История России. XX век. Деградация тоталитарного государства и движение к новой России (1953—2008). Том III - Коллектив авторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Серьезно изменился и кинематограф. Фильмы Эльдара Рязанова, Леонида Гайдая, Станислава Ростоцкого, Юрия Озерова, Сергея Герасимова, Сергея Бондарчука и многих других режиссеров вошли в сокровищницу мирового кино и ныне, спустя десятилетия, смотрятся с не меньшим интересом. Вместе с тем снималось много и проходных фильмов, политизированных в угоду режиму, которые не выдержали испытания временем. Особую тему составляла Великая Отечественная война. О ней не могли сказать всей правды, но, тем не менее, режиссеры и сценаристы-фронтовики стремились максимально приблизить фильмы к истине. В глобальных эпопеях, таких как «Освобождение», это не всегда получалось, а фильмы о «малой» войне, об отдельных ее эпизодах, созданные, как правило, по литературным произведениям, удавались блестяще. Киноленты «А зори здесь тихие», «Долгие версты войны», «Летят журавли», «Баллада о солдате» и многие другие показывали ратный труд простого солдата, брали за душу и вызывали слезы на глазах. Сила создаваемых образов в том числе была обусловлена и тем, что многие из артистов, как, например, Георгий Жженнов и Петр Вельяминов, прошли тюрьмы и лагеря при сталинском режиме, а иные, как, например, Анатолий Папанов и Юрий Никулин, – огонь боев Второй мировой войны.
В конце 60-х – начале 70-х гг. (и даже несколько раньше) резко изменилась тенденция освещения событий Гражданской войны. Фильмы «Тихий Дон» (1957–1959), «Служили два товарища» (1968), «Адъютант его превосходительства» (1970), «Бег» (1972), конечно, подвергались жесткой цензуре и не могли сказать всей правды о Гражданской войне, но некоторую долю ее – говорили. По крайней мере, образы поручика Брусенцова (Владимир Высоцкий), капитана Кольцова (Юрий Соломин), генералов Чарноты (Михаил Ульянов) и Хлудова (Владислав Дворжецкий), донского казака Григория Мелехова (Петр Глебов), созданные выдающимися артистами, заставляли многих задуматься над вопросом, кто же был прав в Гражданской войне? Белые офицеры в этих фильмах показаны честными, храбрыми, хотя и «потерявшимися» в гражданской смуте, людьми. Это был колоссальный шаг вперед: на смену палачу и садисту сталинского кинематографа пришел совершенно другой тип белого офицера, вызывающий, скорее, симпатию и ностальгическую грусть. Песни, романтизирующие Белое движение – «Поручик Голицын», «Вальс юнкеров» и др., при всей их наивности, знала и с чувством пела молодежь по всей России. Выжженное за полвека до того в застенках ЧК Белое дело возвращалось теперь романтической сказкой, волновавшей молодые сердца.
Историческая справка
Снятые в СССР киноленты смотрели на Западе участники Белой борьбы. Полковник Михаил Левитов и подполковник Эраст Гиацинтов в своих воспоминаниях, ныне изданных в России, высказывали критические замечания по поводу некоторых кинокартин. Так, в фильме «Служили два товарища» абсолютно неверно показана эвакуация из Крыма, прошедшая в образцовом порядке. Белые офицеры в 1918 г., кутящие в ресторанах в мундирах с иголочки и золотых погонах, как это представлено в фильме «Адъютант его превосходительства», были абсолютно нереальными фигурами, так как их обмундирование было латано-перелатано и полностью изношено в беспрерывных боях и походах, но, тем не менее, даже жесткие критики и свидетели событий отмечали положительную динамику в освещении Гражданской войны в России, так как они прекрасно понимали, что режиссеры просто не знали всей правды, но, безусловно, тянулись к ней.
В 60–80-е гг. стали появляться на массовом экране в СССР фильмы западных кинорежиссеров. Жан Маре, Жан Поль Бельмондо, Пьер Ришар, Ален Делон, Дастин Хоффман и многие другие артисты кино полюбились зрителю. Западные фильмы свидетельствовали против официозной коммунистической пропаганды. С киноэкранов врывалась в советский зрительный зал совершенно другая жизнь. Например, Бельмондо, играющий полицейского, заходит во французское казино, преследует преступника на автомобиле по парижским улицам, а молодые русские парни и девушки, которым в вузах на лекциях по истории КПСС твердят о «преимуществах социализма», по выходе из кинотеатра обсуждают увиденное. «Ну и машины!», «А какой бар!», «А квартира у полицейского из пяти комнат! А у нас?» – такие реплики были системой, а не исключением из правил. С появлением в середине 80-х гг. видеомагнитофонов мировое кино хлынуло на видеорынок еще более мощным потоком, вынося смертный приговор советской системе.
