Седьмая свеча - Сергей Пономаренко

Он не хотел обижать девушку, тем более что понимал: если бы его сейчас оправдали, он все равно долго не протянул бы на этом свете.

– Нет, еще не все, – твердо сказала Галя. – Когда я ехала сюда, то предполагала, что вы больны. Это Олькины штучки! Поэтому я попросила поехать со мной бабу Анисью, чтобы она помогла.

– Чем? Перепилит напильником решетку на окнах? А вы, Галя, взвалите меня на плечи и побежите, так как я без посторонней помощи не могу передвигаться?

– Вы не поняли. Она снимает порчу. Вам сделано, как у нас говорят.

– Вы считаете, что слова эффективнее лекарств? Впрочем, мне выбирать не приходится. Я в вашем распоряжении, со всеми потрохами. Только предупреждаю, что таранку из летучей мыши или варенье из лягушек есть не буду. Слишком брезглив.

Бабка, до этого молча сидевшая в углу, встала и подошла к кровати, подслеповато щурясь на Глеба.

– Соколик мой, не замечал ли ты, чтобы тебе что-то подбрасывали? – спросила она.

Глеб сказал раздраженно:

– Кроме большой лажи, благодаря которой я здесь оказался, больше ничего не заметил.

– Ничего, соколик, разберемся. Порчу, или изуроченье, насылают с помощью колдовских растений, гоги, куклы или духов-элементеров.

– Гога – яйцо, кукла – фигурка из глины или фотография, – пояснила Галя.

Бабка тем временем вытащила из кошелки узел, сделанный из теплого платка, а из него извлекла небольшой треножник и два металлических блюдечка. На блюдечко побольше установила треножник, положила в чашу треножника таблетку сухого спирта и подожгла ее. На огонь поставила блюдечко поменьше, в него поместила несколько кусочков воска. Галя достала с десяток яиц и положила их на тумбочку, рядом с треножником.

– Соколик, выбери яйцо, – попросила бабушка.

– Вот это. – Глеб взял первое попавшееся.

Бабушка приняла его в свои руки и разбила над стаканом. Оранжевый желток поплыл в слегка мутноватом белке.

– Ловкое такое, свеженькое, – удовлетворенно отметила бабушка и рассказала, что Глебу дальше надлежит делать.

При помощи Гали он переместился на табурет и сел лицом к выходу. Бабушка зажгла и установила вокруг него три свечи. Гале дала блюдечко с водой, в которое вылила кипящий воск и приказала держать его над головой Глеба. Сама прочитала три раза подряд «Отче наш». Затем взяла яйцо и начала катать вокруг головы Глеба, быстро приговаривая:

– Во имя Отца и Сына и Святого Духа аминь, от Богородицыной молитвы, от Иисусова креста, от Христовой печати, от святых помощи, от моего слова, изыди, бес нечистый, дух проклятый, на сухие дрова, на мхи и болота, и там тебе место, житие, пребывание и воля, и там точи недугом, а не в рабе Божьем Глебе.

Сам Господь Иисус Христос, сама мать Пресвятая Богородица, все небесные силы, Михаил Архангел, Авоид-ангел и все святые чудотворцы, и мое слово страшно и заговор силен: запрещаю тебе, бес проклятый, дух нечистый, нигде не живи и не будь в рабе Божьем Глебе, выйди вон обратно в гогу, сейчас и в сию минуту, со всеми порчами и чарами и отойди от раба сего прочь и поди в свое место, где был и куда тебя Господь Бог, Иисус Христос, послал и где тебе велел жить, в бездну преисподнюю, в землю пустую неделанную, туда и поди, там и живи, а сего раба оставь навсегда, отныне и до века. Аминь, аминь, аминь.

Тихий голос бабушки, снимающей порчу, прикосновения прохладного яйца к лицу все больше вгоняли Глеба в сонливость, и он с трудом таращил глаза, чтобы не заснуть, боясь, что, закрыв их, сразу отключится. Бабушка, закончив, разбила и это яйцо в стакан – желток оказался темно-коричневым, почти черным, а белок был зеленоватого оттенка.

– Тебе, соколик, очень сделано, но не беда. Даст Бог силы – справимся.

Она взяла очередное яйцо и повторила обряд и заклинание. После этого она снова разбила яйцо, желток оказался уже бледно-оранжевым с коричневатым оттенком, а белок – бледно-салатным. Затем бабушка начала сначала, но Глеб впал в полубессознательное состояние и уже не соображал, что происходит, сколько раз совершался обряд. Он только смутно видел, как в палату входил Петя, как Галя выходила с ним в коридор, и больше бабушке никто не мешал. Начал приходить в себя уже лежа на кровати.

– Все, – сказала Галя. Они уже собрались уходить, а в коридоре мелькала лоснящаяся от жира физиономия Пети. – Мы, может, еще раз приедем через две недели, чтобы опять это все проделать, хотя и этого достаточно. Вы сейчас поспите и проснетесь совсем другим человеком. Больше ни от кого не принимайте передач, и все наладится.

