С тобою рядом - Макар Последович

"Ничего! - улыбнулся сам себе Мишка. - Мы умеем законно оформлять такие дела. Сработаем всё по-саперному".

Первый свой визит после встречи с родителями он нанес своему бывшему командиру. Корницкий сидел возле стола и читал какую-то книгу, когда Мишка, китель которого украшали сверкающие ордена и медали, завернул в землянку. Вытянувшись в струнку, бывший адъютант приложил руку к козырьку и отрапортовал:

- Позвольте доложить, товарищ подполковник, младший лейтенант Михась Голубович прибыл по окончании войны в ваше распоряжение.

Корницкий моментально вскочил и закричал каким-то не своим голосом:

- Вольно, Мишка, вольно!

Он пригласил своего бывшего адъютанта садиться, рассказать, как воевалось после партизан.

- Еще наговоримся, товарищ командир. Батька, мать и я приглашаем вас в гости. Сегодня, как только стемнеется.

- Спасибо, Мишка. Приду обязательно. Да сядь ты, наконец!

- Нет времени, товарищ командир. Я еще не выполнил пригласительного плана. А вы когда-то сами меня учили не успокаиваться и доводить дело до конца.

- Что ж, действуй, Мишка!..

...Столы у Миколая Голубовича были заставлены кушаньями и бутылками. Собрались все, кого пригласил Мишка. Он подстроил так, что Корницкий и Таисия сели рядом на самом видном месте. Миколай дал слово Корницкому. Председатель поздравил фронтовика с возвращением домой. Сила, которая сломала фашистскую Германию, теперь должна проявиться на полную мощность и в дни мирного труда. Если мы будем трудиться как следует, так "Партизан" прогремит своими творческими делами на всю область, на всю республику. В ближайшее время нам надо...

- Перетащить председателя из землянки в хороший дом, - вмешался Калита.

- Председатель подождет, - недовольный, что его перебили, ответил Корницкий. - Ему не привыкать к земляным дворцам. Я предлагаю тост за вечный мир, за расцвет нашей Родины!..

Мишка охотно поддержал этот тост. Когда все немножко выпили и беседа оживилась, Мишка заговорщицки перемигнулся с некоторыми хлопцами. Те направились к выходу. Стояла ясная лунная ночь. Откуда-то доносились звуки гармоники.

- Пошли, хлопцы! - скомандовал Мишка.

Они вскоре оказались возле землянки Корницкого. Мишка решительно вошел в дверь, посветил электрическим фонариком. Хлопцы поспешно начали хватать и выносить вещи.

- А теперь за работу!..

Корницкий часа через три распрощался с хозяевами. Встала, чтоб идти, и Таисия. Мишка вызвался их проводить. Подойдя к своей землянке, Корницкий онемел от удивления. Из земли торчали концы накатника, валялись сорванные с петель двери...

- А-я-яй! - вскрикнул Мишка. - Обвалилась!.. Хорошо, что вас тут не было.

- Это твоя работка, разбойник! - свирепо закричал Корницкий.

- Что вы, Антон Софронович! Да пускай меня покарает нечистая сила. Придется вам теперь, видать, перебираться к нам...

- Пусть к тебе перебирается твоя нечистая сила, - буркнул Корницкий. - Пошли, Таисия...

РАЗГОВОР ПО ДУШАМ

Занятый по горло хозяйственными делами, доставая строительные материалы и удобрение в райцентре и даже в Минске, Корницкий и не подозревал о некоторых неприятных событиях, назревающих в колхозе. Внешне, кажется, все шло, как и надлежит. Бригадиры, как обычно, собирались каждый вечер на короткое совещание, утром следующего дня первыми выходили на работу. Люди запрягали коней, выгоняли из гаража автомашины и ехали кто лес перевозить, а кто - из лугов сено. Строители шли на электростанцию, где колхозные механики устанавливали в помещении без крыши локомобиль и динамо. Надо было как можно скорее поставить там стропила, возвести крышу, пробить проемы, вставить окна и навесить двери. Кроме того, до наступления холодов и метелей требовалось подготовить навес для торфа и проложить оттуда рельсы в кочегарку. Каким маленьким, коротеньким казался Корницкому осенний день! Вставши до свету, не успеешь обойти все бригады, как уже темнеет, особенно неожиданно быстро спускался вечер в ненастную погоду. Корницкий, возвращаясь домой, обходил конюшни, коровник, электростанцию, чтоб посмотреть, сколько сделано работы за день. И всегда оставался недоволен. Казалось, ничего не сдвинулось с места, все было так, как он видел это утром. Однажды его особенно возмутил Кондрат Сенька, которому он поручил установку столбов для электролинии. За день бригада Кондрата Сеньки, состоявшая из пяти человек, окорила только десять столбов. По два столба на человека!

Это была неслыханная растрата рабочего времени. Со злобой запихнув пустой рукав кителя в карман, Корницкий двинулся по темной улице к хате Кондрата Сеньки.

Тот, когда к нему зашел председатель, сидел унылый. Керосиновая лампочка, поставленная посреди стола на опрокинутом жбане, еле-еле тускло освещала маленькую хату. Возле печи одна подле другой стояли две низенькие и узкие железные кровати. Самодельный, окрашенный желтой краской шкаф стоял в простенке между окнами, чуть не касаясь стола. Длинная лавка шла вдоль всей стены, от угла до угла. Около печи стояло ведро с водой, при нем алюминиевая кружка. Привычные к самому слабому освещению, глаза Корницкого еще заметили на лавке, неподалеку от ведра, скобель и топор...

- Ты что один в хате? - быстро и сухо спросил Корницкий. - А жена где, дети?

- Пошли за молоком, - как-то безразлично и утомленно ответил Кондрат. - Своя корова не доит.

- Что, еще не ужинал?

- А когда было? - вместо ответа нехотя спросил Кондрат. - Только что успел прийти, да вот проводил это электричество... Видишь, как полыхает в хате?..

Кондрат поднял со стола руку, и желтый квелый огонек коптилки чуть не погас от колебания воздуха.

- Если будешь работать так, как сегодня, так свет в твоей хате не заполыхает и через сто лет!

- Ну-у? - слегка оживившись, не поверил Кондрат. И сразу же заговорил рассудительно: - Сто лет - многовато, Антон Софронович. Если через пятьдесят, так еще можно выдержать... Это свиньям и коровам надо делать проводку сегодня, а человек может подождать. Человек - животное терпеливое. Да и зачем мне и моим детям электричество? Нефти и керосину в нашей стране - на целый свет. Жести на коптилки тоже хватит...

- Что?.. Что ты сказал?..

Корницкому показалось, что ему вдруг стало нечем дышать в этой хате, недостает воздуха. Пустой рукав вылез из кармана кителя и беспомощно обвис. В груди Корницкого все бушевало. На какой-то момент председателю показалось, что все это - тяжкий кошмарный сон, когда на тебя совершено неожиданное нападение и нет силы не только отбиться, но даже и крикнуть, чтоб позвать кого-нибудь на помощь. Вокруг чужие люди, холодные, безразличные к твоему горю. А самым страшным в человеке Корницкий считал равнодушие. Но то, что он теперь услышал, увидел, было не сон. Перед ним освещенный коптилкой, живой, настоящий Кондрат Сенька. Это его темные, слегка кудрявые волосы нависали над высоким лбом, это его темные прищуренные глаза смотрели на Корницкого с каким-то спокойным вызовом. Только ноздри прямого носа чуть приметно и беспокойно вздрагивали.

- Повтори, что ты сказал! - шагнув шаг к столу, крикнул Корницкий. Я хочу еще раз послушать твою песню.

- А песня, Антон Софронович, уже и кончилась, - медленно вставая из-за стола, промолвил Кондрат. - Ты сам был в партизанах и знаешь, что мы болтать не любим. Иначе бы эсэсовцы перерезали нас начисто. А мы выжили. Мы их били даже тогда, когда они стреляли нам в самое сердце.

- Я-то вижу, какое оно у тебя стало сильное после этих выстрелов. Как мех с гнилой водой! Мало того, что сам не хочешь работать, так и других подбиваешь лодыря гонять. Ты знаешь, что делали партизаны с такими, как ты, во время атаки? Расстреливали на месте! Если б ты ходил в атаку так, как теперь работаешь, не нес бы своим поганым языком всякую чепуху.

- Я в атаку ходил не для того, чтобы теперь в первую очередь освещать электричеством свинячьи стойла, а я и мои дети слепили глаза при этой коптилке, - словно вспоминая что-то тяжкое, заговорил Кондрат. Он, казалось, забыл, что его с минуту тому назад в его собственной хате оскорбили горькими попреками. - Я, как ты знаешь, Антон Софронович, вернулся с войны намного позже тебя. Начал я войну тут, в нашей деревне, уже на второй день оккупации. Многие в Пышковичах и по сегодняшний день не знают, кто вывешивал сводки Совинформбюро, призывал прятать от оккупантов хлеб, не давать им ничего даже на ломаный грош. Потом поджоги и взрывы мостов, уничтожение полицаев и гестаповцев. Я делал вместе с хлопцами то, за что гитлеровцы не расстреливали, а вешали... Когда оккупантов погнала наша Советская Армия, мы получили приказ идти на запад. Для того, чтобы разведывать дороги для армейских частей. На польской границе мы надели военную форму и пошли дальше уже как солдаты. И где б нам ни доводилось бывать, всегда мы думали и говорили о том, как мы хорошо заживем после такой страшной войны. У нас поставятся просторные и светлые хаты. Всем нашим детям будет достаточно еды, одежды, обуви, чтоб они росли сильными и здоровыми. Минуло три года после войны, а где все это у моих детей? И ты теперь говоришь, что я не ходил в атаку!.. Ходил, Антон Софронович! Даже не помню, сколько раз...