Механист - Вадим Вознесенский

— Зачем на всю? — удивилась Венди. — Покричим в нужном направлении. С тобой хором.

Вожак неприкаянных прищурился:

— Любезная ханум что, в Саранпауле машину сперла, по которой они с рудником разговаривали?

Вик украдкой сплюнул себе под ноги — тоже мне, нашли машину. Впрочем, подобный трансивер был единственным известным механисту устройством, способным закрыто и направленно общаться разумами.

— Ограничимся подручными средствами, — пообещала Венедис.

Подручными средствами оказались однажды виденный Старьевщиком зеркальный щит с девятью заклепками и подобранный на руднике осколок необработанного хрусталя. Механист немало повеселился, наблюдая, как Моисей медленно, неуклюже вертится с северо- на юго-запад. При этом он кряхтел, переминался с ноги на ногу и удерживал Щит в подрагивающих вытянутых руках. Венедис же одну ладонь возложила, иначе не назовешь, на лоб пахану, а в другой держала кристалл и водила им перед щитом.

Выглядело все это на самом деле комично, дальше некуда, и Старьевщик пару раз хмыкнул. Похохатывал. Моисей при этом краснел, как пацанчик, и Венди в конце концов порекомендовала механисту заткнуться и свалить подальше со своим скептицизмом и, главное, амулетом.

Без Вика дело сразу наладилось — не прошло и получаса, как пахан уже сидел на подстеленном одеяле, вперив взгляд в землю, и то отрицательно, то согласно бурчал, когда Венедис двигала кристаллом.

— Навязывай, навязывай, — шептала девушка, — подавляй собеседника, иначе запутаетесь. Пускай теперь остаются на месте — найдем по пеленгу.

После такого священнодействия, да еще подкрепленного поистине механистским заклятием про какой-то пеленг, Моисей несколько повеселел.

С западной ватагой пересеклись через четыре дня. Вик не сказал бы, что эти четыре дня были легкими. Шли уже только на лыжах — у Моисея имелась одна пара запасных, а вторая осталась от Ясавэя. Но ветер всегда дул в лицо, отталкивая назад. И питались все время как-то всухомятку, на ходу — то сырым примороженным мясом, то остывшим чаем. И постоянно мерзли, особенно механист — одет он был хуже остальных, а согреваться усилием воли не умел.

Неприкаянные встретились спокойно, без шума и радостных воплей, и почти сразу начали совещаться. Проводником в группе оказался тот самый видок, с которым Вик и княгиня столкнулись во время боя паханских с янычарами.

— Слушай, Себеда, — спрашивал его Моисей, — Инженер на запад идти хочет, далеко, на самый-самый запад.

— Ну так ты же за этим бесноватым не потащишься?

На «бесноватого» Вик не обижался — в глазах простых людей управляться с механизмами мог разве что безумец. Пахан теребил бороду — с одной стороны, возвращаться на юг с пустыми руками значило сильно подпортить его паханский авторитет. А в Приграничье авторитет — большое дело. Особенно когда отряд рассеян да уполовинен. Но и ввязываться в новые авантюры на зиму глядя не хотелось.

— На запад отсюда дороги нет никакой, — объяснял Себеда. — Через лес зимой идти — волков кормить. Где волк не возьмет, там вогулы скараулят. Наши люди говорят — поднимались от Солькамска по старым дорогам до реки Вычегды. Вот она аккуратно на запад и течет. Только никто оттуда не возвращался. Или там так ладно, что назад не хочется, или так худо, что воротиться уже и некому. Думается мне, что больше худо.

— А эта Вычегда под лед зимой становится? — спросила Венедис.

— Че она, особенная? Вода не спирт, конечно, должна умерзать, — не спорил видок. — По зимнику идтить надумала? Оно можно, только вогулы как раз по берегам и селятся.

— Что за вогулы?

— Да люди такие. Испокон их земли были. Чужаков не любять. Дикие. Мест заповедных много: они тебя здеся встретят — улыбнутся, а тама ежели попадешься — голову откромсают. Или под самострел напорешься. Или в яму. Да мало ли.

— Они и на юге живут, и на той стороне Пояса тоже, — добавил Моисей, — только в тех краях они спокойные, потому что соседи. Себеда сам наполовину вогул. Разве что капища у них возле Камня Писаного — вот туда не пускают никого под страхом смерти.

— Ага, — видок согласился, — возле него нам и придется плыти. Тут где-то в горах истоки Вишеры. Я сам пару год назад сюды поднимался.

— Да ну? — обрадовался пахан. — Вишера тут течет? Так ведь по ней — раз-два и приплыли!

— Угу. Отыскаем какую-нить притоку, льда нигде нет еще — на плотах сплавимся. Перекатов много, но все ходкие, даже яйца не намочим. А после и Кама. Всего неделя на воде, глядишь, пахан, и к солеварням выйдем. Зиму отсидимся в твоем острожке, а там видно будет.

