Изгнание - Бетти Лаймен-Рисивер

Вдруг до нее донесся стук копыт. Подняв руку, она заставила Фанни замолчать. Пробираясь сквозь частокол деревьев, она прижимала к себе фартук, ставший сумкой для орехов.

Сердце ее предательски заколотилось, под ложечкой неприятно засосало… Выйдя на опушку, она увидела черную лошадь с роскошной развевающейся гривой; бока ее лоснились от пота. Но Китти не спускала глаз с седока, который так ловко и красиво держался в седле, как мог только…

— Каллен… — еле слышно прошептала она.

Их разделяли какие-нибудь тридцать метров. Кал-лен, сдвинув шляпу на затылок, сидел словно влитой на потной лошади, которая громко стучала копытами, выпуская пар из ноздрей. На лице его пробилась короткая бородка, а в обычно таких бесшабашно-веселых серых глазах сквозила тревога. Он решительно направил коня к Китти — как ей показалось, чтобы больше никогда не расставаться с ней…

От неожиданности руки ее разжались, и орешки покатились с фартука на землю. На девушке была самая старая юбка. Она уже давно выцвела на солнце, и к ней там и сям пристали листочки и мелкие сучки. Луч солнца, упав на ее черные волосы и выискав среди них тщательно запрятанную рыжую прядь, играл на похудевшем лице, а фиалковые глаза сияли от радости, от того, что она снова видит его…

Каллен, соскочив с седла, подбежал к ней. Спотыкаясь о рассыпанные орешки, он привлек ее к своей широкой мускулистой груди. Китти ощущала и жадно вдыхала запах его лошади, его пота… Господи, как же он был приятен — запах, исходивший от этого мужчины!

— Китти… Боже мой! Китти, девочка моя! — Он нежно поцеловал ее, чуть поцарапав гладкую кожу колючей щетиной. Отстранившись, Каллен изучал лицо Китти, мягко касаясь его кончиками пальцев, а заодно и вытирая слезы, которые помимо ее воли струились по щекам.

— Ты жива, девочка моя… — Он не сводил с нее глаз. — Любовь моя… сердце мое…

— Да, — ответила она. — Я пока жива, но остальные…

— Я знаю, о Боже, я знаю все! — Он сильнее прижал ее к себе, приглаживая большими квадратными ладонями ее волосы. — Я обо всем узнал, когда приехал в Хэрродтаун… и сразу же поскакал сюда. — Голос у него охрип, но он осыпал ее поцелуями, словно попавшего в беду ребенка, ласково обнимал и гладил по спине, по плечам. — Да простит меня Господь, что я не оказался рядом, когда был так нужен тебе! Ты слышишь меня, девочка моя? Мы с тобой немедленно обвенчаемся, я ни за что не приму от тебя отказа!.. слышишь?

Она, подняв голову, посмотрела ему прямо в глаза. Китти знала, что любит его, но ей и в голову никогда не приходило, что она так сильно его любит…

— Я согласна… — чуть слышно прошептала она.

13

Каллен хотел обвенчаться как можно скорее, на этой же неделе, но Сара, не скрывая восторга по поводу такого события, не одобряла спешки.

— Как можно организовать достойную свадьбу за три дня?! — возмущалась она. — Во-первых, нужно сшить подвенечное платье…

— И ночную рубашку, — вставила Элизабет. — Во-вторых, подготовить для новобрачных хижину.

— И Роман должен приехать, чтобы увидеть все собственными глазами! — добавила Ребекка Бун.

Китти, со всем соглашаясь, считала, что всякая предбрачная суета неприлична, принимая во внимание недавнюю смерть ее родителей и сестренки. Должно пройти не меньше года — из уважения к самому величию Смерти, иначе… она этого не простит.

— Ничего не поделаешь, дитя! — успокаивала ее Элизабет. — Жизнь здесь идет быстрее… Так оно и должно быть.

В черных глазах Ребекки светилась торжественная решимость:

— Но если твои друзья и соседи хотят отметить такое важное событие в твоей жизни, то зачем им в этом препятствовать? Ведь ты сама этого хочешь, и Каллен этого хочет!

— Нет, — твердо ответила Китти, — я этого не хочу!

И назвала дату бракосочетания — 23 декабря.

Женщины сразу же взялись за подготовку к свадьбе. Из сундука извлекли отрез фиолетового шелка, который Сара привезла Китти из Виргинии, и все сразу согласились, что он как нельзя лучше подходит для подвенечного платья. А потом все вместе тайно принялись шить стеганое брачное одеяло: каждая из женщин приносила свой кусок с облюбованным узором и вышитым в уголке своим именем.

— Амелия так хотела, чтобы у Китти была роскошная свадьба! — сказала Элизабет мужу. — И я сделаю все, чтобы оправдать ее ожидания.

Дэниэл был ужасно рад, что Каллен наконец вернулся, хотя от скаута не было никаких особых вестей за все недели его отсутствия. Он перебрался через реку Огайо, близко подходил к индейским лагерям возле Шиото и Майами, даже видел дым от их костров, чувствовал доносившийся оттуда запах пищи.

Каллен видел их небольшие отряды по шесть-семь человек, которые, скорее всего, выходили на охоту. Но пару раз он заметил, как к индейцам приезжали английские офицеры — поесть и выкурить по трубочке, а также поговорить с вождем Маисовым Стеблем и его советниками. Они прибыли с севера, с главного оплота англичан в Детройте — в этом Дэниэл был согласен с Калленом.

Каллена сразу же начали использовать: он часто уезжал на разведку, пропадая по нескольку дней, но Китти всегда знала, когда он возвращался: слышала, как Каллен бешеным галопом въезжал через ворота, и, выбежав на крыльцо хижины Кэллоувэев, с величайшей радостью наблюдала, как он, ловко управляя горячим скакуном, совершает по территории форта большой круг.

Шляпа его всегда была где-то на затылке, а на лице сияла невероятно лучезарная улыбка. Он обычно махал ей рукой, и Китти устремлялась ему навстречу; Каллен перехватывал ее перед лошадью, крепко обнимая, усаживал перед собой на седло, и они вместе кружили по двору, а он в это время нашептывал ей на ухо ласковые слова… слова, заставлявшие ее густо краснеть, а сердце — сжиматься от любви к нему.

За две недели до свадьбы Китти упросила его отвезти ее на Выдряной ручей. Все вокруг было тихо, и он согласился.

Девушка впервые приехала туда после похорон своих родных. Амос Уолтер сдержал свое слово и сделал три отполированных до глянца надгробия из известняка, на которых выбил надписи. Опустившись в траву на высохшие листья, Китти провела ладонью по буквам, складывающимся в их имена, даты рождения и смерти…

— Господи, как мне жаль, девочка моя… — шептал Каллен, стоя рядом с ней. Волосы его трепал ветер. — Господи, как мне действительно жаль…

По-прежнему жила в ее душе глубокая острая боль, но она уже не плакала и, просыпаясь по утрам, не убеждала себя, что наяву ничего не было, просто приснился страшный сон…

Китти поднялась, постояла рядом с Калленом, понимая, зачем приехала сюда: показать им, что она жива и здорова.