Коло Жизни. Бесперечь. Том второй - Елена Асеева

– Должны тебя ждать, да, Дрема? – пискляво-скрипнула явственно недовольная Трясца-не-всипуха. – Пожалуюсь на твою нерасторопность Господу Першему, каковой шибко быстро тебя вразумит. Как надобно себя вести в отношение к госпоже.

– Мяне сдержал Господь Стынь, май Творец, – отозвалась мягким, песенным голоском Дрема и вызывающе полыхнула синевой света в сторону старшей бесицы-трясавицы.

– Чего, ты брешешь? Аки витряник, – туго заскрежетала, точно ломая ледяной настил своим голосом, Лидиха и не менее негодующе, чем стоящая напротив нее Трясца-не-всипуха глянула на создание, относимое дарицами к духам, не всегда добрым. – Господь Стынь ономнясь тут был и гневался, что тебя нет.

– А.., – наконец отозвалась и Огнеястра, глас у которой был резко-отрывистым. Она глянула на духа сверху вниз, при том порывчато прижала пясти к груди, точно страшась за их существование. – На Дрему нужно пожаловаться Господу Стыню, а не покрывать ее нахальство. И тогда она перестанет думать, что единственна и неповторима, прекратит своевольничать, а будет исполнять все в точности, как велел Господь Перший… Ее самодурничество меня все время выводит из равновесия и раздражает.

– Сие не самодурничество, – немедля парировала Дрема, обдавая, махом выпорхнувшим из обоих очей, густо-синим сиянием бесиц-трясавиц, отчего они моментально дернули вниз головами, стараясь скрыть от плывущего света не просто очи, а и сами лица. – Сие коловратность. Я вжо прыбыла, як и было загадана, ровна да часу вмешання.

– Тебя, верно, пригнал Господь Стынь, а не сама ты явилась. Уж мы знаем, как ты являешься. Да и потом, Господь Стынь прежде чем покинуть худжру, куда намедни приходил, велел сопровождающему его Мерику срочно тебя разыскать и направить сюда, – несогласно скрипнула Трясца-не-всипуха, еще ниже пригнув голову и основательно прикрыв свой глаз.

– Мерик няхай допрежь таго аки мяне гнаць, сымет кинжал са паясы, – сердито дыхнула Дрема и сияние ее очей многажды усилилось, отчего пред ними даже появилась легкая дымка. – Яно як ня яму було падаравана, и не раз паказано вертать назад.

– Прекрати тут полыхать, – гулко заскрежетала Лидиха, и, отвернув голову в сторону, воззрилась в поверхность стены. – И мы ноне глаголим не о Мерике, а о тебе.

– А нечаво мене палохали тады… И сама да таго здольная, и кали вы аще раз, – додышала перешедшим в осиплость голосом Дрема.

Однако, тотчас смолкла, потому как в их толкование встряла Еси, ощутившая, что еще миг и она от этого яркого синего сияния заснет. Да и потом девушка, вельми не любила какие бы то ни было свары, а ноне итак волнуясь, довольно-таки недовольно молвила:

– Думаю, надо сейчас позвать Господа Першего, чтобы он меня отсюда увел. Ибо мне расхотелось лечиться, да и вы, как я погляжу, несколько заняты перебранкой. В самом деле, чего мне тут делать.

В комнате досель наполненной прерывистым дыханием, исторгаемым через рот бесицами-трясавицами, все резко стихло, а они сами махом испрямив станы, воззрились на девушку, также стремительно потухли очи Дремы. Занятые привычной для них перепалкой, создания Димургов забылись, кто пред ними и позволили себе много больше, чем было положено.

– Ах, простите, простите нас госпожа, – одновременно, сказали бесицы-трясавицы и Дрема.

– Тотчас начнем, – торопливо дополнила Трясца-не-всипуха.

Она нежно провела перстами по голове и лицу юницы, собирая на них локоны волос, и заправила их за уши да зачесала назад, к ослону люльки, впутывая их вглубь того вязкого полотна.

– Нема треба кликать Господа Першего, – произнесла просяще Дрема и рывком дернула головой. – Ен дужа тады на мяне угневаныя. И вы, госпожа, вже посем мяне не угледзице.

– Не больно и надо тебя видеть, – откликнулась Есинька и чуть слышно засмеялась, чувствуя, как от перебранки бесиц-трясавиц и духа с нее степенно стало спадать напряжение. – Так как я уже не ребенок, которых дух Дрема любит и даже бывает нежен. Я уже взрослая, а их Дрема не привечает, потому посылает кошмары и дурные мысли во сне… А у меня знаешь Дрема, последнее время были вельми скверные сны.

