощностью!
Я напрягаюсь:
– Чего?
– Я была пьяна!
– И? – не понимаю я.
– А ты… меня… я… уф, отвернись, Миша!
– А что я тебя? – рычу. – Ну? – и не думая отворачиваться.
Пусть скажет прямо, глядя мне в глаза, какой я подлец. Если духу хватит.
– Ты и сам знаешь, что! – упаковывается в халат принцесса по самые уши.
– Не знаю. Озвучь.
– Ты воспользовался моей беспомощностью!
– Это я уже слышал. Каким, прошу прощения, образом я воспользовался, если ты ни хера не помнишь?
Милка краснеет. Крылья ее вздернутого носика опасно раздуваются. Я складываю руки на груди и жду. Чего-чего, а обвинять меня в том, что я воспользовался невменяемым состоянием женщины... В жизни такого не делал, блть! А вот милой девочке Милене стоит быть осторожней с алкоголем, раз ее на раз-два уносит. Это хорошо, что вчера я оказался рядом. Такой терпеливый и правильный мудак. А будь один из тех быков, что к ней яйца на танцполе подкатывали – обесчестили бы девку и глазом не моргнув. И не факт, что как положено в кровати, а не в темном углу туалета. Коза!
– Я поехала домой, – говорит уже спокойней Мила.
Прямо встречая мой взгляд, просит:
– Вызови мне такси. Мой телефон сел.
– Никуда ты не поедешь, пока мы не поговорим. Тем более в таком виде.
– Я не хочу с тобой разговаривать, – прячет глаза принцесса. – Я хочу
