Интриганка - Сидни Шелдон

Увидев впервые картину, Доминик воскликнула:

– Ты должен выставить свои работы!

– Это безумие, Доминик! Я еще не готов.

– Ошибаешься, дорогой! Я знаю, что права. Придя домой на следующий день, он застал гостя, Антона Герга, худого мужчину с огромным животом и зеленоватыми глазами навыкате. Он оказался владельцем и директором «Галери Герг», скромного выставочного зала на улице Дофин. По всей комнате были расставлены картины Тони.

– Что здесь происходит? – спросил хозяин.

– Происходит то, месье! – закричал Герг, – что я считаю ваши работы просто шедеврами!…

И, хлопнув Тони по плечу, добавил:

– Буду счастлив выставить их в моей галерее. Тони нерешительно взглянул на Доминик; лицо девушки сияло.

– Я…, я не знаю, что сказать.

– Вы уже все высказали, месье. Этими полотнами, – ответил Герг.

Тони и Доминик полночи провели в спорах.

– Это совсем еще любительские картины. Критики меня уничтожат!

– Не говори так, любимый! Поверь, они превосходны! Да и галерея совсем маленькая. Туда мало кто приходит. Ни о чем не беспокойся! Месье Герг ни за что не предложил бы выставить полотна, если бы не верил в тебя. Он, как и я, считает, что ты будешь великим художником.

– Ну хорошо, – сдался наконец Тони. – Кто знает, а вдруг даже удастся продать что-нибудь!

– Вам телеграмма, месье, – окликнула консьержка. Тони развернул листок.

«Прилетаю Париж субботу. Жду к ужину. Целую. Мама». Первое, что пришло в голову Тони, когда он увидел входящую в студию мать, было:

– «Какая все-таки красивая женщина!»

Кейт было уже за пятьдесят, но черные волосы, прошитые серебряными прядями, не были выкрашены, а вся она излучала жизненную силу и энергию. Тони как-то спросил мать, почему та не вышла замуж во второй раз, она тихо ответила:

– В моей жизни было только двое мужчин – твой отец и ты.

И вот сын и мать снова были вместе после долгой разлуки.

– Т-так х-хорошо снова увидеть т-тебя, м-мама, – пробормотал Тони.

– Сынок, ты великолепно выглядишь! И бороду отрастил! – засмеялась Кейт, потрепав Тони за волосы. – Похож на молодого Эйба Линкольна! Кстати, тут у тебя стало гораздо чище! Слава Богу, наконец-то догадался нанять хорошую прислугу. Совсем другое дело!

Кейт подошла к мольберту, на котором стояла незаконченная картина и долго смотрела на полотно. Тони нервно переминался с ноги на ногу, ожидая, что скажет мать.

– Это великолепно, Тони. Просто великолепно, – тихо прошептала она наконец, не пытаясь скрыть, как горда за сына. Она прекрасно разбиралась в живописи и была потрясена его талантом.

– Покажи остальные, – попросила мать.

Целых два часа они вместе рассматривали картины. Кейт подробно, без всякого снисхождения обсуждала каждую. Она пыталась, чтобы сын жил по ее указке, и проиграла, но Тони восхищался мужеством, с которым мать приняла поражение.

– Постараюсь организовать выставку, – пообещала Кейт. – Я знаю нескольких посредников…

– Спасибо, м-мама, н-не с-стоит; в с-следующую п-пятни-цу – в-вернисаж.

Кейт бросилась Тони на шею:

– Потрясающе! В какой галерее?

– «Галери Герг».

– Никогда о ней не слыхала!

– М-маленький зал, но, боюсь, я еще не г-готов к настоящим показам.

Кейт показала на портрет Доминик:

– Ошибаешься, Тони. Думаю, эта…

– Хочу тебя, как сумасшедшая, дорогой! Раздевайся поскорее!

Но тут Доминик увидела Кейт.

– О черт! Простите. Не…, знала, что ты не один, Тони! Последовало неловкое молчание.

– Доминик, это моя м-мать. М-мама, познакомься, это Доминик Массо.

Женщины безмолвно, изучающе глядели друг на друга.

– Здравствуйте, миссис Блэкуэлл.

– Только сейчас восхищалась вашим портретом, – обронила Кейт многозначительно.

Все опять умолкли, не зная, как загладить неловкость.

– Тони уже сказал вам о выставке, миссис Блэкуэлл?

– Да, это просто великолепно!

– Т-ты с-сможешь остаться, м-мама?

– Все отдала бы, только посмотреть, но послезавтра в Йоганнесбурге собирается совет директоров, и мне обязательно нужно там быть. Знай я заранее, обязательно перенесла бы совещание на другой день.

– Н-ничего, – кивнул Тони. – Я понимаю.

Он сильно нервничал: вдруг матери придет в голову сказать при Доминик еще что-нибудь о компании или пожаловаться на странное пристрастие сына к нищенскому существованию, но та целиком была поглощена картинами.

