Форпост - Андрей Молчанов

Вера слушала его, не задавая ни единого вопроса, но молчание ее показалось Федору высшим откровением их неразрывного, как стягивающаяся рана, единения…

Спать они легли с рассветом, проснувшись едва ли не в полдень.

Днем, оторвавшись от починки двери, ведущей в дом, чьи петли еле держались в прогнившем брусе рамы, Федор пошел в дальний уголок двора, зная, что Вера работает там над картиной. Он уже видел, как она пишет их, поражаясь возникновению на холсте из бесформенных мазков краски чуда рождающегося в их сплочении иного маленького мира.

Он мало что понимал в живописи, но чутье вкуса и память об известных ему великих полотнах, говорили, что из-под руки Веры рождается нечто, отмеченное даром, выданным ей свыше, и полотна ее, посвященные всецело природе, совершенны и изысканны, наполнены безукоризненным сюжетом, мыслью и тайным светом. И какими смехотворными выглядели по сравнению с ее пейзажами дешевые гобелены на стенах спальни с пышной нарочитостью безжизненных дубрав, угловатых оленей и плоско застывших в беге зайцев с тупыми усатыми мордами.

— И как это у тебя получается! — сказал он, подойдя к ней.

— Да ничего особенного… — ответила она, не отрываясь от холста. — Мне кажется, если тебя подучить, ты тоже так сможешь.

— Я?! — воскликнул Федор. — Да ты просто не знаешь себе цену. У тебя талант! — горячо продолжил он. — Уверен: большой талант! Продолжай, мне очень интересно смотреть, как ты работаешь.

Она молча наносила мазки еще несколько минут, потом обернулась к нему.

— Что вы собираетесь делать? Сюда заезжает милиция, и она наверняка заинтересуется вами. Это не лучшее место. Во всех смыслах…

— Я знаю, — откликнулся он. — Но мне не хочется уходить отсюда. Я здесь счастлив. Здесь то место, где я должен жить. Здесь нет ни уголовников, ни надзирателей. Порой мне кажется, что я пришел к себе домой.

— Я… тоже не хочу отпускать тебя, — сказала она, поднимаясь и подходя к нему вплотную. — Но такая история, что случилась с тобой и с моим братом, не имеет счастливого завершения.

— Мне кажется, это всего лишь начало очень долгой истории, — сказал он.

Она посмотрела на него и улыбнулась. Какие у нее красивые и ровные белые зубы!

И тут ее руки обвили его шею, и он почувствовал на своих губах жар и влагу ее губ…

— Не знаю, — прошептала она, вновь горячо и страстно целуя его. — Ничего не знаю, кроме того, что как ты вошел в дом, я поняла: ты — за мной…

Он словно очнулся в ее постели, дрожа в лихорадке любви и затопившего все его существо счастья. Она нежно и медленно водила ладонью по его спине. Тело ее было прохладным и гладким.

— Я хочу, чтобы теперь мы всегда были вместе, — сказала глухо и ровно. — Я буду твоей верной женой. И знай еще, это правда: ты моя первая любовь.

Он посмотрел на ее груди, они были маленькими, но такими прекрасными, что он невольно погладил их, сходя с ума от совершенства их округлости и томности розовых сосков, слегка подрагивающих от его прикосновений.

Кто привел его к ней? Бог?

За полночь вернулся из неведомых скитаний Коряга. Войдя в комнату, где за столом пили чай Федор и Вера, замер, будто споткнулся, вгляделся изучающе в их лица, а после буркнул себе под нос недвусмысленно:

— Этого следовало ожидать…

После вывалил на стол продукты, откупорил бутылку вина, сказал с укоризной:

— Придется отметить помолвку…

Ответа на свою ремарку он не получил: и Федор, и Вера лишь отвели глаза в сторону.

— Ну, ладно, — разливая по стаканам вино, миролюбиво вздохнул Коряга. — Давайте за ваш и за наш союз, а вот за советский — воздержимся… Не вписываемся мы в его благодать. Но как в нее постараться внедриться, сейчас изложу. Паспорта у нас есть, люди, что вклеют нужные карточки и подчистят даты и штампы, мною найдены. Но копейку за свое творчество они запросили немалую. Вопрос: где ее взять? — Он закурил, открыл форточку. Ночь за окном стрекотала цикадами, как сотнями невидимых электрических лобзиков. — Так вот, — продолжил задумчиво, — как бы меня ни ломало, но придется удариться в неприятный грех: взять «на ура» серьезное денежное заведение.

— Ты хочешь ограбить банк? — со смешком спросила его Вера.

— Банк, что ничуть не смешно, — ответил Коряга, — ограбили в городе вчера. Вот так совпало. А теперь — почему мне не до смеха: те урки этой выходкой здорово подставили нас: сейчас во всей округе только и ждут рецидива. Я заходил в две сберкассы, там просто воняло засадой. Кроме того, менты прочесывают округу, и в любой момент способны явиться сюда. Поэтому придется запирать хату и сваливать подальше. Может, и к лучшему это… — Обернулся на Веру. — Тебе здесь тоже не век куковать, хватит. Со своими способностями кусок хлеба с икрой везде себе нарисуешь… Ты же меня здесь ждала? Вот и дождалась… — Помедлил. — Обоих дождалась! — Повел головой в сторону Федора, по посмотреть на него не удосужился — по всему, принципиально. При этом злой огонек ревности в его глазах зажегся и тут же погас.

— И… что же делать? — снова вступила Вера. Ни малейших сомнений в том, о чем говорил брат, она, чувствовалось, привычно и безоглядно не испытывала.

— Я не зря лазал по всем закоулкам и норам, — с обиженной ноткой произнес Коряга. — И уж с девушками точно не развлекался. И вот что придумал: в городе есть парк культуры с большим рестораном. В воскресенье будет праздник, народ туда хлынет потоками. Я видел: повара готовятся к большой обжираловке. Таким образом, часам к четырем в сейфе накопится серьезная сумма. И вряд ли торгаши сподобятся за нее постоять. Таков мой план.

Убрав со стола посуду и, спрятав свои вещи и одежду Федора на чердаке, Коряга приказал лезть туда и товарищу, объяснив такие действия возможным появлением в доме милицейских ищеек. Тон его при этом отдавал толикой явной мстительности.

Ворочаясь на жестком соломенном матраце под шиферной крышей, Федор услышал напоследок значительное и грозное, относящееся к нему и к Вере:

— Ну… смотри, Федя!

Милиция действительно появилась под утро, но, застав в доме одинокую художницу за мольбертом, быстренько и разочарованно ретировалась.

Субботним вечером компания принялась за сборы. Боевой арсенал был внушителен: автомат, «наган» и обрез охотничьего ружья с дюжиной патронов.

Утром, сойдя с крыльца, Федор оглянулся на дом, удовлетворенно осознав, что тот всем своим видом свидетельствовал о своих жителях, как о людях, не собиравшихся покоряться судьбе. Со стен исчезли пятна мха, на входной двери сияли латунью новые петли, двор был выметен, что говорило о наличии у обитателей дома надежд на будущее.

Вскоре они катили в маленьком рейсовом автобусе по тихим провинциальным улицам с уютными палисадниками. Федор смотрел на мирные пейзажи, видя перед собой утраченный им мир. Он казался ему таким заманчивым и прекрасным…

Сфотографировшись на документы в местном ателье, вручили карточки Коряге, челноком метнувшемуся к знакомым ему умельцам по изготовлению паспортов и вскоре вернувшемуся.

С сумками на плечах прошли в лесопарк, окружавший ресторан, где в укромной чащобке, затаились до времени, еще раз примерив маски, сделанные из обрезков капроновых чулок и снарядив оружие. Коряга облачился в легкий плащ, укрыв под ним автомат. Его примеру последовала Вера, забросив ремень обреза на плечо.

Федор тем временем отправился на разведку. День выдался ветреный, при входе парк, на высоких мачтах, развевались флаги и вымпелы.

Народу в ресторане было битком. Стены его были расписаны успокаивающими пасторальными пейзажами, — пошлыми и аляповатыми, и Федор, невольно припомнив выдержанные тона красок и точность письма Веры, лишь снисходительно усмехнулся здешней наивной мазне.

Главный вход соседствовал с небольшой верандой, внутри, в нише боковой стены виднелась дверь аварийного выхода, кухня, как обычно, располагалась в глубине. Кабинет директора был в шаге от барной стойки и вскоре оттуда вышел лысый армянин с надменной физиономией, отдал распоряжение официанткам и ушел обратно. Он выглядел излишне сурово и явно напускал на себя значительность.

Они вошли в ресторан через черный ход, тут же заняв оговоренные позиции.

— Всем оставаться на местах! — громогласно проговорил Коряга, потрясая автоматом.

Вера, выхватив из-под плаща обрез, навела его на директора, стоящего возле стойки с блокнотом. Федор, оказавшийся на пятачке в центре зала, медленно извлек из кармана «наган». В какой-то момент ему показалось, что он напрочь оглох. Исчезли все звуки, замерла ресторанная сутолока, затекло и застыло в онемении все пространство мира. И вдруг в этой давящей свинцовой тишине визгом пилы по металлу прозвучал скрип открывшейся двери служебного туалета. В зал из нее шагнул милиционер, поначалу недоуменно оглядевший притихшее собрание едоков и выпивох, а после неуверенно потянувшийся к кобуре на широком обливном ремне.