Колдовской мир - 3: Полет мести - Андрэ Нортон

Тарлах без интереса посмотрел на стол.

— Бери, что нравится. Мне не хочется есть.

Лейтенант и слышать об этом не хотел. Он заставил командира поесть и выпить вина, чтобы тот смог наконец забыться.

Убедившись, что Тарлах лег, Бреннан отправился к себе. Он тоже очень нуждался в отдыхе.

Комната Квена была немного больше и чуть богаче обставлена, чем те, что отвели фальконерам, но это было одновременно и жилым помещением, и рабочим кабинетом престарелого ученого. Аден, целительница Лормта и сама настойчивая искательница знаний, думала, что найдет там и Квена, и Дуратана в ожидании отчета.

Серые глаза беспокойно устремились к ней.

— Как та бедная женщина?

— Она без сознания и ничего не чувствует. Пока другого сказать не могу, но повреждения у нее очень серьезные. С ней сейчас Пира, и кто-нибудь будет находиться там, постоянно, пока не минует кризис — к лучшему или худшему. — Аден покачала головой в удивлении и восхищении. — Женщине тяжело досталась поездка, но птичий воин правильно поступил, что привез ее сюда так быстро, как только было возможно. Удивляюсь тому, как эти воины понимают свою службу.

— Не удивляйся, — ответил ей Дуратан. — Я сражался рядом с фальконерами, когда служил пограничником. Действительно, они редко отдают свои мечи женщинам, но если клятва дана, они выполняют ее, выполняют полностью, даже если это им неприятно. Во время бегства от Карстена среди беженцев были женщины и девушки, и ни разу мне не пришлось быть свидетелем невежливого обращения с ними или нарушения той клятвы, которую приняли на себя фальконеры.

И даже помимо клятвы, они всегда проявляют сочувствие. Если бы встретили в пути раненую женщину, несомненно, сделали бы то же самое, хотя, может быть, и не ехали бы так быстро.

— Они, по крайней мере, дали ей шанс выжить, — сказала целительница. — Но нам придется иметь дело с ними или с их предводителем. Как же нам с ними обращаться?

— Как и раньше, оказывая гостеприимство, какое можем и какое они примут, — удивленно ответил Квен.

— А также позволив командиру изучать наши записи, как только он отдохнет.

— Квен! Учитель, ты хорошо понимаешь, что я имею в виду! В первую очередь он займется моим кладом. Пира принадлежит к его народу, а она изучает те же самые материалы.

— Ей придется поделиться с ним. Вряд ли им одновременно будут нужны одни и те же записи.

— Я говорю не об этом! — раздраженно воскликнула Аден. — На тебя совсем не похоже, Квен.

— На тебя тоже, — пробурчал он.

— И для Пиры необычен страх, который я в ней увидела, когда она узнала о приезде отряда! — Аден взяла себя в руки. — Она не хочет, чтобы ее утащили назад в деревню, прежде чем она не познакомится со всеми сведениями о лечении. Она вообще не хочет возвращаться. И не хочет быть убитой за свой побег, а это вполне возможно, судя по рассказам наших предыдущих гостей.

Она переводила взгляд с одного собеседника на другого.

— Достаточно плохо, что мы дали приют одному наемнику. Но через несколько дней здесь их будет десять. Как мы можем помешать им узнать, что у нас одна из их женщин? Как помешаем убить ее? Мы не сможем остановить даже одного воина с этой его птицей!

Это вопрос нашей безопасности и безопасности наших собраний. Раньше ни один фальконер мужчина не приходил к нам, было лишь несколько женщин. Одной из них не понравилось то, что она прочитала, и она даже попыталась разорвать рукопись. Манускрипт спасло только вмешательство Джерро, который случайно там оказался. Но если он встретится с одним из наемников, сможет ли помешать ему тоже или будет убит?

Дуратан позволил ей закончить, потом поднял руку.

— Нам нечего бояться, и твоей подруге Пире тоже. Как я тебе говорил, я знаю этих людей. По нашим меркам, они жестки и холодны, но у них есть честь. Они не применят насилие ни к кому, кто под нашей защитой, после того как мы их приняли. И можешь быть уверена, что их не выведет из себя прочитанная новость. Фальконер не попытается уничтожить рукопись, которую читает. Для них немыслима потеря самообладания.

Аден вздохнула.

— Надеюсь, ты прав, друг мой. Я сама не смогла бы отказать командиру наемников после того, что он сделал, но мне страшно подумать о войне в Лормте, а ведь это его занятие и занятие его народа. По крайней мере, мужчин.

— Верно, но они же часто и спасают жизни людей, как случилось во время бегства из Карстена или при защите Эсткарпа и Высокого Холлака. Они не служат Тьме и Тени, не подчиняются злу, не остаются на службе тех, кто проявляет себя сторонником зла. Мы принимали здесь и гораздо худших людей, друзья мои, и они не причинили нам вреда. Эти птичьи воины не обидят нас, а их предводитель уже внес свой вклад в наше хранилище знаний. И, возможно, внесет еще немало.

Глава третья

Оба фальконера проспали почти двадцать четыре часа. Последующие три дня Тарлах был занят размещением своих людей для кратковременной стоянки и пополнением припасов для последнего этапа пути — к лагерю колонны, к которой принадлежал их отряд и которая подчинялась Варнелу, главнокомандующему народа фальконеров. Хотя в его группе было всего девять человек — десять, включая его самого, — потребовалось много времени и энергии, потому что фальконеры, строго придерживаясь обычая, предоставляли ему одному, своему командиру, вести все дела с жителями Лормта.

Но для Тарлаха это было хорошо. В состоянии леди Уны заметных изменений не было. Целители считали ободряющим признаком то, что она еще жива, но помимо этого ничего не говорили и не подавали надежды.

Тарлах заходил к ней ежедневно под предлогом, что в его обязанности входит забота о жизни и благополучии нанимателя, но эти мучительные краткие посещения не приносили ему утешения. Женщина долины еще больше похудела, ее хрупкость бросалась в глаза. К ней вернулась ее красота, но она приобрела неземной вид, как будто ее тело и душа готовились к последнему дальнему путешествию в Залы Доблестных.

У Тарлаха разрывалось сердце, когда он видел ее такой. Ему хотелось прижаться губами к ее губам или даже просто коснуться маленькой руки в шрамах, но он никогда не оставался с ней наедине и потому вел себя так, как предписывал обычай и обстоятельства. И каждый раз, покидая комнату Уны, он был уверен, что видел ее в последний раз.

Отчаяние и боль невосполнимой утраты пожирали его, как болезнь, но капитан не позволял себе целиком погружаться в отчаяние. У него не было желания заниматься изысканиями, но на четвертое утро, как только Бреннан и остальные фальконеры покинули Лормт, Тарлах заставил себя начать эту работу. Он принял на себя ответственность за судьбу своего народа и должен продолжить исследования. Да и ради самого себя он не смел поступать иначе. Если ему нечем будет занять мозг, горе и бессилие сведут его с ума. Хотя потребовалась вся сила воли, чтобы заставить себя работать.