Гроссмейстеры афёр - Игорь Атаманенко

22 июня 1941 года во Львов вошли передовые части гитлеровского вермахта.

Требуха наскоро поцеловал Лёлю, пообещав непременно вернуться, по меньшей мере, командующим армией.

Завистники Лёли не преминули подсказать немецкой администрации, что в её доме на постое находился русский генерал. Слава богу, они не знали, что Лёля и Требуха состояли в гражданском браке.

Для снятия показаний Лёлю вызвали в львовское гестапо.

Каково же было недоумение и разочарование доносчиков, когда Лёля вышла из львовского гестапо с гордо поднятой головой — ведь оттуда ещё никто живым не возвращался! А на следующий день в её доме поселился не кто-нибудь, а сам Людвиг фон Крюгер, генерал СС, шеф львовского гестапо, одно только имя которого наводило ужас на местное население. Он, якобы, лично решил убедиться, что юная красавица оставлена разведотделом Красной Армии во Львове для проведения диверсий. Проверка затянулась на три года…

Встретив такое очаровательное, нежное и трепетное существо, каким в действительности была Лёля, Людвиг фон Крюгер изменил своим принципам — из ярого славянофоба он превратился не только в обожателя всего польского, но и в любящего и заботливого мужа, не мыслившего ни часа прожить без своей «польской пташки».

Оказавшись в безвыходном положении, Лёля умело подпитывала заблуждение генерала о её происхождении, ибо узнай он, что она еврейских кровей — если не виселица, то место в концлагере ей было бы обеспечено!

Через три месяца после того, как Людвиг фон Крюгер перебрался жить в Лёлин дом, он сделал ей предложение и повёз её в Гёттинборг для венчания в лютеранской церкви.

После бракосочетания Лёля из Кшишевской стала фрау фон Крюгер. Под этой фамилией на деньги генерала она исколесила всю оккупированную немцами Европу — от Копенгагена до Брюсселя и Парижа.

Праздник продолжался три года…

27 июля 1944 года войска 1-го Украинского фронта под командованием маршала Конева, разгромив немецко-фашистскую группу армий «Северная Украина» генерал-полковника Йозефа Гарпе, овладели Львовом.

На следующий день дом Лёли посетили трое военных в пропылённой форме с автоматами и котомками за плечами. Хозяйке они представились как офицеры «СМЕРШ» и попросили разрешения использовать в своих целях комнаты второго этажа западной части дома. Это была самая удобная часть особняка, которую занимала сама Лёля, но… просьба представителей новой власти — это приказ, исполнения которого никак не избежать!

Старший группы долго исподволь наблюдал за Лёлей, а затем без обиняков спросил:

— Скажите, вы не были знакомы с генералом по фамилии Требуха?

— Не просто знакомы, мы с Фёдором Ивановичем состояли в гражданском браке, если пану будет угодно! — с вызовом ответила Лёля.

— Тогда, оказывается, мы с вами заочно знакомы… и давно.

С этими словами военный вынул из нагрудного кармана гимнастёрки фотографию Лёли, где она была запечатлена в обнимку с Фёдором Требухой.

— Он погиб в сорок третьем при форсировании Днепра, но перед смертью мне, своему заместителю и другу, успел передать весь свой личный архив. Его я отдал родным генерала, а фотографию оставил себе… Почему? Да потому что я догадывался, что вас связывали более тесные, чем товарищеские, узы, хотя о том, что вы были мужем и женой, он никогда и словом не обмолвился.

Фотографию я сохранил ещё и по другой причине: потому что я просто влюбился в вас… И потом, знаете, — военный замялся, подыскивая слова, — знаете, какова фронтовая холостяцкая жизнь? Там, на фронте, трудно встретить красивую женщину, которая бы тебе стала подругой и женой, тем более что я очень разборчив… А так… иной раз бывало посмотришь на ваше фото, и уже не чувствуешь себя одиноким… Вот почему, Лёля Семёновна, я почти год носил в кармане гимнастёрки ваше фото. Странно, но мне никогда в голову не приходило, что мы можем встретиться. И надо же, встретились-таки! Я — реалист, человек, далёкий от мистики, но наша встреча — это судьба… Простите за дерзость, но я прошу вашей руки… если, конечно, вы не замужем.

— Нет, не замужем, — шепотом вымолвила Лёля.

