Змея за терновым троном - Мари Конва

мелкая дрожь, и я чувствую прикосновение ужаса к затылку. Волоски на шее встают дыбом, сигнализируя о большой концентрации магии в комнате. Нога невольно шаркает по полу назад, но я стряхиваю первобытный порыв.

Мне ничто не угрожает.

Мне ничто не угрожает.

Мне ничто не угрожает.

Гара размыкает пересохшие алые губы, и из её горла доносится стон боли. Он словно идёт из самой глубины: со скрежетом и через силу. И тут… провидица подзывает нас к себе, и я бреду под воздействием её голоса. Она разворачивает зеркало, в котором из тумана проявляются изображения: замедленные, точно нарочно, и время от времени искажающиеся, как в калейдоскопе.

Сначала я вижу цветущий сад: чёрные бутоны раскрывают свои лепестки на встречу к солнцу. Затем картинка смещается и предо мной предстаёт пруд с каменным мостом. Он так похож на тот, что у ротонды, но, присмотревшись, я понимаю, что вижу его впервые. Пытаюсь заглянуть чуть дальше, и стоит этой мысли поселиться в голове, как всё с хлопком исчезает. В зеркале вновь лица: моё и принца. Шай уже отошла, опустив глаза.

Гара будто спотыкается обо что-то невидимое. Её колени подкашиваются. Кайден моментально её подхватывает и произносит:

— Достаточно!

Ворон громко каркает и хлопает крыльями, вынуждая принцессу поднять руку и дать ему толчок для взлёта. Гара всё ещё держит глаза открытыми и пытается заговорить, но слова, очевидно, украдены слабостью. Тело тряпкой повисает в руках Кайдена. Он сжимает его, как куклу, и молча ждёт. Мати садится на стол рядом и обеспокоенно стучит клювом. Веки измученной провидицы опускаются и подрагивают.

— С ней всё будет в порядке? — почти шепчу я, боясь причинить боль громким звуком.

— Будет, — хмуро отвечает принц.

— Вы знаете это место? Из видения.

— Сложно не узнать то, где вы провели половину своего детства, — мрачно говорит Шай. Она израненным взглядом смотрит на провидицу, лежащую в руках брата, но ощущение, что сквозь неё. — Сад Мира в оранжерее.

Я моргаю несколько раз.

— Двор Света, — поясняет принц.

— Почему вы так напряжены? — Ищу ответ в лице то одного, то другого, и не нахожу. — Тео убили при Светлом Дворе. Мы и до этого предполагали, что убийца оттуда.

Кайден поднимает на меня тяжёлый взгляд и произносит:

— Это необычный сад.

Шай обнимает себя руками.

— Он волшебный? — я пытаюсь отшутиться, но никто не смеётся.

— Это любимое место Зельфа. Он проводит там большую часть своего времени… у пруда, — говорит принцесса, срываясь на истеричные нотки. — Но это ничего не доказывает. Ему незачем вредить никому из нас! Ты знаешь это, брат! Правда?

Кайден поворачивается к сестре. Она умоляюще призывает его к ответу, но тот лишь тяжело вздыхает. Когда солнце скрывают облака, я замечаю рисунок, выложенный на круглом витражном окне позади Шай. На нём изображена плачущая фэйри. Одну её руку покрывает по локоть кровь, другую — морок. Лес и трава выглядят болезненно. Дева касается чёрной ладонью земли, а кровавой — воды, от которой рябью расходятся алые кляксы.

Зельф? Я знаю, кто это. Зельфейн.

Похоже, у нас есть первый подозреваемый, и он — всего лишь единственный наследный принц Светлого Двора.

Глава 18 Луна и Солнце

Но если она что и узнала за годы работы механиком, так это то, что некоторые пятна не выводятся. Не выводятся никогда. Марисса Мейер отрывок из «Лунные хроники. Золушка»

Я сижу в комнате, куда меня заселили, и рассматриваю игру пылинок в свете солнечных лучей, проникающих через окна. Они хаотично двигаются и походят на звёзды, разбросанные по Вселенной. Их ход ленив и плавен, как последняя песня на выпускном балу, когда парочки качаются в обнимку, переступая по залу с ноги на ногу. Мои пальцы касаются мелких частичек, и те начинают суетиться в новом танце.

Зельфейн.

Пока принц провожал меня до спальни, он рассказал, что с самого детства Шай, Зельф, Кайден и Тео проводили много времени вместе. Так уже сложилось, что общее бремя в виде короны сблизило Кайдена и Зельфейна теснее. Оба — узники трона и будущие короли, чьи родители предпочитали раздавать указания вместо любви. Мама светлого наследника, королева Нэд, сбежала в мир людей, когда мальчику исполнилось пять. Сплетники поговаривали, что виной всему стал любовник, и не один. Король Фахрон впал в ярость и запретил жене ступать на волшебную землю, хотя та и не предпринимала попыток.

«Как мать могла бросить сына ради мужчины?» — назойливо вертелось в голове. На самом деле это грустное, но очень типичное поведение для фэйри. Когда ты живёшь слишком долго, то непременно устаёшь и ищешь острых ощущений. Знатные дамы часто находят утешение в объятиях любовников, забыв обо всём и всех на свете. Вряд ли королева предполагала, что её раскроют и выставят со Двора. Другой вопрос, почему она не пыталась выйти на связь с сыном? Что с ней сейчас, остаётся загадкой. Хотела бы я увидеть, как бьётся чёрное сердце в груди матери Зельфейна. Не змея ли часом притаилась там?

Мои родители поженились, и через год на свет появилась я. Идеальный сценарий любви. Услышав историю несчастного принца Светлого Двора, я невольно ставлю себя на его место: «А от чего или кого могла бежать моя собственная мать?»

Мысли причиняют боль, и я тут же их отбрасываю. Женщина, готовящая яблочный пирог каждое субботнее утро, никогда бы так не поступила с близкими.

Раздаются четыре коротких удара в дверь. Я вскакиваю.

— Войдите.

Калипсо заходит внутрь и склоняет голову. Затем осматривается и только после этого убирает руку с рукоятки меча. Кайден предупредил, что генерал придёт, чтобы исполнить обещанное — рассказать о кулоне, что согревал мою шею все семнадцать с половиной лет. Моя рука сжимает его, а глаза бегают от одной детали комнаты к другой.

— Могу я взглянуть поближе? Откуда он у вас?

Я достаю кулон из-под футболки, и мне уже хочется заправить его обратно.

— От мамы, Элеонор.

Что-то похожее на смятение пробегает по лицу воительницы и моментально испаряется.

— Такие кулоны носят стражницы из моего Ордена, — говорит она и хмурится. — Не все. Лучшие.

По моему позвоночнику проходит мелкая дрожь.

Неужели мама была одной из стражниц? Это и имел в виду Кайден?

— Леди Фэй, вы в порядке?

Я концентрируюсь на серых глазах Калипсо. В них пляшет беспокойство, все остальные черты остаются недвижимы. Это кажется неестественным и даже диким. Такому не учатся. Умение прятать естественные реакции приходит с давлением не одного прожитого десятка лет. Мышцы твоего лица