Мой знакомый призрак - Майк Кэрри

Запланировав обойти три места, я выделил себе на это целый день. Такая программа могла бы показаться пессимистичной, особенно если знать, что все они находятся на севере Лондона. Но первым пунктом у меня стоял отдел технической инвентаризации камденского муниципалитета. Кто знает, поймет: там либо теряешь надежду окончательно, либо со вздохом прячешь ее в задний карман джинсов.

Вот я снова у Кинг'с-Кросс, будто никуда и не уходил. Здание муниципалитета напоминает декорации к одной из серий «Доктора Икс». В какой-то мере его внешний вид дает представление о том, что ожидает посетителей: встреча с не-совсем-человеческими существами, лихо рассекающими пласты времени. Не успев войти со стороны Джадд-стрит, я был тотчас отослан прочь: отдел технической инвентаризации в другом крыле, куда можно попасть только со стороны Аргайл-стрит. Наверное, посмей я ослушаться – боги местного– самоуправления прогневались бы, вместе с бессмертной душой лишили бы права на стоянку, а в качестве наказания вручили квитанцию на уплату муниципального налога с семисот фунтов.

Что же, система работает на удивление слаженно: сразу дали понять: ни на что не надейся, слушай, что тебе говорят, и не смей роптать. Отдел технической инвентаризации уже частично компьютеризировали; в фойе стояли штук десять терминалов, за любой из которых можно было сесть, ввести адрес и получить информацию о строении. Вспомнив Шерил, я на секунду пожалел тех, чьими трудами была проведена ретрооптимизация.

– Доступны далеко не все сведения, – заявил молодой, надменного вида администратор, напоминавший не столько злодея из «Доктора Икс», сколько персонажа убойной подростковой комедии, который и девчонку закадрить не может, и, штаны на выпускном вечере теряет. – У нас лишь данные об изменениях в планировке с конца сороковых годов – именно тогда создали службу технической инвентаризации. Без точных дат вы долго здесь просидите.

В моей ситуации выбирать не приходится. Оказалось, что на дом номер двадцать три по Черчуэй, Сомерсз-таун имеется целая уйма документов, один из которых восходил аж к 1949 году: заявление на ремонт крыши, фасада и правой внешней стены, пострадавших при бомбардировке. В ту пору здание принадлежало военному министерству, но к середине пятидесятых, когда подали ходатайство о реконструкции задней части, оно уже являлось «отделением Британской библиотеки». Затем – ничего вплоть до 1983 года, когда было выдано свидетельство об изменении профиля объекта: отныне дом номер двадцать три переходил в ведение органов местного самоуправления и превращался в центр по трудоустройству и переподготовке кадров. Годы правления Тэтчер… Понятно, в то время всеми силами с безработицей боролись. Последний документ, датированный 1991 годом, – заявка на проведение внутренних работ. Наверное, тогда и появились жуткие скользкие лестницы, фальшивые стены и тупики. Информацию о текущем ремонте в компьютере не занесли, хотя, возможно, свежие данные хранятся в другом месте.

Все, электронные ресурсы исчерпаны, теперь нужно заполнить формуляры запросов и подать их администратору главного зала. Зал располагался на первом этаже и делился пополам высокой пластиковой стойкой. Народу – как на скотоводческой ярмарке. В основном – мужчины в спецовках, просящие заверить печатью наскоро составленные документы. Кроме них – горстка служащих из других отделов муниципалитета: сдающие формуляры, получающие формуляры или, подобно рабочим муравьям, просто обменивающиеся феромонами.

Я прождал почти целый час, пока суровая дама среднего возраста с лицом будто из комиксов «По ту сторону» не принесла запрошенные мной документы – целую стопку ксерокопий поэтажного плана на дом номер двадцать три по Черчуэй, составленных в разные периоды с 1949 по 1991 год. Пожалуй, этих данных хватит, чтобы заполнить пробелы.

Что же, пока все нормально. Преклонив колени перед темными богами муниципалитета, я наконец вышел из странного здания. Следующая остановка – Газетный архив Британской библиотеки в Колиндейле. В Милл-Хилл я отправился на поезде «Темзлинк», по дороге изучая поэтажный план. Так и есть, на последнем (то есть от 1991 года) отмечены все лестницы, коридоры и пожарные двери – мелкие, сильно запутанные, совсем как в детских раскрасках: «Помоги дяде Феликсу пробраться из мастерской в хранилище, где живет призрак, но чтобы не заметил злой мистер Пил». В контрасте план 1949 года поражал простотой и ясностью, а комнат на нем было раза в два меньше. В общем, здание выросло и видоизменилось, и сегодня его архитектор вряд ли нашел бы выход без посторонней помощи.

Ориентировался я пока недостаточно, чтобы с ходу отыскать место, где хранится русская коллекция, зато понял простой, но эффективный замысел, согласно которому шла перепланировка первого этажа. Каждую первоначально имевшуюся комнату разделили пополам, значит, половина всех стен вполне современные плиты с отштукатуренной поверхностью. Старые дверные проемы, слишком широкие для уменьшившихся комнат, заложили кирпичами и пробили новые, поуже. Черную лестницу, отмеченную на плане 1949 года, снесли, освободившееся пространство буквально растерзали под маленькие отсеки – туалеты и подсобки, а везде, где не хватило места для кабинета или хранилища, втиснули пролеты-карлики, которые я видел своими глазами. Общее впечатление крайне угнетающее: план 1991 года очень напоминал руководство: «Как изнасиловать труп».

От станции «Милл-Хилл» я пошел пешком, но, ухитрившись пропустить Газетный архив, оказался у Центра подготовки полиции Лондона. На плацу перед зданием малыши из начальной школы учились кататься на велосипедах. Прильнув к сетчатому забору, молодая женщина задумчиво смотрела, как дети кружат по лабиринту из оранжевых пластиковых столбов. Она повернулась ко мне: на щеках нездоровый румянец, а запах… Его не спутаешь ни с чем: характерный кисло-сладкий аромат гниения. Воскресшая. Джинсы и толстовка перепачканы, в волосах сухие травинки – можно не гадать, где она сегодня ночевала.

– Я все жду.

Следовало пройти мимо, но горящий, как у Старого Моряка, взор не позволил. Значит, «я один из трех», тот, которого «сдержали рукой».[19]

– Кого ждете?

– Детей. Когда вернутся, обещала встретить их здесь. – Вялое лицо передернул спазм – от неловкости, раздражения или по чисто физиологической причине. – Марк говорил о машине. Они даже номер не записали… – Повисла тяжелая пауза. – Я обещала встретить их здесь.

Под аккомпанемент счастливого смеха и детских криков я побрел дальше. Оглянулся лишь раз: воскресшая неподвижно смотрела сквозь забор: ссутулилась, с неподвижно торжественным, как маска, лицом читает руны жизни, которая ей больше не принадлежит.