Не под пустым небом - Мария Романушко

– А помнишь куклу, которую вы с мамой мне подарили? Когда мы с бабушкой Дорой приехали в Оренбург… Эта кукла до сих пор жива. Её зовут Луиза, помнишь?

– Помню… Помню, как мы с Лилей ходили в магазин и долго выбирали… в то время только-только появились эти куклы – с закрывающими глазами, и которые, к тому же, говорили «мама». Это было чудо какое-то! И мы никак не могли решиться, какую выбрать, чтобы тебе понравилась. И даже написали тебе письмо. И ты нам ответила… такими трогательными печатными буковками написала… Странно: такие мелочи, а помнятся всю жизнь…

…Кружится, кружится за окном белая метель, перекрашивая тёмные пятна прошлого в чистый белый цвет…

Как я всегда хотела жить с моим отцом!…

И теперь моя детская мечта начинает сбываться.

Вот, я хожу по Рижскому взморью, по своей любимой Юрмале, и ищу недорогой домик. Для нас с отцом. Где мы поживём какое-то время после его операции. Поживём вдвоём. Только вдвоём – как в моей детской сожжённой повести… Всё сбывается! Надо только очень сильно желать этого.

– Пап, а что случилось в Оренбурге? Почему вы опять с мамой расстались?

– Мы слишком долго были врозь. И не смогли ничего простить друг другу… Были оба очень ревнивы. Мне жить порой не хотелось, так я её ревновал. Глупо, конечно. Но это сейчас понимаю, что глупо, а тогда… Я не мог простить ей Фёдора. Она мне тоже кое-что…

– Кое-что?

– Те годы, что я жил в Макеевке, родные хотели, чтобы я забыл Лилю, чтобы женился. Меня познакомили с хорошей девушкой… она была совсем молоденькая, любила меня. А я любил твою маму. Потом, когда в Оренбурге у нас ничего хорошего не получилось, я в Макеевку уже не вернулся, мне было стыдно перед ней… перед той девушкой. Не мог ей в глаза посмотреть…

– А почему, когда уехал из Оренбурга, ты выбрал именно Одессу?

– Одесса – родной для меня город. Мама моя одесситка. Родители поженились в Одессе, и семейная жизнь их начиналась там… Много родни в Одессе всегда было, мамин брат дядя Миша, к нему я и поехал… И когда я вернулся в Одессу, родители с Жориком тоже приехали туда. Маме всегда важно было, чтобы мы были все вместе. Только тогда она была спокойна. Так что мы опять там воссоединились. И Женя, отслужив в армии, приехал в Одессу. Только Александр остался на Донбассе, он к тому времени оброс уже большой семьёй, трудно ему было срываться с обжитого места и начинать всё с нуля. И ты, доця, могла бы жить в Одессе.

– И я?

– Конечно. Я же приезжал за вами. Когда у меня уже жильё было. Не ахти какое, с удобствами во дворе, но многие одесситы и сейчас так живут. Но всё-таки жильё! А главное, я понимал, что не могу без вас. Я очень любил твою маму, доця… Я и сейчас очень люблю твою маму – Лилю конца сороковых годов…

– Когда ты за нами приезжал? Я что-то не припомню…

– А вот тогда и приезжал. Когда тебя в школу провожал, и мы прощались на белой дорожке. Моё любимое воспоминание… Всю жизнь тебя вспоминал на этой снежной дорожке… как ты уходишь от меня и всё оглядываешься и оглядываешься… и всё машешь мне ладошкой… Не было дня за эти годы, чтобы я это не вспомнил. Ты так и стояла у меня перед глазами все эти годы – на снежной дорожке в Оренбурге…

– И ты у меня, папочка… Но… разве мы должны были уехать тогда все вместе?

– Да. В тот же вечер. У меня было куплено три билета. На нас троих. И я сказал Лиле, что буду ждать вас у поезда. И ждал…

Ах, ещё один «секретик» рассекретился!…

Боже мой, Боже мой! оказывается, я могла бы жить с отцом в Одессе!… У синего моря…

– Но Лиля пришла на вокзал одна.

Но мама пришла на вокзал одна… Без меня.

– И сказала, что поздно уже что-то менять, что у неё будет ребёнок от Фёдора. Я сказал: «Пусть будет ребёнок, я буду любить его, как своего». Но Лиля сказала: «Если у нас опять всё развалится, я останусь одна с двумя детьми на руках. Фёдор меня обратно не примет. Он и так не может мне простить того года, что я прожила с тобой. Мне друг его рассказал, как Фёдор плакал, когда я приехала в Оренбург с тобой. Вместо того, чтобы развестись с тобой, как обещала ему. Нет, Серёжа, я больше не могу мучить ни его, ни тебя, ни себя. Пусть уж всё будет, как есть». А ещё Лиля просила никогда больше не тревожить тебя – не приезжать, не слать посылок, не писать… Она сказала, что тебе надо привыкать к другому отцу…

И мой отец обещал выполнить её просьбу. Зачем он это обещал? И почему он ни разу не нарушил своего обещания? ведь оно было… такое… ну, нельзя давать таких обещаний! Да, женщина (для своего спокойствия) может об этом просить. Но мужчина не должен этого обещать. И потом – надо было спросить у меня. Я ведь живой человек! И это МОЙ отец! И только мне было решать, видеться нам с отцом или нет. Хочу я этого или нет. А я этого хотела больше всего в жизни!

