Deng Ming-Dao - ХРОНИКИ ДАО

– Доброе утро, Учитель! – хором произнесли ученики.

– Ф-фу! Не называйте меня учителем! У вас нет никакой дисциплины, коль скоро вы болтаете такое. Баш галдеж был слышен еще с горной тропы.

Все промолчали на это – разговаривать не разрешалось.

– Мастер, – наконец решился Бабочка, – это была моя вина.

И тут же глаза превратились в две ослепительные солнечные вспышки, которые взорвались внутри нефритовых глазниц. Рука старика быстро опустилась вниз, а щека Бабочки, каким бы выносливым он ни был, покраснела, как свекла.

– Ты осмелился заговорить?! – гневно воскликнул Даос Больной Журавль.

– Прошу прощения, Великий Учитель, – низко поклонился Бабочка. – Эта мелочь произошла просто по ошибке.

– Ты самый старший среди них. И поэтому ты в ответе.

– Да, это я втравил их в разговор. Я – единственный, кто заслуживает порицания. Пожалуйста, накажите меня.

Старик заколебался.

Сайхун восхищенно смотрел на Бабочку. «Он берет вину на себя, потому что знает: старый мастер слишком любит его, чтобы наказать по-настоящему, – думал Сайхун. – Молодчина!»

– Ладно, – скомандовал Даос Больной Журавль. – Пригото-овились!… Начали!

И класс мгновенно приступил к одновременному выполнению комплекса упражнений. Когда с этим закончили, Даос Больной Журавль просто кив-ыул. Он всегда кивал, никогда не выказывая словами ни похвалы, ни порицания. Учитель отметил уровень, которого они достигли, чтобы начать дальнейшую учебу уже с этой точки.

– Вот как правильно выполнять этот элемент, – произнес Даос-Больной Журавль, беря в руки шест, – держать палку зажатой в кулаке неправильно. Вы должны манипулировать ею ладонью и пальцами. Когда наносите удар шестом в нижнюю часть тела противника, ладонью передней руки усиливайте давящее движение.

Он показал на Сайхуна:

– Выходи вперед, Маленькая Бабочка, и покажи нам эту часть комплекса.

Сайхун приступил к выполнению упражнения, собрав всю свою силу и умение. Он был уверен в себе, поскольку много раз выходил победителем в городских состязаниях бойцов. Собственно комплекс представлял собой привычный набор стоек и боевых движений, которые чередовались почти молниеносно. Каждый элемент воплощал в себе определенные части стилевой техники, отточенные до совершенства. Сайхун с гордостью демонстрировал свою ловкость и знание.

– Что ж, возможно, среди худших ты почти лучший, – со вздохом объявил учитель, – но, может, было бы лучше вот так?

И Даос Больной Журавль резво запрыгал посреди лужайки. Куда девались его эксцентричная поза, неловкая походка и поразительно тощий вид! Мышцы мгновенно напряглись мощными жгутами, руки и ноги задвигались с невиданной прытью. Шест с угрожающим свистом рассекал воздух и концы его вибрировали от повелевающей яростной омы.

Когда старый учитель остановился, молодые монахи стояли вокруг буквально не дыша. Но Даос Больной Журавль тутже принял свой обычный вид, так что со стороны его можно было принять за почтенного господина, размахивающего зонтиком. Вызванные к жизни сила и мощь мгновенно спрятались обратно в тощее тело.

– Так-то получше, не правда ли? – спросил мастер учеников, и Сайхун был вынужден признать, что неуловимые изменения, странное чувство чего-то происходящего глубоко внутри значительно изменили технику исполнения и понимание происходящего.

Сайхун также обратил внимание на появившееся новое ощущение шеста. Он чувствовал своими ладонями и пальцами его гладкую поверхность, ощущал его вращение и изменение давления, когда действовал шестом в различных направлениях. Длинная деревянная жердь казалась твердой и неподатливой в местах захвата, но гибко реагировала на движения по своей длине. Почти неощутимо вибрируя под воздействием прикладываемой к нему силы, шест словно отвечал на нее, и этот диалог, состоящий частично из послушного выполнения команд, частично из сопротивления за счет собственного веса, только усиливал возникающее у Сайхуна осознание своего тела. Движения тяжелым шестом – предметом вне тела, – тем не менее, направляли внимание Сайхуна внутрь. Юноша замечал, как сокращаются и растягиваются мышцы руки и плеча, как действует грудная клетка и спина. Он чувствовал, что в это время его легкие ритмично работают, словно кузнечные мехи, все ускоряясь, чтобы попасть в такт с движениями. Все это воспринималось как-то по-своему, отличаясь от прежних знаний. Интересно, может, это влияние Даоса Больного Журавля, думал про себя Сайхун. Ведь говорят, что есть такая вещь, как прямая передача знания; наверное, сейчас это и происходит. Уже через мгновение Сайхун отбросил всякие сторонние мысли, полностью сосредоточившись на выполнении упражнения и ощущения нового самоосознания.

Так они занимались в течение часа, вновь и вновь повторяя комплекс движений, анализируя исполнение, оттачивая мастерство и впитывая каждый элемент внутрь себя. Даос Больной Журавль внимательно наблюдал за своими подопечными, давал каждому конкретные замечания и исправления. Заметив, что ученики понемногу выдохлись, мастер весело воскликнул: - Сегодня я намерен преподать вам небольшой урок философии. Ну не смешно ли? Передо мной кучка молодых, стремящихся к святости людей, – и им нужны дополнительные занятия по философии!

Это была шутка, но так как смеяться ыа занятиях также не разрешалось, лишь несколько учеников осмелились растянуть губы в улыбке.

– Я расскажу вам еще кое-что о шесте и мече, – продолжил учитель. – Чтобы вы поняли внутреннюю сущность шеста, я дам вам зрительный образ, это вам поможет. Шест можно сравнить с зонтом.

Сайхун изумился; как это палку можно сравнить с зонтом?

– Постарайтесь побольше использовать воображение, – объяснил старый мастер, с удовольствием наблюдая озадаченные лица учеников. Даже Бабочка, который имел большой опыт, никогда не слышал о таком сравнении. Чуть погодя Даос Больной Журавль раскрыл секрет своих слов:

– Правильная работа с шестом требует, чтобы жердь часто двигалась под углом к телу. Шест удаляется от работающего им. Он имеет собственный предел досягаемости. Тело напоминает ножку зонта, а сам шест символизирует как движение ребер шляпки зонта, так и предел их досягаемости. Иногда зонт открыт, в другой раз закрыт; иногда его ребра располагаются близко к ножке, в иной раз – выбрасываются далеко вбок. Но, как и в случае с настоящим зонтом, собственно действие определяется его уравновешиванием рукой. Ножка и ребра зонта, несомненно, представляют собой отдельные, не зависящие друг от друга части. Они всегда действуют на противоположных углах. Вот в чем принцип работы с шестом.

Теперь рассмотрим действия мечом. И здесь можно найти подходящую картину для сравнения. Лучше всего сравнить меч с драконом. По своим свойствам он почти противоположен шесту. Если шест всегда служит отдельным орудием, то меч должен стать одним целым с телом воина. В этом случае не может быть никакого разделения на воина и оружие. Они сливаются в неразрывное единство. Именно вместе тело и меч должны крутиться, поворачиваться, подпрыгивать, сворачиваться в спираль и лететь, словно небесный дракон в облаках. А теперь возьмите свои мечи и не обращайтесь с ними, как с шестами. Помните, что меч и вы становитесь одним целым. Ваши конечности – одно целое с остальным телом. Все ваше внимание сосредоточено в яркую точку на самом кончике острия. Так пусть клинок меча засверкает! Смотрите: вот дракон, который стремится в битву! Начали!

Как и говорил масгер, меч редко выдвигался на всю свою длину, да и досягаемость у него была поменьше, чем у шеста. Движения в основном были вращающими, причем лезвие двигалось рядом с телом. Вдохновившись боем, уч еники образовали пары для тренировочных поединков. Там и сям мелькали руки и ноги бойцов, взмахи указывали направление резких, рубящих ударов мечом. После сильного броска вперед меч не просто подтягивался назад, а возвращался под иным углом, со свистом рубя воздух. В этом комплексе упражнений дейсгвительно присутствовала вполне змеиная живость и подвижность.

Некоторые движения в этом конкретном стиле боя с мечом выполнялись обеими руками; в любом случае, свободная рука никогда не болталась в воздухе. Ею тоже полагалось выполнять точные движения, причем ладонь должна была всегда находиться в определенном положении, указательный и средний пальцы – оставаться выпрямленными, а безымянный и мизинец – обхватывать прижатый вовнутрь большой палец. Это была не просто имитация меча во имя симметрии – такой жест служил защитным талисманом. Первые бойцы на мечах считали, что каждый раз, когда лезвие меча проносится над головой, мистическая сила оружия может нанести вред душе. Вот почему подобный жест должен был защитить занимающегося от нежелательных последствий.