Ого, отметил механист, у Моисея уже и острожек на этой стороне Пояса имеется. Понятно, если он здесь добычу соли контролирует — должна быть и база. Медленно, но верно цивилизация просачивается на запад — сначала отрядами паханств, затем, глядишь, и каганаты начали бы выдвигаться. Но это не скоро — Хану и на востоке еще есть где развернуться.

— А и правда, ханум Венедис, отбыли б зиму в гостях. — Пахану эта идея понравилась. — Острог у нас в Старом Солькамске крепкий, люди надежные, достаток присутствует. А по весне можно и на запад двигаться.

— По весне?

По тону девушки Вик отчетливо представлял, что предстоит ему путь неблизкий и скорый. По зимнику.

Но до острога дойти, тем более — сплавом, не напрягаясь и сильно не уклоняясь на юг, Венедис в конце согласилась. Немного передохнуть и прибарахлиться.

Самым неприятным при сплаве был мороз. Когда идешь пешком, все-таки не так холодно. Костры палили прямо на плотах, но это не спасало. Вик расхаживал из конца в конец, выдыхал клубы пара, смотрел на покрывающиеся коркой льда бревна настила и иногда помогал Моисею определиться с темой очередного трепа.

Пахан оказался еще проницательнее, чем механист решил сначала.

— В верховья Вишеры мы же не просто так ходили, — разоткровенничался Моисей, не иначе, помог принимаемый для сугрева спирт, — туземцы сказывали, Что в Радостные Времена здесь золото добывали. И даже алмаз. Мы пришли, осмотрелись — россыпей, понятное дело, не заметили. А чтобы искать — люди нужны, поселки ставить. Тут на берегах по урочищам старых хуторов хватает. Гнилое все, но если раньше жили, то и мы смогли бы отстроиться. Только народу у меня пока с гулькин нос. Ничего, год-два еще побеспредельничаю, соберу ватагу в сотни две сабель, да еще с бабами, придем сюда жить. Старость покоя просит. Тропу в каганаты через Гору Мертвецов устрою — чтобы всякие непрошеные боялись. С юга у солеварен тоже большой острог поставлю. Соль, она хоть не брыльянт, но цену себе имеет. Там она вообще под ногами лежит. Не знаю зачем, но до Большой Войны ее из земли навыковыривали и целые горы понасыпали — не ниже, чем в Каменном Поясе. Засранная, конечно, но прогнать через варницу легче, чем в шахту лезть. Видел я те шахты — страсть, дна не видно. Удальцы спускались, полверсты вниз, врали, что там целый город под землей. Не диво, если такие горы нагромоздили. Оттого там еще провалы в земле — ужас. А у меня сейчас острожек — любо-дорого. В Старом городе на развалинах возвел. Дом, стены каменные, и два соляных амбара на два этажа. Для начального времени хватит. Все, что есть на той стороне Пояса, на фиг брошу — одни нервотрепки в их Приграничье. То Хан, то пахан соседский, то еще какая досада. А здесь — только холод и вогулы. Морозный климат, он для здоровья полезный. Да с вогулами найду, как сговориться, — не с такими волчарами за одним столом доводилось сиживать…

Себеда тем временем принялся инструктировать насчет этих самых вогулов:

— Вишь, камни? — Камнем здесь называли любой скальный выступ — от небольшого утеса до горы под облака, а вдоль русла реки они встречались нередко. — По Вишере у вогулов две заветные месты — Камень Писаный и Камень Говорливый. Под Писаным у них село и капище очень древнее. Они его однажды бросили, думали насовсем, а после Войны вернулись, прощения ждут и шибко берегут теперь. Возле него будем плыти — оружии не доставать, сильно на писаницы не пялиться и, главное, пальцем или еще чем в их сторону не тычить. Вогулы с нами в лоб не справятся — у нас сила и стрельбы, но обиду на всю жизнь запомнят. Положат дурную метку, ни один шептун потом не отговорит. А могут и на узкой тропе дождаться. У Говорливого проще. Там главное — не кричать и воще — говорить потишее. У Говорливого эхо волшебное. Скажешь «стерлядь», а от камня такое непотребство аукнется, что вогулы ясизнь положат, но за унижение отплатят. А можно и ответ у Говорливого услышать, если не спрашивать специательно, а нечаянно получится. Но лучше не рисковать заздря — молча проплыть мимо, потом наговоримся еще.

Земли по Вишере и, правда, были до безумия величественны. Камни выступали прямо из воды отвесными грядами, чем-то напоминая то место, где механист и княгиня обнаружили план древней западни. Только здесь скалы громоздились еще выше и круче, а могучие деревья на их макушках виделись густой, но низкой порослью. Вода, отражающая пасмурное небо, казалась жидкой сталью, и волны были похожи на отточенные зазубрины, царапающие снизу бревна плотов. Лес, там, где он подступал к берегу, шептал тысячей голосов — и все о Вечности. В каждом удобном для поселения месте явно проступали следы отсутствия человека. Долгого и безнадежного.