Расписание тревог - Евгений Николаевич Богданов

не слышал совсем. Подставляя здоровое ухо собеседнику, на всякий случай повторял вслух услышанное и следил за реакцией: так ли понял.

— Извините за выражение, как, значит, вас зовут? — спросил он Якуба Султановича.

— Я-куб Сул-та-но-вич.

— Яков Султаньевич?

Якуб Султанович махнул рукой.

— Антисигма минус гиперон, — фыркнул Пашнев.

— Не выражайтесь, Алеша. Это дурной тон.

— Вот, значит, какой у меня племяш, Яков Султаньевич, — говорил дядя Шура, оглаживая принесенный племянником большой полосатый арбуз. — Стало быть, науками занимаешься, Олеша? Электроэнергетикой? А не опасно? Током не дернет? Нет?

— Ваш племянник очень способный физик! — с пафосом сказал Якуб Султанович.

— А вы, Яков Султаньевич, стало быть, его педагог? Тоже хорошее дело. Выходит, мы с вами коллеги будем?

— Совершенно верно!

— Как? Совершенно верно? Что и говорить!

— Как вы себя чувствуете, дядя Шура? — спросил Пашнев.

— Как самочувствие? А хорошее, Олеша. Я здесь на удалении дивертикула. Это приямок такой в горле. Вроде кармана. Как-то вот образовался и оттопырился, язви его. Доктора сказали: случай крайне редчайший. Надо, говорят, тебя в Москву, к профессору Черноусову. Сам Черноусов и удалял. Удаляет, а сам ахает: пять сантиметров вдоль, пять поперек и шесть вглубь; куда годно! Правда, я этого не слыхал, сестра после говорила. — Дядя Шура отогнул глухой ворот пижамы и показал швы на шее в виде буквы Т, замазанные зеленкой. — Во чего начертили!

Пашнев томился. Палата своим специфическим запахом и стерильностью нагоняла тоску. Рассчитана она была на три койки, здесь стояло четыре. Пашнев определил это по числу электророзеток и кнопок вызова. В углу ворчал фаянсовый умывальник; из крана точилась мутная хлорированная вода, уже выточив в раковине ржавую борозду. Пашнев встал, попробовал завернуть кран. Струйка не пропадала.

— Течет, все время течет! — сказал ему дядя Шура. — У нас это в порядке веществ: прокладочка стерлась, а заменить некому. Тоже вот и обслуживание. Я сырые яйца не употребляю, а всмятку никто не сварит. Уж я не знаю.

Якуб Султанович кивал головой. Импульсивная его натура требовала живого действия.

— Поговорить с заведующим? — с готовностью предложил он.

— Ни к чему! — испугался дядя Шура. — У него и без того заботушки хватает!

— Смотрите, мне ничего не стоит!

— Нет-нет, спасибо… Рассказали б лучше анекдот какой-нибудь, — несмело попросил дядя Шура. — А то мы тут отрезаны от внешнего мира.

— Алеша, — сказал Якуб Султанович, — вы знаете какой-нибудь свежий анекдот?

Пашнев пожал плечами, виновато улыбнулся.

— Что же вчера на кафедре рассказывали… — наморщил лоб Якуб Султанович. — Вот, послушайте! — Дядя Шура потянулся к нему. — Армянское радио спрашивают…

— Армянское? Радио? Спрашивают? Об чем?

— Каким образом увеличить скорость расчета обобщенных параметров и параметров режима электросистемы!

— Так, так, — заулыбался дядя Шура, надеясь хотя бы в ответе услышать что-нибудь смешное. — А оно что?

— Армянское радио отвечает: повысить уровень обобщения!

Пашнев покатился со смеху, дядя Шура почтительно посмеялся.

— Умно, умно! А вот отгадайте загадку. Шуринов племянник зятю как родня?

Посетители переглянулись; Якуб Султанович достал блокнот.

— Повторите условия, пожалуйста!

— Условия? Берем племянника шурина. Так? И вот кем он доводится зятю? — ухмыльнулся дядя Шура.

Якуб Султанович набросал схему:

— Шурин — это брат жены…

— Так, так, — подтвердил дядя Шура. — Шурин глаза защурил. Присловка такая.

— Зять — муж дочери или сестры. Кого вы имеете в виду в данном случае?

