Седьмая свеча - Сергей Пономаренко

Сергей Пономаренко

Седьмая свеча

© Пономаренко С. А., 2016

© Shutterstock.сom / Lario Tus, AlxYago, Maksim Shirkov, обложка, 2017

© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», издание на русском языке, 2017

© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», художественное оформление, 2017

Милый друг, вы наивны! Самое современное ружье ночью в саванне не гарантирует того, что через мгновение вы из охотника не превратитесь в жертву. В этом глубокий смысл жизни: заглатывая кого-либо, не забудь оглянуться назад – может, и тебе уготовано тепленькое местечко в чьем-то желудке.

Пролог

Первая четверть Луны, после полуночи

Мягкий свет от множества свечей, расставленных вдоль стен, отражался от них, расплываясь, преломляясь в замкнутом пространстве, обволакивая две странные фигуры в белых балахонах. В узком длинном помещении, насыщенном запахами ладана и расплавленного воска, находились две высокие женщины, старая и молодая, лица которых были едва различимы в полумраке.

– Ты действительно этого хочешь, и сердце не будет помехой в исполнении твоего желания? – спросила женщина постарше властно, но в то же время с нотками боли в голосе.

– Старое негодное платье сжигают, а в новом норовят побыстрее покрасоваться. Ведь ты сама много раз проходила через это… – Молодая женщина улыбнулась.

– С возрастом становятся мудрее и в прошлом видят множество ошибок, которых ранее не замечали, – возразила старшая.

– Нет, – не согласилась молодая. – Смиреннее. Ошибок в прошлом нет. Когда ты их совершаешь, ты другая, не та, которая вдруг замечает их и начинает анализировать. Просто со временем мы меняемся: прогибаемся там, где раньше не гнулись, становимся нетерпимее, где раньше прощали. – Она насторожилась. – Зачем ты спрашиваешь? Все уже решено! Сегодня заключительный приворот, он станет мягким как воск, и я вылеплю из него все, что захочу.

– Воск прилипает к рукам.

– Но его легко соскоблить.

– Ты разжигаешь пламя, которое может опалить и тебя. Трудно возбудить любовь, еще труднее в нужный момент ее погасить. Неразлучные подруги – любовь и ревность, антипод любви – ненависть. Это страшные разрушительные силы, если выходят из-под контроля. Что ты будешь делать, когда решишь, что тебе это уже не нужно? Ведь все имеет свое начало и свой конец.

– Что делают со свечой, когда не требуется ее огонек? Ее гасят, а ненужный огарок выбрасывают. Мне непонятна твоя нерешительность! Приступим?

– Твоя жизнь – тебе решать.

Старшая женщина достала из корзинки, находящейся у ее ног, маленького черного котенка и омыла его в глиняной миске, стоящей на резной деревянной тумбочке. Котенок слабо запищал, но не пытался вырваться. Когда его окуривали ладаном, он чихнул. Старшая женщина произнесла:

– Всемогущий вечный Боже! Самодержец земли! Очисти и освяти Своей доблестью эту жертву, чтобы истекающая из нее кровь была Тебе приятна, так как Твоей милостью я имею власть по своему желанию убить ее или оставить жить. Ниспошли же Свое благословение жертве. Аминь.

Молодая женщина, достав из тумбочки длинный нож, быстро резанула котенка по горлу, и тот захлебнулся кровью. Приняв тельце в свои руки, она окропила комнату кровью по четырем углам, немного крови спустила в ту миску, в которой омывала котенка, и вода окрасилась в бледно-розовый цвет.

Старшая продолжила:

– Всемогущий милосердный Бог Моисея, Бог Авраама, Бог Иакова! Освяти это место и очисти его пролитием крови этой чистой жертвы, а вы, ангелы и духи, придите и соберите кровь, чтобы преподнести ее высшему Богу. Аминь.

Молодая достала лоскут кожи, на котором было что-то написано, поцеловала его и сказала:

– Мельхидаэль, Барехас.

Она положила лоскут на землю, старшая женщина стала на него правой ступней, а потом опустилась на левое колено и быстро зашептала:

– Кланяюсь тебе и умоляю, прекрасная Луна и восхитительная звезда, заклинаю светом огня, находящегося у меня в руках, воздухом, мною вдыхаемым, воздухом, находящимся во мне, землею, на которой я стою; заклинаю именем Князя духов, первенствующего на тебе под неизреченным именем ОН, все создавшего, и тобою, прекрасный ангел Габриэль, вместе с князем Меркурием, Михаэлем и Мельхидаэлем; вновь заклинаю вас всеми именами Бога, чтобы вы прислали осаждать, мучить, терзать тело, душу, дух и все пять чувств, чтобы он пришел ко мне исполнить мою волю; чтобы ни к кому не привязался в мире, кроме меня. Если он будет равнодушен ко мне, то чтобы он страдал, мучился и терзался. Идите скорее, Мельхидаэль, Барехас, Хазель, Фириэль, Мильха и все прочие, заклинаю вас именем Бога живого – пришлите его ко мне немедленно исполнить мою волю. А я обещаю вас удовлетворить.

