Царь Гильгамеш - Дмитрий Володихин

«Успели…»

Далековато они стоят, казармы черных. У самых Рыбацких ворот, за храмом. Далековато.

Асаг отошел подальше от побоища на баррикаде, присмотрелся к тому, что творилось на стенах. Его меч больше не нужен был этому бою. Лихая вышла сшибка. Теперь — все. Руки отдохнут. Может быть, еще разок… чуть погодя. Потом.

Ему необходимы были три вещи; знамя лугаля баб-алларуадского, компания эбиха и резерв, чтобы вовремя затыкать прорехи в обороне. Как лугалю, ему полагалось копье с четырьмя конскими хвостами, как эбиху — полусотня охранников, бегунов, писцов и пять реддэм для важных поручений. Опытный военачальник, он понимал, что отразил только первый натиск и еще много людей должны будут сгореть в сегодняшнем побоище.

Асаг остановил сотню черных, подтягивавшуюся к воротам, забрал у сотника нескольких бойцов и разослал их куда требовалось: поторопить старшего агулана ополченцев; отыскать дежурного реддэм компании, пусть ведет всех сюда, к Сигнальной башне, и немедленно; разыскать тысячника Хеггарта, этот должен прислать знамя, двести копейщиков и полусотню лучников.

Миновала четверть стражи. Теперь у Асага было все, что нужно. Человекобыки вновь схлестнулись с черными и оставили перед Сигнальной башней сотни рогатых трупов. Издалека, наверное, могло бы показаться, будто здесь забивали скот. Если бы было кому смотреть на эту свалку издалека, если бы был день, а не ночь, если бы пространство у разбитых ворот вновь не покрылось темной живой массой…

С рассветом начался дождь. Он то вставал непролазным тростниковым полем, то ослабевал и едва капал редкими слезами, то вновь сходил с ума, то делал короткую передышку, то напоминал о себе всерьез… Земля навстречу дождю выдыхала холодноватый пар. Горцы и чёрные не замечали его. Так странно для человеческой породы стоять под хлещущим дождем и не чувствовать хлещущего дождя! И тем в другим было не до того. Князь Вода пытался переупрямить их, будто оба войска были его невестами, но ни одна, ни другая не спешили сказать хотя бы слово, хотя бы повернутые нему голову, а он раз за разом же пытался привлечь их внимание… Дождю не везло в тот день, князь Вода был не ко двору. Асаг некстати припомнил язвительную десятую табличку из «Поэмы о нетревожных снах», сочиненной то ли самой царицей Гарад, то ли кем-то из ее учениц:

Как нелюбимый человекДождь приходил,Когда не ждешь его,И уходил,Когда с чужим дыханьемУже смиришься…1

Прозрачная безвкусная жидкость мешалась на земле с красной соленой жидкостью. Розовый ручей вытекал из воротного проема наружу. Семь раз гутии приступали к стенам и баррикаде у Сигнальной башни. Городское ополчение еще до восхода солнца вступило в дело и билось наравне с черными и обычными копейщиками. Около полудня человекобыки заняли стену справа от ворот примерно на три аслата, а заодно и Болотную башню. Тогда сам эбих вновь превратился в простого воина. Побыл собственным последним резервом…

Лугаль Баб-Алларуада так и не понял, когда человекобыки оставили город в покое и окончательно отступили. Слишком устал. Давешняя таблица боя заполнилась до самого низа. Последний знак последней строки: робкая победа… Тринадцатилучевая звезда растаяла перед мысленным взором эбиха.

…Сумерки. Два десятка солдат разбирают завал в воротах Приречного форта. Луна и солнце стоят на небе в равной силе. Вновь хлынул холодный ливень, но Асаг не позволил прекратить работу. Ему нужно было во что бы то ни стало закрыть ворота. Ближе к полуночи усталые десятники доложили, мол, дело сделано. Завал разобрали, починили воротный засов, отделили трупы своих от чужих тел. Своими завтра займутся, сейчас сил нет… Чужих отнесли за канал. Пускай там гниют, Гутиев мертвецы не интересуют, они не вернутся, чтобы подобрать их.

— С утра сжечь! — коротко приказал эбих тысячнику Хеггарту. — И вот что… Дорт жив? Хорошо. Дорта десять дней в караул не ставь. Хвост оторву, старый лис.

Ему надо бы поспать. Людей не делают из меди. Даже царских эбихов… Но он все стоял у ворот и тупо смотрел, как солдаты копошатся, собираясь в казарму. Четверо подтащили чей-то труп прямо к ногам Асага. К ногам победителя. Кто?

— Вот, отец мой эбих, нашли ажно в самом низу. Под кучей.

Лицо открыли. Черный сотник Маггат. Вроде ежа: отовсюду торчат оперенные стержни. Всего одиннадцать стрел.

То-то Асаг подумал тогда: «Голос знакомый…»

Она послюнила пальчик и принялась оттирать пятно у Бал-Гаммаста на щеке.

— Нет, ну вы только подумайте! Он весь в моей краске! Он весь в моих притираниях!

Отняла пальчик от щеки. Посмотрела на него. Да, весь зеленый. Лизнула. Поморщилась.

— Какая хорошая краска, и до того горькая!

— А ты меньше мажься…

Она вытерла зелень об овечью шкуру. Две изрядно вытертые овечьи шкуры служили им ложем.

— Мастера эти суммэрк делать всякие штуки для женщин… Украшения наши лучше, хоть медные, хоть из серебра… А краски, например, или благовония, или, скажем, воду с любовным запахом… лучше брать у них. Да и дешевле.

— Шкуру жалко, Садэрат, шкура будет зеленая…

Она рассмеялась. Откинулась на спину и рассмеялась, — так, чтобы грудь исполнила у самых Бал-Гаммастовых очей танец легчайшего соблазнения… легчайшего! Как прикосновение пшеничного колоса к коже лица. Она, как обычно, чуть-чуть торопилась и жадничала. Впрочем, ей ведь не пить из этого сосуда каждый день, так надо напиться впрок, надо побыть землей, умаявшейся от зноя и ненасытно вбирающей нежность первого дождя, и надо побыть дождем, насыщающим усталую землю.

— Балле, а тебе какие украшения больше нравятся: медные или серебряные? Серебряные дороже и считаются… ну, лучше… по мне, так начищенная медь гораздо красивее серебра Оно такое белое, бледное, никакое…

Она принялась за другое пятно. У Бал-Гаммаста на подбородке. И… ну, конечно… пальчики на другой руке небрежно прикоснулись к его груди. Почти мазнули. О, эта небрежность! Женщине нужно либо очень много опыта, либо очень много жажды, чтобы выводить на мужском теле узоры столь точной небрежности.

— А ты никогда не хотела золотой браслет? Или кольцо…

— Шкуру не жалей. Она такого повидала, что и позеленеть не зазорно.

— Очень хорошо и ловко это у тебя получается… то, что ты… а-а-а… забыл, что хотел сказать… вот на груди… пальцами… но… а-а-а… нет, целовать меня так еще рано. Я еще после первого… не совсем… а-а-а… в общем, получится слабее, чем можно бы было… а-а-а… ну нет. Убери-ка губы с моей шеи, мы еще немно-ожечко переждем.