Она, как завороженная, внимала каждому слову военного. За много лет общения с самыми разными мужчинами, а было их у неё, кроме мужей, — не счесть, она впервые увидела в этом пропылённом и усталом военном не самца, а человека — так сердечна и открыта была его улыбка! Улыбка, которая так диссонировала и с автоматом, и с военной формой, и с целым иконостасом боевых наград на груди. Штук двадцать — не меньше! От своих прежних мужей-генералов Лёле было известно, что такое количество орденов и медалей невозможно заслужить, отсиживаясь в тылу. Значит, этот незнакомец не прятался за чужие спины, а воевал в полный рост, не жалея живота своего…

Черт возьми, какое странное, просто невероятное сочетание отваги и сентиментальности в этом человеке. Целый год носить в кармане гимнастёрки фото незнакомой ему женщины, в которую он влюбился с первого взгляда! А его внешность? Да он только что сошёл с киноэкрана: высокий, статный, черноволосый, глаза небесной голубизны, а черты лица, будто, выточены из кости. Красавец, ничего не скажешь!

— Простите, — вкрадчиво произнесла Лёля, — вы забыли представиться.

— Ах да, извините! Генерал Широков, Григорий Иванович.

Лёля при этих словах почувствовала лёгкое головокружение:

«Неужели?! Нет-нет, это не явь, это — сон. Такого не бывает даже в кино… Это — наваждение, это — сказка… Четвёртый генерал на моём жизненном пути!»

При этом она уже знала, что применит все свои чары, чтобы этот сказочный витязь, год проносивший её фотографию в кармане гимнастёрки, сегодня же станет её собственностью. По-другому быть не должно, иначе она застрелится прямо у ног этого генерала из браунинга, который подарил ей, как бишь его звали? К черту — теперь это не важно!»

— Прошу прощения за вопрос, пан генерал…

— Да-да, пожалуйста!

— Вы женаты? — Лёля вся внутренне напряглась в ожидании ответа.

— Нет, и никогда не был. Откровенно говоря, было не до этого — я отдавал службе всё свободное время, так что устроить свою личную жизнь было некогда…

— Если пан генерал не будет возражать, он и после выполнения задания может остаться жить у меня… Разумеется, если захочет. Чистое бельё, приличную кухню и остальные общегражданские блага я вам гарантирую…

Так начался последний по счёту, но отнюдь не по значимости, роман Лёли Семёновны Портной-Кшишевской-Требуха-фон Крюгер с четвёртым генералом…

Через год Лёля родила сына. Назвали его в честь отца Григорием. Однако ещё задолго до его появления на свет начались мытарства молодожёнов.

На Особый отдел львовского гарнизона и штаб «СМЕРШ» хлынула лавина анонимок, в которых Лёля обвинялась в пособничестве немецко-фашистским оккупантам. Главным аргументом во всех подметных письмах были её любовные свидания с бывшим начальником львовского гестапо. Слава богу, что «доброжелатель» не знал, что Лёля состояла с Людвигом фон Крюгером в законном браке.

Хотя все анонимки в конце концов попадали на стол мужа Лёли, генералу Широкову, он понимал, что вечно так продолжаться не может — информация, которой он пока не давал ходу, рано или поздно дойдёт до его начальства.

Собрав все анонимки в отдельную папку, он явился на доклад к своему непосредственному начальнику, генерал-лейтенанту Сытину.

— Заниматься делом своей жены ты не вправе по закону, поэтому ею займется полковник Тарасюк. Свободен!

И началось. Бесконечные допросы, протоколы, очные ставки, опись имущества. Кстати, главным обвинителем Лёли выступал её повар Грицько, он, как выяснилось, и был составителем всех анонимок. До окончания расследования Лёля была помещена в следственный изолятор центральной львовской тюрьмы. Широков, используя своё служебное положение, каждый день навещал жену, передавал продукты, да и просто пытался поддержать морально.

Обвинительный уклон в следствии по делу Лёли Широкову был ясен изначально. Он отдавал себе отчёт, что ни на какой оправдательный приговор рассчитывать не приходится, ибо таковой мог дискредитировать следственную систему в целом. И тогда попавший в опалу генерал решился пойти ва-банк. Использовав все свои высокопоставленные связи в центральном аппарате МГБ, он добился двухминутного телефонного разговора со своим прямым начальником, министром государственной безопасности, Виктором Абакумовым, с которым начинал службу в бытность того ещё старшим майором НКВД.

— A-а, Григорий! — узнал Широкова Абакумов. — Как поживаешь? Ах вот так! Но, должен тебе сказать, ты не оригинален. Наш брат всегда горел либо на выпивке, либо на бабах… Ты же, насколько я помню, никогда не был ни выпивохой, ни бабником, что ж случилось на этот раз? Любовь? Настоящая? Сильнее не бывает? Ну, тогда вот что… Сидеть твоя жена не будет, это Я тебе обещаю, но принудительных работ по месту жительства ей не избежать. Большего я для тебя сделать не могу, ибо в противном случае дискредитирую работу следствия… Не за что, бывай!