Бесицы-трясавицы незамедлительно перевели взгляды с девочки и назидательно зыркнули на Дрему, точно и впрямь она оказалась повинна в тех мучениях. Ночной дух, как верили дарицы, надрывно вздел вверх свои прозрачные плечики и порывчато закачал головой, судя по всему, желая таковым проявлением чувств обелить себя в глазах бесиц-трясавиц. Есислава теперь и вовсе брызнула живым, задорным смехом, отчего он звонким эхом отозвался от стен помещения и, видимо, направил свой полет в теряющийся в кривизне коридор.

– Ох! Ох! – озвучила свой смех девушка и довольно оглядела всех созданий, стоящих обок ее кувшинки. – Да, я пошутила! Пошутила!

– А… а.., – многажды ровнее зыркая на духа, протянули бесицы-трясавицы.

И немедля пришли в движение, засуетившись над полулежащей в кувшинке юницей, все поколь роняющей смех, вроде словив момент того, что она успокоилась, принявшись поправлять ее волосы, голову, ноги, руки и саму материю сакхи, слегка утапливая в вязкой массе кресла. Дрема же поменявшись местом с Лидихой, расположилась вблизи от головы девушки и загороженная стенкой кувшинки, на малость пропала с поля видимости.

Глава двадцать пятая

Дрема нежданно резко дернулась. Вернее, дернулась ее голова, тельце и висящие ручки так, словно, что-то подпихнуло дух вверх. Еще один такой неспешный рывок и Дрема однозначно стала расти. Голова медлительно поехала ввысь, а вместе с ней подол сарафана, приподнялся над полом, показав ясно проступающие голубоватые ноги, точь-в-точь повторяющие человеческие. Каковые резкими скачкообразными движениями увеличивались в длину и тем самым приподнимали туловище и голову духа все выше, и выше.

– Ничего себе, – взволнованно протянула Еси, когда увидела поддергивающуюся голову Дремы подле себя, а после, также срыву промелькнувшее лицо. Еще миг и дух сравнялся ростом с Лидихой. – Ты, что Дрема растешь? – вопросила юница.

Дрема, одначе, не ответила, она внезапно также скоро прервала свои энергичные подсигивания, и, нависнув над девушкой головой, ярко блеснула отливом синевы глаз.

– Будзем кочумать, – повелительно молвил дух.

Есислава хотела было отказаться оттого указания, впрочем, не в силах отвести очей от лица Дремы, почувствовала, как резко онемели губы и язык, и вся она сама замерла.

– Я буду личыць, госпожа, – голос Дремы сызнова запел. Точно прокатилась по худжре тонкая трель соловушки, едва слышимая, однако доступная пониманию. – Буду личыць, а вы госпожа глядзице на мяне… У вочи мае… уважлива тока… уважлива, – вкрадчиво пел дух и ему подпевал далекой трелью соловушка или это подыгрывала выводя нежный мотив свирель.

Очи Дремы внутри набрякли ярким светом, дымчатость не просто опутала ее лицо, она струилась округ него, дотянувшись, лизнула своими парами и единственный глаз юницы. В средине очей духа, где правила синева нежданно появились черные точки и закрутили веретенообразные полосы почти марного оттенка, на стыках с синевой переходящей в вибрирующую черноту.

– Я буду личыць, госпожа, до даши… И як токмо я кажу даши, – продолжила сказывать Дрема, а свирель ей подыгрывать. – И як токмо кажу даши, вы, госпожа акуницеся у сон. Отже, госпожа, я пачынаю… Эка… два… три… чатур, панча, шата, – степенно стал считать дух. – Сапта, ашта, нава, даша.

Глаза Еси на мгновение сомкнулись, и немедля широко раскрылись, неподвижно застыв, в целом, как и вся ее плоть, в каком-то окаменелом напряжении. Махонисто раскрылся рот девушки и она туго выдохнула, и тотчас Трясца-не-всипуха вытянула из одной серой бородавки, что на одинаковом удалении друг от друга, опоясывали внешнюю стенку кувшинки, прозрачно гибкий веретенообразный жгутик, в ширину едва достигающий двух перст. Дотянув один из концов того жгутика-трубки до открытого рта юницы, Трясца-не-всипуха, остановила его вытягивание из бородавки и зыркнула на Дрему. Последняя протянула вельми узкую руку с двумя перстами, занимающим положение соответственно большому и указательному человеческим пальцам, в сторону лица девушки. И резко провела ими вблизи от правого здорового глаза Есиньки, внимательно всматриваясь в рассеивающуюся пред ним пелену. Очи духа степенно приобрели положенную им синь и поглотили в ней и черные точки и саму марность полос.

– Госпожа, кочумарить, – констатировала Дрема и шагнула в сторону, качнувшись телом и головой туды… сюды.

А ее место не мешкая заняла Лидиха. И тогда Трясца-не-всипуха бережно придержав левыми перстами зубы юницы, несколько расширила проем меж ними, да принялась медлительно вводить вглубь рта, глотки жгутик, покачивающий своими мягкими, гибкими боками.