Петербург в 1903-1910 годах - Сергей Минцлов

Аресты продолжаются без конца.

По случаю объявленной 17 октября «свободы» все собрания разгоняются; разогнано было даже такое, как «Женского взаимного благотворительного общества», где бывают только женщины и совещаются об устройстве школ, чтений и народных столовых.

В позапрошлую субботу арестовано на митинге около 200 чел. боевой организации; бездействие Петербурга понятно…

Газет, кроме «Нового времени», по-прежнему нет. Это большая ошибка. Точно нарочно предоставили монополию суворинщине распространять свои идеи возможно шире! Поневоле теперь все покупают эту газету, чтоб узнать, что творится кругом.

Сейчас слышал подтверждение рассказа (вчерашнего) об убийстве на Шлиссельбургском тракте околоточного надзирателя.

Группа рабочих, человек около 300, собралась около одного дома слушать оратора. В это время явились казаки и околодочный надзиратель и арестовали говорившего; когда его увели, показался другой околодочный — очень нелюбимый в тех краях. Толпа бросилась на него; он побежал и вскочил на проходившую мимо конку; рабочие, выламывая на бегу колья из палисадов, помчались за конкой. Бывшие впереди, услыхав крики: «Держи конку», остановили ее, — опустив шлагбаум; рабочие ворвались в вагон, выволокли отстреливавшегося из револьвера околоточного на тротуар и измолотили его насмерть. Остервенение было так велико, что даже стенка вагона разнесена ими вдребезги. Дикая расправа эта происходила в нескольких саженях от окон квартиры Новиковых, видевших и сообщивших мне о ней.

13 декабря. Вчера на окраинах происходили мелкие стычки рабочих с войсками, есть убитые и раненые.

Из Москвы идут странные сведения. Там целый корпус войск и вот уже сколько дней не может одолеть восставших — очевидно, правительственные сообщения не точны, как всегда. Второе: в «битвах» принимают участие только казаки, драгуны и артиллерия — про пехоту не упоминается. А между тем в ней перед самым восстанием были бунты. Где же, на чьей стороне теперь она?

Вечером вышел № «Молвы».

14 декабря. Аресты без конца. Полиция запечатала 38 типографий. В Москву сегодня уходит экстренно вызванный Семеновский полк: стало быть, положение войск там не из блестящих. Бой на улицах Москвы продолжается.

В центре Петербурга спокойно, но с окраин идут тревожные вести. На Выборгской стороне, напр., казачьи разъезды стреляют даже по небольшим группам людей, совершенно к движению непричастных. Были убитые и раненые.

Внимание всех приковано к Москве; у нас ждут беспорядков 9 января, на день годовщины массовых убийств. В 9 января не верю: если ждать чего — то лишь весною! С юга к нам идет чума, на борьбу с которой мудрое правительство наше назначило 9000 р., тогда как разные гг. Дурново на «подъем» с одного места на другое получают по 40 000. Чуть не во всех губерниях надо ждать голода; промышленность остановилась и частью прекратилась совсем.

Положение рабочих отчаянное. Немногим лучше у других — не чиновников. Журналы, напр., сотрудникам уже не платят, так как подписчиков нет абсолютно. Даже такой ходкий прежде журнал, как «Мир Божий»[189], до сих пор не имеет ни одного. Под заклад вещей ломбарды дают гроши — менее половины того, что давали за те вещи раньше. Продавать что-либо — немыслимо, так как предложений много, а желаний купить нет совершенно.

Городской питательный пункт для безработных и увечных на Обводном канале (фотография из журнала «Нива», декабрь 1905 г.)

16 декабря. Москва воюет и расстреливается артиллерией. Адмирал Дубасов[190], генерал-губернатор ее, способен всех мирных москвичей превратить в боевиков-революционеров: пушками разбивают дома, откуда был хотя бы один выстрел и где живут сотни неповинных людей; жарят шрапнелью по всякой толпе без разбора, открывают ружейную стрельбу по кучкам в 3 человека, по глядящим в окна женщинам и т. д.

В центре Питера тихо и ожидать чего-либо скоро нельзя. Аресты продолжаются.

На окраинах, особенно по Шлиссельбургскому тракту, голод; среди рабочих раскол, так как большинство хочет стать на работы; вожаки все арестованы.

Телеграммы изо всех городов приносят вести о бесконечных арестах. Хватают всякого, зря, по-старому — до выяснения причин.

25 декабря. Революция подавлена… пока что, конечно! Пишу эти строки в Кемере. Из Петербурга и со всей Руси вести прежние, темные: повальные обыски, аресты и даже расстрелы.

Дурново и к-о<мпания> торжествует.

Разумеется, ни одно государство не потерпело бы ни баррикад на улицах, ни «манифестов» вроде выпущенного рабочими, но ни одно государство и не истребляло бы так бессмысленно-жестоко людей, как у нас, и не надругивалось бы со своей стороны над своими же законами.

У меня в Кемере скрывается в настоящее время один из членов первого Совета рабочих депутатов — рабочий Семянниковского завода Н. Ф. Климчинский. Он был изрублен 6 ноября казаками; по выходе из больницы Э. К. Пименова (писательница) направила его ко мне.

Это огромного роста человек, лет около 30, из крестьян Могилевской губернии, брюнет. Лицо умное, с глубокой складкой между бровей. На коротко остриженной голове у него краснеют три больших еще свежих рубца; кроме этих трех ран, у него было прикладами сломано 2 ребра, и перенести такое избиение могла только подобная железная натура; раньше он подымал 18 пудов.

Среди боевой организации зародилась мысль овладеть Кронштадтом.

Сперва у нас опаздывало во всем правительство, теперь начинает опаздывать революция!

31 декабря. Реакция торжествует по всей Руси.

Петербург готовится к выборам в Государственную Думу.

Наступающий год встречаем мрачными глазами. Много еще должно пролиться крови и разориться людей, прежде чем настоящий мир воцарится на русской земле!

1906 год

28 марта. Три месяца не прикасался к этой книге. Чуть не повальные обыски и бесконечные аресты, идущие и посейчас в Петербурге, заставили меня увезти ее в Кемере и хранить там, подальше от жандармских рук.

Несмотря на все ухищрения Дурново и Витте, несмотря на аресты, запрещения собраний, расстрелы, провокацию и всяческие приемы такого рода — одолела конституционно-демократическая партия: в Питере в выборщики прошли только ее кандидаты и почти во всех городах тоже[191]. Успех неожиданный!

В день выборов в Питере было очень оживленно: у Соляного городка, куда направился и я, как житель Рождественской части, с 9 ч.<асов> утра толпа. Распорядители были столь умны, что для входа и выхода многотысячной толпы предоставили только одну дверь, так что давка происходила, как на пожаре — одна волна втискивалась в здание, другая опрокидывала ее.