Завтрак для Маленького принца - Наталия Миронина

– Кстати, почему ты все-таки уехал из Питера? Неужели все дело было в приглашении? На тот момент оно было не таким уж и лестным. А в театре тебя ценили. Ты бы сейчас танцевал все главные партии, – неожиданно спросил Егор.

– У меня тогда тоже были проблемы. Не было куража. Мне не хотелось делать никаких усилий. Просто танцевал бы и танцевал.

– Я думал, из-за родителей. Из-за семьи.

Я попытался вспомнить, но так и не смог. Мне тогда было жаль Татьяну, родители смущали своим поздним счастьем, но ни то ни другое не могло повлиять на мое решение. Скорее всего, все дело было в работе. Или и в том и в другом.

– Я видел твоих. Не хотел тебе говорить.

– Отчего? Кстати, я догадался сразу же. Обо всем. О том, что знаешь про нас с Татьяной. О том, что видел родителей. А с родителями я переписываюсь. У нас нормальные отношения.

– Это хорошо. Они просили на тебя повлиять.

– Так ты все-таки по их поручению? – У меня до смешного испортилось настроение. Получалось, друга у меня нет. Есть посланец, гонец. И интересуется он, чтобы только доложить обстановку…

– Спятил? Не в моих правилах. Да и не одобряю я этого. Я бы с сыном сам на эти темы разговаривал.

– Они и разговаривали. Отец, правда, так нерешительно и только намеками. А вот мать…

– Да, она места себе не находит. Но я ей сказал, что вряд ли тебя увижу в Москве.

– Ты не врешь? – не смог не удивиться я смелости друга.

– Охота была огород городить. Не маленький, сам разберешься, – ответил Егор.

– Постараюсь, главное, чтобы не мешал никто.

– Будут. Будут мешать. Все. Всем будет интересно отравить тебе жизнь.

– Ты зря так думаешь.

– Ничего не зря. Знаешь, что будут говорить?

– Ну?

– Что ты – альфонс. Молоденький мальчик на шее у взрослой женщины.

– А еще что?

– Или что она тебя использует.

– Еще…

– Подумать надо…

– Понятно. Ничего нового.

– В принципе да. Но говорить будут. И ревновать она тебя будет. И не заметить разницы невозможно будет.

– Господи, да мне плевать. – Я уже не раз думал об этом, и мне действительно было плевать.

– Пока любишь. Потом – не сможешь просто так плюнуть. Я тебе уже говорил… – не унимался Егор.

– Об ответственности? Помню. Я об этом подумал.

– Дурак, ты не можешь подумать раз и навсегда. Невозможно на всю жизнь запастись раздумьями и обещаниями.

– И что теперь делать? Что ты прикажешь делать?

– Я не знаю.

– Тогда не лезь с советами. Я сам.

Мы помолчали. Я вдруг почувствовал, что теряю терпение и во мне закипает злость.

– Понимаешь, я не обязан никому ничего доказывать. Я за все отвечаю сам. Понимаешь?

Егор пожал плечами:

– Как знаешь, я не настаиваю. Кстати, родители твои скоро в Москву опять приедут.

– Как они выглядят?

– Нельзя сказать, что очень хорошо. Ну… – Егор замялся. – Вроде все нормально, но что-то…

– Понимаю. Прошлое. Оно всегда с нами. Оно и давит, и делает счастливыми. Я думаю, зачем это им надо было? Зачем они поженились? – я вдруг почувствовал простоту нашего разговора. Мы перестали друг перед другом выпендриваться, как это делали почти всю нашу дружбу.

– Любовь.

– А может, стремление доказать друг другу что-то. Может, оправдать все эти семейные трагедии? Убедить других, что все это не просто так?

– Заумно, – покачал головой Егор, – заумно. Все проще. Им так лучше.

– А Татьяна? Отец думал, как будет ей, когда он окончательно ушел к матери?

– Ты на чьей стороне? Они – твои родители.

– Я – на своей. Им – не судья, я их люблю.

– Тогда что же ты задаешься таким вопросом? Почему тебя волнует поступок отца? Из-за Татьяны?

– Да, из-за нее.

– Ты ее любишь?

– Люблю.

– Может, врешь себе?

– Вряд ли. У меня было множество ситуаций, чтобы доказать себе обратное. Нет, я люблю ее.

– Знаешь, я ведь и с Зоей виделся.

– Ну, я уже не удивлюсь ничему… – сразу вспомнилась мне ситуация с Вероникой.

– Да нет, просто случайно в одной компании. Хорошая она. Замуж не вышла до сих пор. Выставку свою готовит. Понятно, что о тебе только и говорила. Так знаешь, что она сказала?

– Что?

– Что Татьяна – это как золотая нить в старинном гобелене. Придает ткани прочность, долговечность, красоту и надежность.

– Она простила меня, как ты думаешь?

– Неважно. Важно, что она поняла все про вас с Татьяной.

Я улыбнулся. Мой родной Питер неожиданно пришел мне на помощь. Там жили люди, которые помнили меня, думали обо мне, и, что бы мне ни казалось, каждый из них по-своему меня любил.

Мне было хорошо разговаривать с Егором. Он оказался рядом со мной вовремя, и я до сих пор не знаю, действительно ли у него были дела в Москве или он, повстречав моих родителей, поспешил выручать меня из «беды». Собственно, это было неважно. Главное, встреча с ним подтолкнула меня к тем решениям, которые мною все равно были бы приняты, но только случилось бы это значительно позднее.

– Когда вернешься? – Егор хлопнул меня по плечу.

– Не знаю. Может быть, не очень скоро. Здесь столько дел сейчас у меня будет.

Друг поднял темную бровь, от чего лицо превратилось в сардоническую маску.

– Каких? Каких дел?

– Разных, – рассмеялся я, – тебе только скажи, весь Питер завтра будет знать.

Егор не ожидал от меня этой фразы и попытался обидеться.

– Треплом не был никогда.

– Брось, я пошутил. Я не хочу возвращаться в Питер. Во всяком случае, пока. Мне здесь действительно много чего надо сделать.

– Пока. – Егор скрылся в вагоне.

Домой я возвращался долгим круговым путем. Я не спешил, ехал по вечернему городу и мысленно планировал завтрашнюю жизнь. Она должна была быть совсем иной. В ней будет моя настоящая работа, театр, в ней будет тяжелый труд, будет успех – он должен быть! И в ней обязательно должна быть женщина, которая старше меня, с которой меня связывала половина моей жизни, которая была неотделима от всей моей семьи. Но сейчас важным было только то, что эту женщину я любил. Я знал наперед все, что нас ждет, был готов ко всему, с чем могут столкнуться такие разные и такие близкие люди, как мы, и меня это знание не пугало.

Через две недели я стоял по стойке «смирно» в большом кабинете, обставленном мебелью из карельской березы. Директор театра изображал негодование и пренебрежение одновременно:

– Ну, ну, явился? Нервы вылечил?! Или, что? Ты забыл, что у нас классический театр?! Что у нас – балет, опера?! Что мы экспериментируем с формой, но придерживаемся заповедей классического искусства?! У нас – не попса и прочее, что можно определить этими странными квакающими звуками! У нас – искусство! Ты сколько отсутствовал? Год? Ах, почти год! Почти год? И как ты думаешь, я сейчас тебя возьму в труппу и буду вводить в спектакли?