Огонь и сера - Линкольн Чайлд

Он взглянул на Пендергаста – серебристые глаза агента ФБР светились решительностью.

– Вот она, Винсент, – связь, которую мы искали.

Д'Агоста вспомнил о человеке на кровати – тот лежал так тихо, что о нем почти забыли.

– Джон, можно мы заберем эти вещи?

– Для того я их и хранил.

– То есть? – удивился д'Агоста.

– Я храню вещи, которые они берегли, и передаю семьям.

– Кто это они?

– Те, кто умирает.

– И семьи приходят?

Вопрос повис в воздухе.

– У всех есть семьи, – промолвил наконец Джон.

Некоторые коробки прогнили и обесцветились так, будто пролежали здесь лет двадцать. Похоже, семьи хозяев не придут еще долго.

– Вы хорошо знали Бекманна?

– Он чурался всех. – Джон пошевелился.

– Его навещали?

– Нет.

Глядя на ломкие волосы хозяина комнаты, на слезящиеся глаза, д'Агоста подумал, что Джон прекрасно понимает близость конца.

Пендергаст взял маленькую коробку с вещами Бекманна под мышку и спросил:

– Мы можем что-нибудь для тебя сделать, Джон?

Тот покачал головой и отвернулся к стене.

Пендергаст и д'Агоста молча покинули комнату и спустились во двор. Прошли мимо пьяниц.

– Нашли, что искали? – спросил Джед.

– Да, – отозвался д'Агоста. – Спасибо.

Джед козырнул от брови, и д'Агоста ответил тем же.

– Что будет с вещами в комнате Джона, когда умрет он?

– Выбросят, – пожал плечами старик.

– Вот это я называю – плодотворные поиски, – сказал Пендергаст, садясь в машину. – Теперь нам известно, что Ренье Бекманн жил в Италии примерно в тысяча девятьсот семьдесят четвертом году и что он хорошо говорил на итальянском.

– Как вы вычислили? – изумился д'Агоста.

– По той самой фразе: «Кей Бискероу!». Это не имя. «Che bischero!» по-итальянски значит: «Что за придурок!» Флорентийский диалект. Все монеты в коробке – итальянские лиры, датированные тысяча девятьсот семьдесят четвертым и ранее. Я не совсем уверен, но фонтан на том снимке выполнен в стиле неоренессанса.

– И все – по одной маленькой коробке с вещами? – покачал головой д'Агоста.

– Порой громче всего говорят именно мелочи.

«Роллс» отъехал от тротуара и стал набирать скорость.

– Винсент, – попросил Пендергаст, – будьте добры, включите лэптоп. Посмотрим, какой свет на нашу историю прольет профессор Чарлз Ф. Понсонби-младший.

Глава 47

Пока Пендергаст вел машину, д'Агоста через мобильную связь вышел в Интернет и запустил поиск по Чарлзу Ф. Понсонби-младшему. Уже через несколько минут информации набралось даже больше, чем нужно. Начать хотя бы с того, что профессор Понсонби, оказывается, вел курс истории искусств в Принстоне и одновременно состоял в Союзе обеспокоенных ученых.

– Где-то я о нем слышал, – нахмурился Пендергаст. – Понсонби, кажется, специалист по итальянскому Возрождению. Наверняка он успел добиться звания заслуженного профессора и, к счастью, до сих преподает. Винсент, не поищете ли его резюме?

«Роллс» въехал на главную магистраль Нью-Джерси и, плавно повысив скорость, вписался в послеполуденное движение. Тем временем д'Агоста зачитывал список назначений, наград и публикаций. Перечислять пришлось долго; больше всего д'Агосту злило, что Пендергаст требовал читать вслух – слово в слово.

Д'Агоста закончил. Поблагодарив напарника, Пендергаст достал сотовый и позвонил в справочную. Получив нужный номер, набрал его и коротко переговорил.

– Понсонби примет нас, – сказал он, убирая телефон в карман. – Правда, без особого желания... Мы уже близко, Винсент. Фотография доказывает, что все четверо встречались. Теперь надо точно узнать, где они встретились и – самое главное – что же произошло во время той судьбоносной встречи, что связало их на всю жизнь.

Пендергаст поддал газу. Д'Агоста украдкой глянул на него – в азарте товарищ выглядел словно гончая, взявшая след.

Через девятнадцать минут «роллс» уже катил по Нассо-стрит. Слева проплывали старомодные магазинчики, а справа посреди ухоженных лужаек возвышались готические здания студенческих общежитий. Пендергаст аккуратно припарковался и, скормив счетчику монетку, кивнул толпе студентов, выпучивших глаза на «силвер-рейт» 59-го.

Со стоянки Пендергаст и д'Агоста направились к массивным железным воротам, через которые вышли к гигантскому фасаду Файерстоунской библиотеки, самой большой в мире библиотеки с открытыми стеллажами.

У стеклянных дверей их дожидался маленький человечек с сальной седой шевелюрой. Именно таким д'Агоста и представлял себе профессора Понсонби: суетливым, старомодно одетым педантом. Не хватало только вересковой курительной трубки.

– Профессор Понсонби? – обратился Пендергаст.

– А вы агент ФБР? – прогнусавил ученый, демонстративно взглянув на часы.

«Опоздали-то на три минуты», – подумал д'Агоста.

– Да. – Пендергаст пожал Понсонби руку.

– Вы не сказали, что с вами придет полицейский.

Д'Агосте очень не понравилось, как профессор произнес последнее слово.

– Разрешите представить: мой напарник, сержант Винсент д'Агоста.

Профессор с видимой неохотой пожал д'Агосте руку.

– Должен сразу предупредить, агент Пендергаст, мне не очень-то по душе эта встреча. Не пытайтесь меня запугать и выспрашивать о бывших студентах.

– Не стану. Где нам можно поговорить, профессор?

– Вон там, на скамейке. Я бы не хотел видеть агента ФБР и полицейского у себя в кабинете. Не возражаете?

– Не возражаем.

Твердым шагом профессор направился к скамейке и там, усевшись, закинул ногу на ногу. Пендергаст присел рядом, и для д'Агосты не осталось места, так что он встал напротив них, скрестив руки на груди.

Понсонби достал из кармана вересковую трубку, вытряхнул остатки табака и стал набивать ее заново.

«Вот теперь, – подумал д'Агоста, – он настоящий профессор».

– Вы, – начал Пендергаст, – случайно, не тот Чарлз Понсонби, который выиграл медаль Беренсона в области истории искусств?

– Он самый. – Профессор достал коробок спичек и прикурил, едва слышно зашипев табаком.

– И именно вы составили новый каталог работ Понторно с комментариями?

– Верно.

– Великолепная книга.

– Благодарю.

– Никогда не забуду «Кару Божью» в маленькой церкви, в Карминьяно. История искусств не знала отчета совершеннее. В вашей книге...

– Мистер Пендергаст, может, все-таки перейдем к сути дела?

Повисла пауза. Впервые обаяние Пендергаста потерпело неудачу. Понсонби явно не собирался обсуждать учебные дисциплины с ищейками.

– У вас некогда учился Ренье Бекманн...

– Вы упоминали об этом по телефону. Бекманн писал у меня дипломную работу.

– Тогда разрешите задать несколько вопросов?

– Почему бы вам не спросить самого Ренье Бекманна? Я не желаю становиться информатором ФБР.

Некоторые люди всеми фибрами души ненавидят государственный аппарат. Здесь даже лесть не поможет. Каждое их слово профессор будет парировать цитатой из законов о праве на частную жизнь и прочей ерундой.

– О, так вы не знали? – медовым голосом вкрадчиво произнес Пендергаст. – Мистер Бекманн скончался. Трагически.

Молчание.

– Нет, не знал... Как?

Сейчас бы закрыться Пендергасту, но вместо этого он подбросил еще один лакомый кусочек:

– Я только что с эксгумации... Впрочем, это не самая подходящая тема для беседы, особенно если учесть, что вы с Бекманном не были особенно близки.

– Кто бы ни сказал вам такое, он располагал неверными сведениями. Ренье был одним из моих лучших студентов.

– Как же получилось, что вы не знали о его смерти?

– Мы, – профессор поерзал, – потеряли связь, когда он вышел из стен университета.

– Жаль. Значит, вы не в состоянии нам помочь. – И Пендергаст сделал вид, что собирается встать.

– Он был блестящим студентом, одним из лучших. И... и очень разочаровал меня, сказав, что не хочет поступать в магистратуру. Его тянуло в Европу, в собственный образовательный тур – нечто вроде странствий, не имеющих под собой академической почвы. Я этого не одобрил. – Понсонби помолчал. – Могу я спросить, от чего он умер и зачем понадобилась эксгумация?

– Увы, эта информация доступна лишь семье мистера Бекманна или его друзьям.

– Поверьте, мы были очень близки, а когда расставались, я подарил ему книгу. За сорок лет преподавания я удостоил такой чести лишь пятерых или шестерых студентов.

– Это было в тысяча девятьсот семьдесят шестом году?

– Нет, в тысяча девятьсот семьдесят четвертом. – Довольный, что смог поправить, профессор вдруг посмотрел на Пендергаста, и взгляд его резко переменился. – Только не говорите, что его убили... Ведь его не убили?