– Пап, а что с той девушкой стало, на которой тебя хотели женить?

– Не знаю… Мы больше ни разу в жизни не виделись. Мне тяжело было бы посмотреть ей в глаза. Я ничего не мог дать ей. Я вернулся из Оренбурга совершенно опустошённый, выгоревший внутри… Я не верил, что у меня вообще в жизни что-то может сложиться, какая-то нормальная семейная жизнь… И при этом я постоянно ждал Лилю… всё время ждал Лилю… мне казалось, она приедет, не может не приехать!… ведь она когда-то сказала мне: «Только ты мог быть моим мужем!» Я верил, что, в конце концов, когда-нибудь кончатся все наши недоразумения, и мы будем вместе. Хотел верить… Доця, ну, почему ты не привезла мамину фотографию?

– Фотографию?… извини, я не подумала… и потом, я в такой спешке собиралась…

– Жаль…

– Пап, но ведь твоя жизнь в итоге сложилась?

– Сложилась. Но… не по моей инициативе. Женщина старше меня. Работали вместе. Видя, в какой я депрессии, решила за меня взяться, расшевелить меня. Это было на Новый год, на работе устроили вечеринку. Я был мрачен. Пошёл туда только чтобы не откалываться от коллектива. Женщина решительная… она пригласила меня на «белый танец» и заявила, что не оставит меня в покое, пока я не улыбнусь… Прошёл год, я понял, что нужно начинать жизнь заново. Особенно после поездки в Оренбург, после того, как я узнал, что Лиля ждёт ребёнка, и после её просьб оставить тебя в покое. Сжав сердце в кулак, сцепив зубы… но надо было жить дальше. Впрочем, я как-то не очень верил, что получится новая семья. Рита – полная противоположность Лиле, ничего общего. У неё тоже, кстати, распался первый брак. Так что оба имели горький опыт. Но как-то постепенно привыкли друг к другу… Хотя Лилю я никогда не переставал любить. Ведь я по природе однолюб. У нас, кстати, в семье, все однолюбы. Насколько знаю, и деды, и бабушки были однолюбами. В каждой семье – по тринадцать детей! И со стороны отца, и со стороны мамы. А наши родители! Поженились совсем юными. И вот, отметили недавно золотую свадьбу. Любят друг друга до сих пор! Так же мои братья – Александр и Женя. Тоже женились рано, и живут со своими единственными жёнами. А вот у нас с Жориком не заладилось… Он во многом повторил мою судьбу. И он свою первую жену не может забыть, хотя скрывает это, даже от самого себя… Мы все однолюбы!

– Наверное, я тоже, – говорю я. – Я ведь очень похожа на тебя, папа. Теперь-то я знаю, на кого я похожа!

– Мне это радостно. Но я хотел бы, чтобы ты была счастливее меня. Чтобы ты нашла силы на новую настоящую любовь. Это очень тяжело, когда так сильно привязан к одному человеку. Хорошо, если это взаимно, как у моих родителей. Как у моих братьев. Но если это – юношеская, романтическая, безответная любовь… и если человека давно нет… Я бы пожелал тебе счастливой взаимной любви.

– Я не верю, что такая бывает в наше время.

– А я верю. Хоть свою и не сумел сберечь. Но – верю. Наверное, пример родителей не даёт утратить эту веру. Верю – вижу! – что можно любить друг друга всю жизнь, до старости…

Отец говорит:

– Интересно, что мечта иметь дочерей почти у всех у нас сбылась. У брата Александра три дочери! Кроме Анны, ещё Таня и Вика. У меня тоже три дочери. Очень хочу, чтобы вы познакомились и подружились. Милочка тоже пробует писать стихи, так что вам будет о чём поговорить. А у Эллочки абсолютный музыкальный слух, учится играть на фортепьяно.

– Ого, сколько у меня сестёр! родных и двоюродных!

– А ещё ведь Лариса у Жорика. И два брата – Серёжка у Жени и Руслан у Александра. Младшенький, последыш. Они уж на пенсию собирались выходить, когда родили его. Надя, жена Александра, плакала: стыдно, говорит, в таком возрасте детей рожать, старшие дети засмеют… Но никто не засмеял. А мальчишка получился такой славный! А у меня в это время как раз Мила родилась. Ну, мы их так и назвали – в честь пушкинских героев: Руслан и Людмила. Мама моя очень эту поэму в молодости любила. «Ну, вот тебе Руслан и Людмила! Радуйся!» – сказали мы.