– Прощавай, соколик. Вовремя мы приехали, храни тебя Господь. Слушайся Галю, правду она говорит, ибо сказано в Священном Писании: бойся данайцев, дары приносящих.

Но Глеб уже ничего не слышал, провалившись в глубокий сон без сновидений.

28

– Лицом к стене, – приказал Глебу контролер и загремел ключами, открывая дверь. – Проходи. Садись. Свидание пятнадцать минут. Деньги, спиртное не передавать. За нарушение…

– Я знаю, – перебила его Ольга, – не в первый раз. У меня передача: копченое сало, варенье, печенье разное – ее уже досматривали.

– Ладно, – осклабился контролер, – я вас помню. Не буду мешать. И что этому доходяге надо – такая женщина добивается, а он норов показывает! Мне даже завидно.

– Если завидно, то можем поменяться местами, – огрызнулся Глеб.

– Но-но! Разговорчики! Пятнадцать минут и ни секунды больше. – Он улыбнулся Ольге и вышел.

– Глеб, что случилось? Ты отказываешься от свиданий со мной… В прошлый раз я уехала ни с чем, в этот раз пришлось обращаться к здешнему начальству, чтобы они на тебя повлияли. Спасибо, помогли. Я тебя не понимаю.

– Ничего. Просто не хочется ни с кем видеться – вот и все.

– Как твое самочувствие? Ты тяжело болел, я так волновалась… Даже ходила в церковь ставить свечку за твое здоровье.

– Видишь – помогло, – иронично сказал Глеб. – Уже стал передвигаться самостоятельно, на своих двоих. Через пару дней выпишут из лазарета – и снова в барак.

– Это и хорошо, и плохо. Хорошо, что ты выздоравливаешь, но плохо, что снова придется общаться со здешним контингентом. Как тебе здесь?

– Терпимо. Уже привык.

– Ты знаешь, Степан погиб.

– Знаю.

– Интересно откуда?

Глеб молчал.

– Если не хочешь – не отвечай.

– Не отвечу.

– Меня вызывали к следователю. Ты подал апелляцию?

– Не я, адвокат.

– Ты вообще не хочешь со мной разговаривать?

– Не хочу.

– Ты продолжаешь на меня злиться за прошлое? Но ведь Степан мертв!

– Степан был моим товарищем, и я сожалею о его смерти.

– Мне больше не приезжать к тебе?

– Не стоит, так мне спокойнее.

– А я все равно буду! Я не могу тебя покинуть в беде, здесь, среди страшных уголовников.

– Как хочешь. Везде есть люди, даже среди уголовников, тем более я теперь один из них.

– Я хочу и буду приезжать! Это последствия болезни сказываются на твоем настроении. Я тебе привезла яблок, всякой вкуснятины, поливитамины в таблетках – они помогут восстановить твое здоровье.

– Спасибо, Ольга! – На лице Глеба промелькнула кривая усмешка. – А ты изменилась!

– Что, Глеб?

– Ты стала хуже выглядеть. Позаботься и о своем здоровье. Время сейчас такое – надо беречься!

– Что ты этим хочешь сказать?

– Ничего, кроме того, что сказал. Мне пора. Слышишь, надзиратель насилует дверь своими ключами. Прощай.

– До свидания, Глеб! Возьми передачу.

– Заключенный Костюк, на выход!

Глеб передернул плечами, но передачу взял. Вышел не оборачиваясь.

– Лицом к стене. Что для тебя краля припасла? – И контролер профессионально, благодаря длительной практике, обыскал его. – Что это такое?

– Витамины. Возьми себе – здоровее будешь. В аптеках они дорого стоят.

– Конечно возьму. Где деньги спрятал?

– Нигде. Не брал я денег.

– Ты что, поц? Половину оставь себе, утаил – все заберу. В ж…пу засунул?

– Можешь полюбопытствовать. Там, кроме дерьма, ничего нет.

– Ну ты, профессор, доиграешься! Крутым, как я погляжу, стал. Пошли на досмотр!

Через полчаса Глеб входил в барак с передачей под мышкой. Ему навстречу попался Чуб.

– Бля, наш доходяга воскрес! Не чаяли тебя живехоньким увидеть! – воскликнул он, сверля взглядом сверток. – Что несешь, бля?

– Передачу от мары. Ты был прав тогда, Чуб!

– Чего-чего, бля?

– Все бабы – прости господи! В глаза – ангелочки, в душе – дьяволицы. Эту передачу она, наверное, со своим хахалем собирала. Тошно мне от одного ее вида. Отдам пацанам! Не надо мне от нее ничего!

– Ладно, бля! Давай сюда!

– Держи. Ну, я пошел.

– Куда, бля?

– Обратно в лазарет. Еще пару деньков там покантуюсь. Пока. – Глеб развернулся и вышел.

Чуб достал из свертка яблоко и со смаком начал им хрустеть.

В лазарете Глеб пробыл не пару деньков, а целую неделю – после посещения Ольги у него поднялась температура и все никак не падала. За день до того, как его выписали, в лазарет привезли Чуба. Он был иссохшим, желтым, похожим на выжатый лимон. Глеб поинтересовался у него: