Новый Мир ( № 10 2005) - Новый Мир Новый Мир

Дмитрий Быков, в качестве бывалого журналиста, поделился со мной следующим наблюдением на эту тему: «Если во всем мире пресса делается, грубо говоря, для читателя, то Россия — это одна из немногих стран, где чита­тель играет для прессы пренебрежимо малую роль. Это странная тенденция, потому что в нормальном рынке существует попытка хоть как-то интересы читателей учесть».

Читателю навязывают мнение, что все интересное — «желтое», а про политику, про которую вообще-то тоже интересно почитать, ничего «всерьез» говорить не стоит, — «нормальному человеку и так все ясно». Откуда появилось представление, что читателю нравится такая дешевая лесть?

«Коммерсантовцы <…> предложили читателям почти иностранную газету», — пишет о себе «Коммерсантъ». Но скорее самим «Коммерсантом» и последовавшими его примеру газетами взяты за образец репортеры-борцы-за-справедливость из классических американских фильмов.

Опять тот же «Коммерсантъ»: «Яковлев с соратниками первыми ввели западный принцип подачи информации — „принцип перевернутой пирамиды”: в первых трех фразах сжато излагается суть информации: что, где, когда. Так появилась вводка (lead в американской терминологии)». И что же? Как мы уже видели, во вводках в сухом, почти официозном стиле излагается новость с явной оглядкой на американский объективизм, ну а потом совершается плавный переход к «беллетристике», скажем, об этнической музыке на пресс-конференции. Стоит открыть американские газеты, чтобы понять, насколько выдуман тот идеал, которому подражают газеты российские.

Культ объективности: может ли американская газета

быть консервативной или либеральной?

В мире пиара наши попытки достичь идеала могут сделать из нас пассивных потребителей новостей .

«Columbia Journalism Review», 2003, № 4.

Итак, последние лет пятнадцать российская пресса то имитирует Запад, то пытается припасть к традициям русской публицистики. Как пишет публицист Александр Тимофеевский, «в начале 1990-х всеми нами владел один только Запад. Поэтому говорить, что новые медиа строились без всякой огляд­ки на западные проекты, было бы смешно… В России создавался свой образ Запада»17.

Один из этих образов Запада, который российская пресса обрела как корявую кальку с чужого языка, — состояние конфронтации между репортером и официальным лицом18, подоплекой чего является всеобщий американский культ объективности. Однако на страницах российской прессы эта конфронтация воплощается не в попытках более искушенного репортажа, а, наоборот, в игнорировании чиновников или в простом высокомерии.

Для более наглядного объяснения можно процитировать пару строк из учебника по журналистской этике, написанного репортером и журналистом Роном Смитом в 1999 году: «Понятие объективности настолько переплетается с американским восприятием журналистики, что многие американцы удивляются, когда узнают, что [такой вид объективности] — это в первую очередь североамериканский идеал. Европейские газеты допускают в своих статьях отчетливое политическое направление. В Лондоне, например, читатели „The Guardian” ожидают от газеты либеральной интерпретации новостей, в то время как „The Times” и „Sun” предлагают консервативные взгляды»19.

Впрочем, и многие американцы не понимают существенную — а не форматную — разницу между «редакторской статьей» в газете «The New York Times» и колонкой раздела «Мнения». Когда же российские читатели хотят выяснить политическую ориентацию американской газеты — которой в их понимании там просто нет, — они заглядывают на последнюю полосу и читают тексты в наиболее привычном для себя стиле — авторские колонки.

У американских газет, например, есть традиция во время президентской кампании объявлять свое предпочтение тому или иному кандидату. Это делается одной редакторской статьей, которая появляется где-то в октябре. В ней излагаются причины, по которым редакция считает именно этого кандидата наилучшим выбором для страны. Во время последней кампании газеты «The New York Times» и «The Washington Post» обе «проголосовали» за Керри.

Американским читателям приходится объяснять, что, если во время выборов в новостных статьях и присутствует ощутимая «предвзятость» в ту или иную сторону, то это не имеет никакого отношения к позиции, выраженной редакцией. «В нашей редакции, — говорится в правилах этики газеты «The Washington Post», — разделение новостных статей и редакторских статей полное и совершенное»20. И, как пишет Леонард Дауне, исполнительный редактор «The Washington Post», в пояснительной колонке: «Мнения, выраженные в [редакционных статьях], устанавливаются на собраниях с участием авторов этих статей, которые находятся в прямом подчинении <…> редактора редакционной полосы. Ни я, ни кто-либо из тех, кто освещает новости под моим руководством, не присутствуют на этих собраниях». Соответственно «ни редактор редакционной страницы, ни те, кто пишет авторские колонки, не имеют никакого отношения к освещению новостных событий, включая предвыборную кампанию».

Но далее следует самая сокровенная жертва, принесенная культу объективности. «Как я говорил и писал раньше, я более не пользуюсь своим правом голоса. Как последнее решающее звено в новостном процессе газеты „The Washington Post” я отказываюсь, даже в качестве частного лица, принимать решение о том, какой кандидат должен стать президентом или даже членом городского совета, или о том, какова должна быть политика в сфере здравоохранения или налогообложения. Я хочу, чтобы мой ум был открыт ко всем сторонам и возможностям, пока я руковожу освещением новостей»21.

Тут необходимо примечание. Работая в американской газете, журналист не обязан отказываться голосовать. Но такое решение будет приветствоваться. Вот что пишет по этому поводу этическое руководство газеты «The New York Times»: «Для журналиста нет места на политической арене. Сотрудники имеют право голосовать, но они не должны делать что-либо, что могло бы поставить под вопрос их профессиональный нейтралитет или нейтралитет газеты „The New York Times”. В частности, они не имеют права участвовать в предвыборной кампании, демонстрациях или выступлениях в поддержку кандидата или законопроекта. Они не могут носить значки в поддержку кампании или какие-либо другие значки. Они должны учитывать, что наклейка на семейной машине <…> может быть воспринята как их личная позиция, даже если ее сделали не они сами, а другой член семьи <…>»22.

Но в рамках этого культа объективности конфронтация наблюдается отнюдь не только, и даже не в первую очередь, между журналистом и властными структурами, а между журналистом и медиамагнатом — несмотря на то, что журналисты теми же магнатами финансируются. Как возникает такая конфронтация?

В Америке есть давняя традиция медиакритики, которая очень ощутимо базируется на марксистском подходе. И в ней стало аксиомой, что сам факт принадлежности СМИ богатым магнатам означает, что эти богатые магнаты проводят, хотя бы исподволь, свои — например, консервативные, республиканские — ценности. Вот что утверждал в разговоре со мной специалист в области СМИ профессор Иллинойсского университета Педро Кабан (Pedro Caban): «Еще одна сила, которая действует против свободы прессы, — это явная идеологическая связь между большими корпорациями [которые финансируют СМИ] и неоконсерваторами в правительстве. Печатную прессу критикуют именно из-за ее рабского отношения к власти и тенденции к банальности, особенно когда речь идет о том, чтобы бросить вызов большим корпорациям».

Исследования, на которые ссылается Рон Смит, действительно показывают, что медиамагнаты несколько консервативней среднего американца. Но в то же время эти же исследования показывают, что средний журналист куда либеральней среднего американца. Как мне рассказывал редактор городского отдела газеты «The New York Times» Френсис Флаэрти (Francis Flaherty), читатели упрекают газету в либеральной предвзятости так же часто, как в консервативной.

Сегодня, под воздействием антиглобализма и ожесточения между правыми и левыми, фактически невозможно ответить на вопрос: влияет ли аудитория на средство массовой информации в той же степени, в какой СМИ влияет на аудиторию? Действительно ли СМИ навязывают потребителю ценности сверху? Нет ли оснований предположить, что коммерческие СМИ отличаются от государственных тем, что в последних пропаганда действительно исключительно односторонняя, в то время как рекламодатель обязан учитывать — и тратит много средств, чтобы изучить, — интересы зрителя и потребителя?