Холодный мир. Сталин и завершение сталинской диктатуры - Олег Хлевнюк

Сам Сталин в последние месяцы своей жизни принимал активное участие в заседаниях Президиума и Бюро Президиума ЦК, которые, в отличие от заседаний Политбюро в предшествующие годы, проводились на регулярной основе. С 18 октября 1952 года по 26 января 1953 года состоялось 4 заседания Президиума и 7 заседаний Бюро Президиума ЦК, т. е. в среднем одно в неделю. Сталин присутствовал на всех[579]. Именно через эти органы он проводил многие свои последние решения.

«Дело врачей»

В последний год жизни Сталина проводилась серия накладывающихся друг на друга чисток. Их основным стимулом была потребность Сталина сохранять абсолютный контроль над органами госбезопасности. До конца своей жизни Сталин особенно тщательно следил за тем, чтобы основное орудие политических репрессий — Министерство государственной безопасности и его следственная часть по особо важным делам — было напрямую подчинено ему. Даже когда жизненные силы вождя начали угасать, он регулярно направлял фабрикацию интересовавших его дел, читал многочисленные протоколы допросов и обвинительные заключения[580].

Конвульсии, сотрясавшие органы госбезопасности на последнем этапе жизни Сталина, уходили своими корнями в дело МГБ июля 1951 года. Одной из причин ареста министра Абакумова стала его неспособность воспользоваться арестом «еврейского националиста», врача Я. Г. Этингера и сфабриковать дело о «врачах-убийцах»[581]. После смещения Абакумова Сталин с настойчивостью принялся разрабатывать именно «медицинскую линию». Специальная следственная группа МГБ начала изучение историй болезни пациентов кремлевской больницы, а также разработку материалов о врачах, которые когда-либо служили в Лечебно-санитарном управлении Кремля[582]. Для выполнения этих задач Сталин должен был положиться на свежие силы в органах госбезопасности — нового министра С. Д. Игнатьева, а самое главное, заклятого врага Абакумова, нового начальника следственной части по особо важным делам М. Д. Рюмина.

Отношения Сталина с органами госбезопасности с лета 1951 года демонстрировали, с одной стороны, склонность диктатора к конструированию невероятных схем заговоров, но с другой прагматический расчет. С лета 1951 года Сталин на протяжении нескольких месяцев питался потоком фантастических версий Рюмина о заговоре еврейских тайных организаций, пронизывающих мир культуры, медицины и, главное, органы госбезопасности. Это, очевидно, соответствовало собственным взглядам Сталина, ибо 19 октября Рюмин был вознагражден за свое усердие выдвижением на пост заместителя министра госбезопасности[583]. Одновременно Сталин дал санкцию на арест многих руководящих работников МГБ. В октябре 1951 года он вызвал к себе на юг Игнатьева и дал ему указание «убрать всех евреев» из МГБ. На вырвавшийся у Игнатьева вопрос: «Куда?», Сталин растолковал ему суть своей кадровой политики в МГБ: «Я не говорю, чтобы вы их выгоняли на улицу. Посадите и пусть сидят […] У чекиста есть только два пути — на выдвижение или в тюрьму»[584]. Как показали последующие события, Игнатьев хорошо усвоил этот урок. Несомненно, проклиная тот день, когда его направили со сравнительно спокойной партийной работы в пекло МГБ, он старательно, в меру своих сил, активизировал аресты и фабрикацию дел о заговоре в своем ведомстве. 12 февраля 1952 года дело Абакумова было передано из прокуратуры в ведение МГБ, лично Рюмина[585].

Одновременно с лета Рюмин вел вторую линию расследования: о заговорщической деятельности врачей-евреев. Как и в случае с арестами руководителей МГБ, это также происходило с благословения Сталина, в голове которого зрели схемы преступного сговора «врачей-убийц» и их покровителей в МГБ. Дальнейший импульс следствию был придан 13 марта 1952 года, накануне завершения предварительного следствия по делу Еврейского антифашистского комитета, когда было принято решение начать следствие по делам 230 человек, имена которых назывались в ходе допросов по делу ЕАК[586]. Процесс над членами ЕАК в мае-июле 1952 года завершился расстрелом всех подсудимых, за исключением одного. Одновременно набирала обороты фабрикация дел о заговоре в МГБ и «врачах-убийцах». Происходило это под постоянным давлением со стороны Сталина. Он грубо угрожал Игнатьеву, используя даже матерную брань, обещал «разогнать» сотрудников МГБ как «баранов» и т. д.[587] Сталина не удовлетворяла работа даже старательного Рюмина, которому никак не удавалось сфабриковать требуемые Сталиным дела о заговоре МГБ и врачей с целью физической ликвидации советских вождей и их связей с иностранными разведками. Позже на допросе Рюмин свидетельствовал:

«В сентябре 1952 года Игнатьев упрекнул меня в том, что наша информация по следственным делам по сравнению с тем, что посылал в Инстанцию (Сталину. — Авт.) Абакумов, выглядит очень бледно и нам следует подавать материалы гораздо острее. Игнатьев неоднократно подчеркивал, что если мы не добьемся по делам арестованных евреев-врачей нужных показаний, нас обоих выгонят и могут арестовать»[588].

Когда примерно в это же время свидетельства о заговоре Абакумова, собранные под руководством Рюмина, были предъявлены заместителю начальника следственной части по особо важным делам, тот «пожал плечами и сказал, что в справке речь идет о группе, а фактически, насколько он знает, никаких данных или показаний о существовании антисоветской группы пока не имеется»[589]. «Мерещившиеся Сталину заговоры отнюдь не лишили его проницательности, все обвинения нужно было подкреплять более или менее убедительными доказательствами», — считает К. А. Столяров, внимательно изучавший материалы МГБ последнего сталинского периода[590]. В отчаянии Рюмин бросил все свои силы на фабрикацию требуемых Сталиным доказательств, но не преуспел и 14 ноября он был уволен[591].

В конце 1952 года Сталин действительно мог обойтись без «талантов» Рюмина. Специальная следственная группа, созданная годом ранее для изучения личных дел и деятельности врачей, служивших в Кремлевской больнице, к тому времени вышла на многообещающий след. Пользуясь различными способами и каналами сбора информации чекисты собрали множество компрометирующих материалов в отношении ведущих врачей, включая обвинения в декадентском образе жизни, антисоветских контактах, сокрытии чуждого происхождения, связи с эсерами и еврейскими националистами или симпатиях к ним. Самым серьезным было обвинение в том, что медицинские светила неверно диагностировали, а соответственно, лечили сердечные заболевания членов Политбюро А. А. Жданова и А. С. Щербакова[592]. Обвинения в значительной степени строились вокруг заявления врача Л. Ф. Тимашук, о том, что врачи П. И. Егоров, В. Н. Виноградов, и Г. И. Майоров заставили изменить расшифровку кардиограммы Жданова, что привело к фатальным последствиям[593].

После этого П. И. Егоров был смещен с должности начальника Лечсанупра Кремля. С санкции Сталина в октябре-ноябре 1952 года последовали многочисленные аресты врачей, включая Егорова, личного консультанта Сталина В. Н. Виноградова и профессоров М. С. Вовси, В. X. Василенко. Контролируя следствие, Сталин в ноябре собирал и инструктировал руководителей МГБ, требуя применять к арестованным пытки[594]. О выполнении этих указаний Игнатьев 15 ноября 1952 года докладывал Сталину:

«К Егорову, Виноградову и Василенко применены меры физического воздействия, усилены допросы их, особенно о связях с иностранными разведками […] Подобраны и уже использованы в деле два работника, могущие выполнять специальные задания (применять физические наказания) в отношении особо важных и особо опасных преступников»[595].

Добытые в результате жестоких пыток «признания» Сталин вскоре пустил в ход. 1 декабря 1952 года на заседание Президиума ЦК КПСС были вынесены вопросы «о вредительстве в лечебном деле» и «информация о положении в МГБ СССР». Некоторые подробности о нем известны благодаря записям в дневнике В. А. Малышева, присутствовавшего на этом заседании. Основными объектами атак Сталина были «евреи-националисты» и МГБ, что полностью соответствовало изначальной сталинской идее о взаимосвязи между «врачами-вредителями» и «заговорщиками» в органах госбезопасности. В сталинском выступлении получил отражение и еще один элемент его схемы о заговоре — связь врачей и арестованных чекистов с иностранными разведками. Наконец, в качестве средства исправления положения Сталин выдвинул традиционный рецепт: усиление партийного контроля над органами госбезопасности. Сталин говорил: