Лучшие страхи года - Эллен Датлоу

Р. Б. Рассел

LOUP-GAROU

В первый раз я посмотрел этот фильм, «Loup-garou»,[30] в восемьдесят девятом, в маленьком клубном кинотеатре в центре Бирмингема. Мне нужно было в город на собеседование по поводу работы, и, как всегда, я выехал с большим запасом времени. Сначала я рассудил, что на дорогу, парковку и поиск офиса аудиторской компании, место в которой мне отчаянно хотелось получить, уйдет около двух часов. Собеседование было назначено на два тридцать, поэтому накануне вечером я решил, что выйду из дома в полдень. Но вскоре начал беспокоиться, что пробки помешают мне добраться вовремя, и собрался накинуть полчаса. Наутро я посмотрел карту, но парковки на ней обозначены не были, поэтому прибавил еще полчаса к отведенному времени. Вполне разумным казалось выехать в одиннадцать, но я был готов уже к половине десятого и, чем сидеть дома как на иголках, предпочел сразу отправиться в путь.

Знаю, что переживания, связанные с поездками, — мое слабое место, но я живу и работаю в маленьком провинциальном городке, поэтому возникает эта проблема не каждый день. Тот случай как раз доказал мне, насколько надуман мой страх опоздать к назначенному времени: машин было мало, пробок не оказалось, — и я очутился в центре Бирмингема уже без четверти двенадцать. С легкостью нашел парковку, и мне тут же отдал свой талон другой водитель, который уже собирался уезжать, хотя заплатил за место до конца дня. Я припарковал автомобиль и, выйдя на улицу, прямо напротив обнаружил то самое здание, куда и направлялся. Мне предстояло убить два с половиной часа.

В фойе кинотеатра, примыкавшего к парковке, я заглянул, только чтобы скоротать время. К доске была пришпилена афиша, гласившая, что фильм «Loup-garou» начнется прямо сейчас, а закончится к двум часам. Это был прекрасный выход из положения.

В зале собралось человек шесть, не больше. Он был маленький и современный, а кресло, в котором я устроился, оказалось вполне удобным. Я успел вовремя, чтобы увидеть, как на экране медленно, под негромкую музыку, появляются начальные титры. Над уютной равнинной сельской местностью вставало солнце, а имена актеров, сплошь французские, постепенно возникали и гасли на фоне полей и деревьев, выхваченных рассветными лучами. Снято было прекрасно, а простая и навязчивая фортепьянная мелодия все повторялась и повторялась, пока все участники съемок не были представлены. Наконец на экране появилось имя автора сценария и режиссера — Ален Легран. Потом я старательно запомнил его, прочтя информацию в фойе, когда два часа спустя уходил из кинотеатра. Фильм был до крайности неторопливым, но каждая сцена оказалась так прекрасно выстроена, а цвета — такими нереально яркими, что смотреть было даже чересчур приятно. Солнечный свет — божественный янтарь — стелющимися лучами пронизывал пейзаж, пока мы знакомились с героем. Мальчик-подросток, выйдя из своего дома, зашагал к ферме, находившейся примерно в полумиле от деревни. Камера неотступно следовала за ним.

Тихий голос за кадром говорил по-французски настолько неспешно, что я успевал разбирать сказанное. Мальчик пнул ногой камень и рассказал о своей любимой теории. Он верил, что четыре — совершенное число, и привел в качестве примера квадрат. Следовательно, пнув камень или стукнув по забору, он должен проделать это еще три раза, чтобы достичь совершенства. Но если ему не повезет и он случайно повторит свое действие, скажем, пять раз, то ему придется довести счет до шестнадцати — четырежды четыре. Если же он и на сей раз ошибется, наказание 1 будет жестоким: все придется повторять до двухсот пятидесяти шести, то есть до шестнадцати раз по шестнадцать.

Пустяшная болтовня, глупая заморочка, какая случается у любого мальчишки, но я вдруг вспомнил, что точно такой же пунктик был в этом возрасте и у меня. Ощутив симпатию к нашему герою, я вместе с ним предвкушал встречу с любимой девушкой, надеясь, что режиссер все же позволит ему добраться до ее дома. Когда же мальчишка наконец постучал в дверь, нам предсказуемо пришлось ждать, пока мать героини выйдет открыть ему, а потом — пока он окажется на уютной сумрачной кухне. Мальчик тоже вынужден был подождать — ему сказали, что девушка причесывается и скоро спустится вниз. А тем временем он разговаривал с ее матерью, гладил кошку и смотрел в окно. Наконец предмет его страсти сошел по ступенькам.

И в этом месте я подался вперед. Девушка выглядела точь-в-точь как моя жена, Ивонн, в этом же возрасте. Она была хорошенькой, с удивительно голубыми глазами и длинными светлыми волосами. Я был очарован этим совпадением.

Разумеется, они вышли на улицу. Солнце уже поднялось выше. Дрожь предвкушения пронзила меня, когда они уселись совсем близко друг к другу на скамейке у двери и, тайком от матери, он нежно поцеловал в затылок девушку, склонившуюся над шкатулкой с пуговицами. Я восхищался искусством создателя фильма. Пока губы мальчика легко касались девичьего затылка, пуговицы скользили меж ее пальцев, и это было необычайно чувственное зрелище. Затем она выбрала одну — тяжелую, зеленую, в форме яблока — и спросила своего друга, знает ли он, что та когда-то была на костюме знаменитого клоуна.

Вплоть до этого места я наслаждался обнаруженными в истории совпадениями, но здесь дело зашло слишком далеко. У моей матери в шкатулке для шитья хранилась точно такая пуговица, и про нее тоже говорили, что она когда-то принадлежала известному клоуну. Я не знал, как понимать ее появление в фильме.

Между тем герой и героиня отправились гулять по полям, беседуя о любви и своем будущем. А потом, в лесу, была чрезвычайно тонко поданная любовная сцена — мы видели ее сквозь деревья, тщательно скрывавшие все подробности. Когда мальчик наконец отправился домой, снова вступил закадровый голос. Герой объявлял о своей любви к девушке, которую он ожидаемо называл Ивонн.

Потом было еще несколько таких встреч, и только после — единственная многолюдная сцена в фильме: праздник — последний школьный день героя. Там появился еще один персонаж, парень постарше, который, несомненно, был неравнодушен к героине. Я немедленно стал рыться в памяти в поисках кого-то похожего. Когда мы с Ивонн еще учились в школе, было несколько поводов для ревности, но в конце концов я женился на своей любимой подруге. С головой уйдя в реальность фильма, я страстно возненавидел вероятного соперника. И внезапно, когда Ивонн робко целовала второго мальчика, стало понятно, что ту самую любовную сцену в лесу мы наблюдали со стороны глазами нашего героя!

Стиль фильма поменялся. Длинные, прекрасно выстроенные сцены вдруг сменились рваными короткими эпизодами, будто снятыми ручной камерой, — предположительно, тоже с точки зрения героя. Они передавали овладевшую им черную ярость.

Вот он повторяет свой путь к дому Ивонн, показанный в начале, но на этот раз — бегом, в отчаянии глядя на все вокруг. Добежав до домика фермера, он колотит в дверь, и вышедшая на стук мать говорит, что девушка ушла. Потом он носится по полям и лесам, и, пока суетящаяся камера показывает его скитания, угол зрения неуловимо меняется. Сначала съемка ведется с высоты роста мальчика, а к концу — словно глазами животного, мчащегося сквозь подлесок. Лишь несколько секунд мы снова видим парочку, занимающуюся любовью. Герой мчится прямо на них, потом мы слышим крики, но безумные зигзаги камеры не дают рассмотреть происходящее.

Экран чернеет, и, когда зрители уже начинают беспокоиться и спрашивать — это кончился фильм или киномеханик забыл поменять бобину с пленкой? — на экране снова постепенно появляется картинка, и мы видим, как невероятно медленно садится солнце, а герой, оборванный и грязный, неудержимо рыдая, еле бредет назад в деревню.

Фильм возвращается к прежнему тягучему ритму. Герой незамеченным проскальзывает в темный гараж, и мы видим, как он перекидывает веревку с петлей через балку.

В этот момент снова вступает музыка, вариация начальной темы, и одним долгим, явно не смонтированным планом нам показывают, как мальчик взбирается на стул, накидывает петлю себе на шею и отталкивается ногами так, что стул падает. Теперь уже настолько темно, что мы не можем рассмотреть в деталях эту ужасную смерть, а музыка маскирует звуки, но воображение дорисовывает то, чего не видно на экране.

Фильм меня эмоционально опустошил. Вновь очутившись в залитом полуденным солнцем Бирмингеме, глубоко взволнованный заключительной сценой, я уже особо не задумывался о совпадениях в начале истории. Ярость, владевшая героем, когда он метался в попытках отыскать любовников, казалось, поднималась в моей собственной груди — пока не прошло потрясение.

Но потом я припомнил и начал обдумывать все эти необъяснимые совпадения между моей жизнью и жизнью героя. Я не мог разобраться, какие из них реальны, а какие явились плодом моего воображения или были внушены искусством режиссера. Я стоял на тротуаре рядом с кинотеатром и злился на несправедливость истории, показанной в фильме. До сих пор я не знаю, как мне удалось успокоиться перед собеседованием и пройти на следующую ступень.