Бурно развивалась эстрада. В конце 60-х – начале 70-х гг. для того, чтобы отвлечь советскую молодежь от «крамольных» идей, «насаждаемых диссидентами», ЦК КПСС и ЦК ВЛКСМ приняли решение о создании достаточно большого количества вокально-инструментальных ансамблей. Всего по стране их было организовано более 10 тысяч. Если учесть, что в каждом из них было как минимум по 4–5 солистов, к которым добавлялся обслуживающий персонал, то порядка 250 тысяч молодых людей, склонных к подвижному и независимому образу жизни, были отвлечены совершенно в другую область, не связанную с политикой.
Образовались очень популярные и профессиональные группы, такие как «Песняры», «Самоцветы», «Синяя птица», «Поющие гитары», «Цветы», «Машина времени» и ряд других, творчество которых и по сей день вызывает восторг у слушателей. Однако коммунистическая идеология не раз добиралась и до эстрады. Так, например, певцу Валерию Ободзинскому было запрещено петь в РСФСР, и он вынужден был гастролировать по союзным республикам. Такая же судьба постигла и Юрия Антонова, внезапно «исчезнувшего» с эстрады в середине 80-х гг. из-за конфликта на концерте с нагло ведущими себя партийными функционерами. Но, несмотря ни на что, именно в те годы были заложены основы современной эстрады.
Оживление происходит даже и на том фронте, на котором, казалось бы, власть одерживала свою победу – на фронте философии. Пятый том Философской энциклопедии (1970 г.) невозможно было купить, настолько свежими, яркими и точными формулировками описывалось философское наследие русских мыслителей, чьи фамилии пришлись на последние буквы русского алфавита – Владимир Соловьев, князья Сергей и Евгений Трубецкие, Семен Франк, Николай Федоров, священник Павел Флоренский и др.
Если в середине 1960-х гг. том дореволюционного издания Владимира Соловьева стоил у букинистов копейки, то к середине 1970-х гг. книгу Флоренского «Столп и Утверждение Истины» можно было купить с рук не дешевле чем за месячную зарплату инженера. Появился спрос, а значит и предложение. Теперь уже не для единиц, как в начале 1960-х, а для многих и многих самым ценным подарком, привезенным из-за рубежа, становятся не тряпки и не бутылки с алкоголем, а тайно доставленные издания В. Розанова, Н. Лосского, протоиерея С. Булгакова, Н. Бердяева, протоиерея В. Зеньковского.
Это движение коснулось даже наиболее подцензурной части литературы – изданий Московской патриархии. В издававшихся мизерным тиражом и не поступавших в открытый библиотечный доступ «Богословских трудах» печатаются переводы с английского и французского современных богословов эмиграции – архиепископа Василия Кривошеина, Владимира Николаевича Лосского, архиепископа (позднее – митрополита) Антония Блума, протоиерея Иоанна Мейендорфа. В двух выпусках «Богословских трудов» в начале 70-х гг. печатаются труды отца Павла Флоренского, убитого в ленинградском НКВД в декабре 1937 г. Их произведения также копируются, переписываются и распространяются в сотнях экземпляров среди интеллигентной молодежи, начинающей интересоваться христианством.
На смену пожелтевшим страничкам папиросной бумаги со стихами Ахматовой и Гумилева во многих и многих частных библиотеках появлялись и привезенные из-за рубежа книги запрещенных ранее писателей и мыслителей, и изящно переплетенные ксерокопии их трудов. Понемногу начинала возрождаться и Церковь, разумеется, не административная структура её, по рукам и ногам скованная советской властью, а жизнь прихода. В 1950-е и даже в начале 1960-х гг. столичные храмы заполнялись стариками и пожилыми людьми и немногочисленными детьми, а молодежь и среднее поколение отсутствовали практически полностью. Ситуация начала меняться примерно с 1967–1968 гг., после публикаций стихов из романа Пастернака, «Мастера и Маргариты» Булгакова и не опубликованного в печати, но получившего широкую известность рассказа Солженицына «Пасхальный крестный ход».
Человека тянуло в храм сначала «от противного», от городской суеты, от разгульной жизни, от циничной лжи на собраниях и на работе, от одиночества; его могла захватить красота церковной живописи или музыки, этическое начало веры, но раз попав в храм, он уже оставался в нем, иногда как прихожанин, а порой, пройдя сквозь ряд мытарств и унижений, и как священнослужитель. В стенах храма, в строе древнего богослужения многие русские интеллигенты нашли тогда, казалось бы, потерянную навсегда настоящую Россию. Вне стен шла советская жизнь, внутри храма, как им казалось, продолжается та Россия, в которой жили Пушкин и Толстой, Хомяков и Владимир Соловьев, Нестеров и Васнецов.