Закончив, она тяжело поднялась, словно это заклинание забрало у нее все силы, достала из тумбочки и поставила на кожаный лоскут более темную, чем остальные, свечу и зажгла ее.

– Теперь он твой, и только смерть разлучит вас. Его смерть! – устало сказала старшая женщина.

Молодая не ответила – она неотрывно смотрела на огонек свечи и что-то тихо шептала.

Часть 1

1

Деревянные ворота, покрашенные в веселый зеленый цвет, были открыты настежь, и Глеб, не останавливаясь, въехал прямо во двор. Он вспомнил, как теща не разрешала ему заезжать во двор, заросший бархатистой травкой, поучала, что нельзя ездить на машине по живому. К своему удивлению, он увидел, что, несмотря на позднюю осеннюю пору, когда у деревьев уже позолотилась листва, трава все еще имела темный, бутылочно-зеленый цвет, лишь кое-где слегка тронутый желтизной. Сморщенное в осеннем насморке небо, словно старушка-плакальщица, которая никак не может разразиться слезами скорби по отошедшим в мир иной, вызывало желание поскорее дожить до следующего лета, жгучую потребность в тепле огня и солнца.

Несмотря на вероятность близкого дождя, во дворе были поставлены длинные, потемневшие от времени столы из некрашеных досок и такие же лавки, казавшиеся грубыми и нелепыми рядом с ухоженным, свежевыкрашенным домиком. Столь контрастное сочетание объяснялось необычайным событием, имеющим только одну первопричину – отсутствие хозяйки. Глеб узнал о случившемся из утреннего разговора по телефону. Ему до сих пор не верилось, что эта высокая, худощавая и моложавая для своих лет женщина – старухой ее никак нельзя было назвать – вдруг отправилась в свое последнее путешествие, и теперь где-то рядом парит ее неугомонная душа, возмущаясь беспорядками, возникшими за время столь непродолжительного отсутствия хозяйки дома.

Неожиданно рядом раздались странные звуки, заставившие Глеба вздрогнуть, – это Ольга, его жена, удивительно спокойно воспринявшая известие о смерти матери, только теперь начала всхлипывать, а затем зарыдала. Высокая, спортивного сложения, страстная любительница мини-юбок, с задиристо рассыпающейся копной рыжих волос, обрамляющих продолговатое лицо с изящным носиком, вызывающе-дерзким взглядом зеленых глаз, Оля ни при каких обстоятельствах не теряла самообладания, но сейчас в одно мгновение неузнаваемо изменилась, как-то поблекла и съежилась. Когда она, внезапно постаревшая, сгорбившаяся, судорожно содрогаясь в плаче, кутаясь в черный платок, выходила из машины, в ней было трудно узнать спокойную молодую двадцатидевятилетнюю женщину, которая всю дорогу слушала развлекательные передачи радио «Европа-плюс». Во дворе ее окружили несколько пожилых женщин, и их причитания слились в скорбном хоре, оплакивающем безвременно ушедшую бабу Ульяну.

«Почему безвременно? Дожила до восьмидесяти лет, мне бы достичь этого рубежа», – подумал Глеб и начал разгружать багажник. Женщины как по команде перестали причитать, подошли ближе и с любопытством разглядывали быстро растущую гору пакетов и сумок с продуктами. Ольга, снова спокойная и рассудительная, деловито распоряжалась, показывала, куда нести овощи, куда мясо, а куда рыбу. Глеб вошел в дом. Там набилось много народу, в основном это были женщины среднего возраста и старше. В комнате царил полумрак – окна были плотно закрыты ставнями, и только с десяток свечей разгоняли темноту. Пахло расплавленным воском и еще чем-то удушающим, от чего першило в горле и хотелось прокашляться. Ульяна, мать Оли (отчество ее за два с половиной года супружества Глеб так и не запомнил), лежала в большой проходной комнате на диване. Тонкие черты ее слегка смуглого лица, при жизни энергичного, как бы еще больше заострились, и тем не менее лицо стало мягче, просветлело. С последней их встречи волосы заметно поредели, стала пробиваться седина. Спокойствие, бесконечное спокойствие вечности исходило от нее.

Глеб неуклюже перекрестился, увидев, что так сделала вошедшая с ним женщина в темном цветастом платке. Крещеный в младенчестве, с годами Глеб стал бывать в церкви лишь на Пасху, чтобы освятить пасхальный кулич и покрашенные яйца, видя в этом некую традицию, не придавая этому особого значения. Ему вспомнились домашние напутствия Ольги: «Ты едешь на мою родину. В селе каждое слово, жест – все толкуется людьми и имеет значение. Веди себя как окружающие, не выделяйся. Это похороны моей мамы, и я хочу, чтобы они прошли по-человечески. Чтобы о них потом не судачили соседи, не перемывали нам косточки!» Сейчас он ощущал себя сапером на заминированном поле.