Плод воображения - Андрей Дашков

— Можно сказать и так. Хотя еще вопрос, кто на кого напал… Вчера я возвращалась, когда уже стемнело. Внутри церкви горела свечка. Не надо было заходить, может, всё обошлось бы. Но теперь это не важно… В общем, там мужик молился. Огромный, весь в черном. Лица я не видела, но точно не из наших…

— И ты решила посмотреть, кто это?

— Да ничего я не решила, я вообще с трудом соображала. Я же говорю: не надо было заходить…

Рассказать о пистолете у нее так и не повернулся язык. Параход понял, что она чего-то не договаривает, но истолковал это по-своему.

— Он пытался тебя трахнуть?

— Нет… Только вырубил, я и дернуться не успела. Сувенир, похоже, от него.

— А ну дай-ка…

Параход отставил чашку с кофе, протянул к Ладе руку и обхватил пальцами браслет вместе с ее запястьем.

Она ощутила сухое тепло, почти как при обычном прикосновении. Но прикосновение не было обычным. Лада почувствовала внутри себя странное движение: что-то в ней отпрянуло от его ладони, а что-то, наоборот, потянулось навстречу. Невольно на память пришла живая и мертвая вода. Сейчас по ее жилам эти два потока текли в противоположных направлениях…

— Хреново, — сказал Параход. И добавил после паузы: — Почти всё стерто. Могу только сказать, что этот браслет сняли с женщины.

— С живой?

Он покачал головой:

— Не знаю. Тут вообще сложно с живыми и мертвыми.

— Только этого мне не хватало, — пробормотала она рассеянно, а потом подумала: «Так и есть. Именно этого тебе не хватало, и вот ты это получила. Ну что, это тебе помогло?»

— У тебя что-нибудь пропало?

Этим вопросом он застал ее врасплох. Сегодня она поднялась в четверть шестого и успела проверить свои вещи. Действительно, кое-что пропало, но ей стало не по себе оттого, что кто-то читал в ней, как в открытой книге, — даже если это было чтением при помощи пальцев чего-то вроде последнего предупреждения для слепых, набранного шрифтом Брайля…

— Пропало.

— Что именно?

Видя, что она медлит с ответом, он продолжал:

— Я спрашиваю не из любопытства. Мне тут ночью нашептали кое-что, и, насколько я понял, наши дела плохи. Поэтому мне надо знать, что пропало.

Лада смотрела на него, не мигая, и вдруг поняла, что он знает об оружии. И, возможно, знал еще вчера. Оружие его беспокоило по-настоящему. Остальное не имело значения.

— Фаллоимитатор, — сказала она, решив ограничиться этим. О пропавших отмычках сообщать не обязательно. Она расскажет ему позже… если доживет.

Параход хекнул, пролил на себя кофе и заржал.

— Иди к черту! — сказала Лада. А потом тоже начала смеяться — впервые за несколько месяцев.

69. Розовский: «Что тебе еще надо?»

— Останови, — приказал он после нескольких минут быстрой езды по прямому как стрела проспекту. «Ленд ровер» вспарывал туман, выползавший из боковых улиц, но Розовский не смотрел по сторонам. На некоторых участках они мчались почти вслепую, и ощущение опасности могло бы заворожить, если забыть, что город пуст. Потом, когда он заметил внезапно возникший впереди силуэт автобуса, который стоял у обочины на спущенных колесах, мелькнула мысль: «Сейчас она нас размажет», — однако хватило едва заметного поворота рулевого колеса, чтобы громада автобуса пронеслась мимо тенью смерти.

Он смотрел на ее профиль и думал, что с ней делать. Задавать прямые вопросы бесполезно, он-то ее хорошо знал: «расскажет», когда сама захочет. А вопросов у него накопилось достаточно. Для начала ему хотелось спросить, где она взяла ключ, торчавший в замке зажигания. Затем — на кого она теперь работает. С кем, сука, переспала, чтобы попасть сюда. И кто приходил в гостиницу минувшей ночью. Эти ее грубые ботинки на рифленой подошве… Он был уверен, что их отпечатки совпадут со следами в холле.

Жаль, но даже приставленный к ее голове ствол не помог бы ему услышать ответы прямо сейчас. Однако кое-что он всё-таки придумал. Тогда и приказал ей остановиться.

Она заглушила двигатель и повернулась к нему. Спокойное лицо ангела-хранителя, прозрачные глаза русалки.

«Розовский, я снова с тобой. Теперь всё будет в порядке… И кстати, откуда ты знаешь, какие глаза у русалок?»

Именно в эту минуту он со всей определенностью понял, что ее послали присматривать за ним. Эти скоты ему не доверяли. И правильно делали, тут Розовский был не в претензии. А еще он понял, что отныне, прежде чем сделать шаг, ему придется спрашивать себя, как далеко они готовы зайти. И, главное, как далеко готова зайти она.

Он наклонился к ней, снял с ее головы дурацкую бейсболку, обнял левой рукой и поцеловал в губы. М-м-м, это был мед. Его правая рука уже пробиралась к ней под куртку; пальцы расстегивали рубашку; ладонь и теплая грудь встретились. На вкус Розовского, тут он нашел идеальное сочетание упругости, веса и нежной гладкости. Сосок почти мгновенно отозвался на ласку. Ее рука потянулась к зипперу на его джинсах и освободила член, уже испытывавший острый недостаток жизненного пространства.

Затем, пока она делала ему качественный минет, он с вожделением гадал, захватила ли она с собой свои игрушки, а если захватила, то где они… и кто еще об этом знает. Последняя мысль не позволила ему кончить. На самом деле ему не нравилось заниматься сексом наспех, да и применение его излюбленного оборудования подразумевало соответствующую обстановку. Так что сиденья машин, кабины лифтов и подвесных дорог были не для него. А вот гостиничный номер вполне подошел бы — правда, попозже, когда он закончит с делом, запланированным на сегодня.

Он немного пообмяк физически, но это было уже не важно — зато его чувство собственника восстановилось в полной мере. Какая еще женщина оставила бы больного ребенка, чтобы приехать сюда? Никакая. На подобное была способна только его Машка.

Он взял ее за плечи, помог разогнуться, затем поцеловал в чистый лоб.

— А теперь объясни, что всё это значит.

«Розовский, расслабься. Я на твоей стороне, что тебе еще надо?»

— Мне еще много чего надо.

«И ты можешь это получить?»

— Могу, если мне не помешают.

«Кто?»

— Да есть тут ребята… Я как раз собирался заглянуть к одному в гости.

«Ну так в чем же дело? Поехали».

— Дело всё в том же, мать твою! Мне надо знать, во что ты играешь.

«Да брось ты, малыш. Я поиграю с тобой ночью. Обещаю, тебе понравится. Наши старые игры, новые игры, всё что захочешь… А сейчас давай сделаем так, чтобы ты не остался в дураках. Куда ехать?»

— Прямо. Только не так быстро. Я скажу, где свернуть.

70. Барский: Тридцать семь процентов

Он наблюдал за тем, как на экране плавно передвигаются карты. Это слегка напоминало чрезвычайно замедленный средневековый танец. Статичные лица, статичные позы. А за внешней анемичностью кроется бешеная напряженность страстей, интриг, неуемная жажда власти. Уже заготовлены кинжалы, удавки, яд. Уже отправлен почтовый голубь со лживой вестью. Уже произнесены шепотом нужные слова в нужные уши — и, вполне возможно, где-нибудь в дальней комнате дворца кто-то из преданных слуг уже истекает кровью… и его стоны заглушает звон бубенчиков на дурацком колпаке.

Барский глубоко затянулся ароматным дымом. Еще несколько минут назад он недоумевал, откуда взялись некоторые карты. Например, Семерка Чаш. Или Дама Мечей… Потом он сообразил, что дьявол самостоятельно повысил статус некоторых персонажей.

Поначалу Барскому стало не по себе. Ему не нравились какие-либо изменения, внесенные в расклад без его ведома. Это попахивало утратой контроля. Ведь это его игра, не так ли?

Но вскоре он успокоился и взглянул на ситуацию с другой точки зрения. Разве не этого он хотел? Разве не специально развязал дьяволу руки? Ведь следовало признать, что сам он был не способен на такое и потому возложил большую часть черновой работы на своего виртуального помощника. В чем же теперь сомневаться? Перед ним — его творение, в действии и непрерывном развитии. Вот он, венец его жизни, лучшее из всего, что им создано, его последний роман. Написанный не словами, а дыханием, ненавистью, любовью и кровью. Питаемый множеством неисчерпаемых источников помимо пересыхающей авторской фантазии. Можно только позавидовать степени его достоверности.

И, похоже, сама реальность уже слегка завидовала. Во всяком случае, перспективы Мага на ближайшие несколько часов выглядели неутешительно: вероятность смерти составляла тридцать семь процентов.

Опасность сама по себе его не пугала. А вот не увидеть, чем всё закончится, было бы чертовски обидно. К этому времени уже не приходилось сомневаться, что игра будет продолжаться и без него, ведь смерть творца — еще не конец света. Тем более что останется талантливый «соавтор», который подозрительно быстро обучился ремеслу. Барский поймал себя на мысли, что при определенных неблагоприятных условиях он предпочел бы всё-таки конец света.