Дорога великанов - Марк Дюген
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я покинул трассу, чтобы ехать вдоль океана до Голд-Бича, который находится в устье Роуг-Ривер[102]. В Орегоне я очутился, не отдавая себе в этом отчета. Я не вынашивал план во что бы то ни стало сбежать из Калифорнии: для меня это не имело особого значения. Голд-Бич – последний город перед лесом. Около ста шестидесяти километров я проехал, мысленно не возвращаясь к своему решению. Я намеревался забраться в горы и пустить себе пулю в лоб у расколотого молнией дерева. Впрочем, антураж не так уж и важен: Голд-Бич тоже подойдет.
Серые облака окутала ночь, и темный тревожный океан слился с небосклоном. Пустынный широкий пляж, казалось, презирает городок, ничем не оправдывающий своего существования. Я увидел три мотеля, один – в ирландском стиле. Я подумал о Дигане. И о Венди. До того момента у меня не было ни времени, ни сил думать о них. Однажды Венди рассказала мне о своей матери. Когда у той обнаружили рак, она несколько дней не верила, что умрет. Она говорила Венди, что нет в жизни большего мучения, чем знать свой срок годности. Эта фраза всколыхнула столько воспоминаний об ужасах, мною сотворенных, что я в отчаянии вдавил педаль газа в пол. Чего я ждал?
Вдруг я понял, что обязан совершить хороший поступок. Никогда в жизни я не прятался. И даже если я обезумлю от чувства вины, которое атакует мой мозг, подобно опухоли, я должен сказать Дигану правду. Я обязан сказать ему правду. У него и без меня достаточно неприятностей. Я не такой гад, чтобы не объясниться с людьми, которые мне верили. Я не мог. Я действительно не мог молчать. Однако это решение отнюдь меня не успокоило, а, наоборот, взвинтило еще сильнее.
Вдоль Роуг-Ривер я проехал километров шестнадцать и остановился у подножия горы. Поблизости не обитало ни одной живой души, кроме старика, который держал единственную на многие километры заправку. Усталым водителям она являлась, словно Иисус паломникам. Домик у старика был крохотный. Точь-в-точь телефонная будка посреди эспланады. Вокруг, помимо хвойного леса, впадающей в океан реки и невнятных руин, ничто не отвлекало от глубоких мыслей.
Старик узнал меня. Славный беззубый товарищ видел меня уже в третий раз. Никогда не встречал большего жизнелюба. Он посещал винный клуб и очень гордился своей коллекцией бутылок. К несчастью, пиво он любил в сто раз больше. Но с удовольствием угощал вином клиентов, чтобы хоть как-то компенсировать запредельную цену на бензин.
– Видано ли, чтобы умирающий от жажды, который пешком прошел пустыню Мохаве[103], стал торговаться?
Он предложил мне выпить. Я опустошил бутылку вина, чтобы успокоиться. Старик вытащил вторую бутылку, шутя заметив, что, мол, наконец-то он освободит погреб. У него в легком нашли злокачественную опухоль, которую он заботливо подкармливал никотином вот уже пятьдесят лет.
– Не уверен, что буду здесь, когда ты вернешься в следующий раз. Меня хотят оперировать. Без операции я умру. Но мне нечем заплатить за операцию. То есть я умру либо от голода, либо от опухоли. Вот так всегда в жизни: сперва всё в порядке – а потом судьба устраивает тебе шах и мат. Я не жалуюсь. – Он откупорил вторую бутылку и понюхал пробку. – Это вино с каждым годом всё лучше, но кто будет его хранить? Если хочешь, забирай все бутылки. У меня нет семьи.
– Жаль, но я вряд ли смогу принять подарок.
– Почему же?
– Я долго не проживу.
Он посмотрел на меня изумленно.
– В твоем возрасте, парень, нельзя такое говорить.
Прежде чем удовлетворить любопытство старого, одинокого, скучающего человека, я поднялся:
– Телефон работает?
– Утром работал. Я видел: какой-то парень утром стоял с трубкой в руках и махал руками, словно пытался кого-то в чем-то убедить.
69
Буквально содрогаясь от страха, я дошел до телефонной будки и набрал номер. Втайне я надеялся, что связи нет. На другом конце провода раздались гудки, затем – я уже думал, что повешу трубку, – запыхавшийся женский голос ответил:
– Полиция Санта-Круса. Чем я могу помочь?
Видимо, тетка бежала к телефону от кофейного автомата.
Я попросил капитана Дигана.
– Он сегодня на звонки не отвечает, – ответил сладкий голос.
– Тогда соедините меня с дежурным офицером.
– Это будет лейтенант Карлссон.
Я помнил Карлссона – рыжеватого блондина, со слишком близко посаженными глазами. Время от времени он захаживал в бар «У присяжных», но не пил, просто боялся пропустить веселье. Я ему не очень нравился.
– С кем я разговариваю?
– С Элом Кеннером.
– Могу я узнать, о чем вы хотите сообщить капитану?
– Нет.
– Хорошо, я спрошу, может ли Карлссон снять трубку.
– Скажите, что я должен был жениться на его дочери.
Дамочка заинтересовалась.
– Я должен был жениться на его дочери в следующем месяце.
– И не женитесь?
– Вряд ли.
– Хорошо, соединяю вас с Карлссоном.
Я подождал – довольно долго. Я боялся, что мне не хватит денег.
Наконец Карлссон ответил:
– Вы хотите поговорить с Диганом? У него выходной.
– Надо разыскать его, где бы он ни был.
– Зачем?
– Потому что я убил свою мать и ее подругу.
Молчание длилось недолго.
– Знаете, захаживая в бар «У присяжных», я заметил, что вы много пьете, но на такие глупости у меня времени нет. Я здесь единственный дежурный офицер.
– Я не шучу. Я звоню из телефонной будки, и мелочи у меня больше нет, я дам вам свой номер. Попросите Дигана перезвонить[104]. Сделайте это хотя бы потому, что у меня девятимиллиметровый револьвер и я буквально схожу с ума.
Я начал диктовать номер, но связь прервалась. В ярости я чуть не опрокинул будку. У меня не осталось ни цента. Я отправился обратно к старику и попросил выручить. Затем вернулся к будке. Там уже стояла женщина со вплетенным в волосы платком. В сумеречной тишине я слышал каждое слово.
– Мне плевать на твою жену, Шон, мне плевать. Я оделась и собралась, чтобы тебя увидеть, я буду через двадцать минут. Нет, Шон, выбирай: или я, или она. Думаю, что, когда я появлюсь, выбора у тебя уже не будет. Открой бутылку белого вина и выстави свою женушку. Ты и душ не успеешь принять – я буду уже у тебя.
Парень что-то ответил.
– Шон! Думаешь, что, пока ты там субботним вечером развлекаешься с женой в своем доме с видом на океан, я буду тихонечко поедать гамбургер в машине, припаркованной под фонарем? Шон, я приеду через двадцать минут!
Она повесила трубку и вышла из будки.
– Вы всё подслушали?
– Нет, я случайно всё услышал.
Внезапно тетку замучили угрызения совести.
– Ладно, дам ему час на то, чтобы избавиться от жены. Как вы считаете? Бедняжка столь безоружен перед лицом неприятностей.
– Позвоните после меня. У меня срочное дело.
Дама застыла в ожидании, словно герань в ботаническом саду.
На этот раз я наткнулся на старика Рамиреса, с которым часто тусовался в баре «У присяжных».
– Что за глупости, Эл? Ты не способен на такое.
– Способен.
– Да что с тобой? Ты спятил?
– Нет, я в здравом уме. Диктую адрес. Это серый дом на повороте. Моя мать и ее подруга Салли Энфилд – обе там.
– Как ты убил их?
– Честно говоря, не очень красиво. Я размозжил им головы молотком.
– Я отправлю патруль, Эл, но если это шутка… Не могу поверить! Ведь ты один из нас, Эл; ты хорошо работал. Что заставляет тебя так мрачно шутить?
– Уверяю вас, я не шучу. Я должен идти: у меня почти не осталось монет. Попросите Дигана мне перезвонить. И не тяните: у меня девятимиллиметровый револьвер и сильное желание пустить себе пулю в лоб. Из-за Дигана я до сих пор этого не сделал.
Я продиктовал номер и, прежде чем повесить трубку, прибавил:
– Жду у телефонной будки.
Тетка всё слышала. Она стояла ко мне спиной.
– Чего вы ждете? Звоните, только быстро. Мне должны скоро перезвонить. Скажете кому-нибудь хоть слово, я вас разыщу.
Тетка повернулась ко мне и окаменела.
Я сделал усилие и улыбнулся.
Не сказав ни слова, она села в машину и уехала. Я знал, она меня не выдаст: слишком ждет ночи с любовником – и к тому же слышала, как я выдал себя сам. Довольно долго я прождал у телефонной будки, глядя в пустоту и размышляя о своей жалкой жизни. Я не Халк[105]. У меня никогда не хватало силы характера, чтобы разбивать свои цепи, сбегать, ускользать от правосудия и обманывать судьбу. Я уснул и проснулся, когда бродячая собака обнюхала мое лицо. В эту минуту телефон наконец зазвонил.
70
Я узнал Дигана по его молчанию. Я тоже ничего не говорил, и он произнес усталым голосом:
– Мы возвращаемся из дома, Эл. Что ты наделал, господи, что ты наделал!
Я тяжело вздохнул.
– Знаю, что это выглядит ужасно, господин Диган, но я всё могу объяснить.