– Очень важно, чтобы выставку посетили нужные люди.

– Кого вы имеете в виду, миссис Блэкуэлл?

– Те, кто создает общественное мнение. Критики. Скажем, Андре д'Юссо.

Андре д'Юссо был одним из самых почитаемых во Франции художественных критиков, свирепым львом, охраняющим храм искусства, и всего одна статья могла навеки уничтожить или возвеличить художника. Д'Юссо приглашали на все вернисажи, но он посещал лишь немногие, самые известные галереи. Владельцы выставочных залов и художники трепетали в ожидании его рецензий. Д'Юссо был, кроме того, известен своим остроумием, и его словечки и меткие характеристики мгновенно распространялись по всему Парижу. Никого не ненавидели так, как Андре д'Юссо, но и уважением он пользовался огромным. И бешеные нападки и уничтожающие остроты прощались ему за безошибочные суждения, за тонкое художественное чутье.

– М-мама в своем репертуаре! – объяснил Тони Доминик. – Андре д'Юссо не ходит в т-такие галереи, мама.

– О, Тони, он должен прийти! Если он захочет, назавтра сделает тебя знаменитостью!

– Или уничтожит.

– Неужели ты так не уверен в себе? – воскликнула Кейт.

– Ну конечно уверен, – ответила Доминик, – только вряд ли месье д'Юссо захочет посетить выставку.

– Я могла бы попробовать найти друзей, которые его знают. Глаза Доминик зажглись:

– Это было бы просто потрясающе! Милый, представляешь, что будет, если он все-таки придет?

– От меня отвернутся друзья и публика.

– Серьезно, Тони, я знаю его вкус и что ему нравится. Вот увидишь, он будет в восторге от твоих работ.

– Я ничего не буду делать без твоего согласия, Тони, – вмешалась Кейт.

– Он согласится, обязательно согласится, миссис Блэкуэлл. Тони глубоко вздохнул:

– Я уж-жасно т-трушу, но какого черта! Давайте попробуем.

– Сейчас подумаю, что можно сделать. Кейт долго-долго смотрела на незаконченную картину, потом повернулась к Тони. В глазах застыла непонятная печаль.

– Сынок, завтра я улетаю. Не можем мы сегодня вместе поужинать?

– К-конечно м-мама. М-мы свободны.

Кейт повернулась к Доминик и вежливо предложила:

– Куда хотите пойти? К «Максиму» или…

– М-мы знаем в-великолепное маленькое к-кафе неподалеку отсюда, м-мам, – поспешно вмешался Тони.

Они отправились в бистро на Пляс Виктуар. Там неплохо кормили, а вино вообще было превосходным. Женщины, казалось, поладили, и Тони ужасно гордился обеими.

Для него это был лучший вечер в жизни: рядом два самых любимых существа, мать и девушка, на которой он собирается жениться.

На следующее утро Кейт позвонила из аэропорта:

– Я поговорила кое с кем, определенного ответа не получила. Но как бы то ни было, дорогой, я тобой горжусь. Твои работы великолепны, сынок. Я тебя очень люблю.

– И я т-тебя, мама.

Картины Тони, наспех развешанные в небольшом зале «Галери Герг», были готовы к показу чуть не в последнюю минуту перед началом вернисажа. На мраморной доске буфета было расставлено несколько тарелок с ломтиками сыра и печеньем и бутылка шабли. Но пока еще в галерее находились только Антон Герг, Тони, Доминик и молодая помощница Герга, трудившаяся над последней картиной.

Антон Герг глянул на часы:

– Приглашения посланы на семь часов. Публика вот-вот появится.

Тони все время уговаривал себя не волноваться. «Какое тут волнение, – думал он. Я – просто умираю от страха!»

– Что если никто не придет? – спросил он вслух. – То есть вообще напрочь, ни одна собака не покажется? Доминик, улыбнувшись, погладила его по щеке:

– Значит, сами съедим весь сыр и выпьем вино! Но Тони беспокоился зря. Зрители приходили. Сначала по одному, потом целыми группами. Месье Герг стоял у двери, радостно приветствуя каждого. Тони мрачно заметил про себя, что на покупателей они не похожи, и мысленно разделил публику на три категории: художники и студенты, посещавшие каждую выставку, чтобы быть в курсе дел, агенты по продаже картин, тоже бывавшие на всех вернисажах, чтобы потом распространять уничтожающие сплетни о начинающих художниках, и толпа псевдолюбителей искусства, состоящая в основном из гомосексуалистов и лесбиянок, почти все время отирающихся в мире богемы. Он решил было, что вряд ли удастся продать хоть одну работу, но тут заметил, что месье Герг делает ему знаки.

– Не хочу я ни с кем здесь говорить, – прошептал Тони стоявшей рядом Доминик. – Они пришли, чтобы вдоволь поиздеваться надо мной.