— В данном случае? А если без подсказки?

— Это имеет принципиальное значение! — заметил Якуб Султанович.

— Пускай будет… муж сестры!

Якуб Султанович тотчас выдал ответ!

— Сын!

Дядя Шура посмотрел на него с изумлением и восторгом.

— Я думал, в жизнь не догадаетесь! За всю практику первый случай!

Вдруг он оборвал себя, нацелил здоровое ухо на соседнюю койку, где лежал кто-то укрытый с головой.

— Что, Вася? Водички тебе?

— Уточку… — прохрипело из-под одеяла.

— Ниточку? Зачем тебе ниточку, Василек?

— Уточку! — рявкнул невидимый Василек.

— А, понял, понял! — Дядя Шура проворно встал, подошел к лежащему, выдвинул из-под тумбочки стеклянную утку, засунул под одеяло.

— Что ж вы сами-то, дядя Шура? — сказал Пашнев. — Няньку бы вызвали!

— Няньку? Позвать? Зачем? Мне не в тягость. Да наших нянек и не докличешься. Мягко стелят, да хрустко спать. Я тут до вашего прихода военную хитрость придумал.

Якуб Султанович и Пашнев изобразили внимание.

Дядя Шура достал из кармана орденские колодки, приложил к отвороту пижамы.

— Хочу пришить. Няньки тут все одного со мной года происхождения, все вдовы. К боевым заслугам относятся с уважением. Вот я и надумал с этого боку к ним подкатиться.

— Ну-ка, ну-ка, что тут у вас? — заинтересовался Якуб Султанович.

— Да не так уж много, — стеснительно сказал дядя Шура. — Два Красной Звезды, один Красного Знамени, «За боевые заслуги», «За взятие Варшавы», «За штурм Кенигсберга»… Ну и эти: «За Победу над Германией», «Двадцатилетие Победы», «Пятьдесят лет Советской Армии»…

— А где же ранения? — спросил Якуб Султанович.

— А ранения на себе ношу, — рассмеялся дядя Шура. — Вот на голове отметина — шов четыре сантиметра. Каску осколком пробило. — Дядя Шура нагнул голову к Якубу Султановичу, предлагая пощупать отметину. Тот ничего не нащупал, но сочувственно покачал головой. — В грудь ранение было. Под самое сердце чиркнуло. — Дядя Шура показал шрам на груди. — И вот еще это, в ногу. — Он засучил штанину. — Коленную чашечку выбило. Пока дополз до ровика, полный сапог крови.

— У меня тоже в ногу, чуть выше лодыжки. — Якуб Султанович приспустил носок и показал глубокий шрам чуть выше лодыжки.

— А-а, — сказал дядя Шура. — Кость не задело?

— Задело, черт побери, — вздохнул Якуб Султанович. — Три месяца в госпитале провалялся.

— А вы в каких войсках воевали, Якуб Султанович? — спросил Пашнев.

— Сначала в гвардейском Кубанском кавалерийском полку. Потом нас преобразовали в конномеханическую группу. Пушки к конским хвостам привязали!

— А вы, дядя Шура?

Дядя Шура ответил тотчас, не переспрашивая вопроса:

— Тыща девяносто девятый дважды Краснознаменный орденов Невского и Кутузова Могилевский артиллерийский полк РГК ДД!

Титул этот он произнес в три приема, но не без воинской доблести. Глаза молодецки блеснули.

— А что это означает — РГК ДД? — не понял Пашнев.

И опять дядя Шура расслышал вопрос сразу:

— Резерв Главного Командования Дальнего Действия!

— Второй Белорусский, — сказал Якуб Султанович.

— Так точно! Форсировал Березину, Вислу, Ост-Одер, Вест-Одер! Там еще остров был, запамятовал название. Ну, где наших парламентеров расстреляли!

— А Днепр? — спросил Якуб Султанович.

— А как же! Форсировал под Быховом!

— А я в районе Никополя!

Они хлопнули по рукам, непроизвольно подвинулись друг к другу. И потекли оживленные воспоминания о командирах, ранениях и трофеях. Они увлеклись настолько, что забыли и о Пашневе, и о невидимом глазу Васе с уточкой.

3

Пашнев почувствовал себя бедным родственником. «В конце концов, —