Секреты модельной общаги - Аманда Керлин

В последний рабочий день перед каникулами Биллем вручил мне подарок, завернутый в самую модную оберточную бумагу в стиле Джексона Поллока.[35]

— Надеюсь, тебе понравится, — сказал Биллем. — Я даже почти уверен, хотя никогда нельзя знать наперед.

Я осторожно развернула подарок: это был толстый каталог американского искусства, где были представлены работы начиная с 1950 года.

Биллем пытливо посмотрел на меня. Книга была превосходна, как раз то, что мне нужно, чтобы коротать скучные вечера в общаге, когда все остальные смотрят повтор «Уилла и Грейс».[36] Но я до жути боялась показаться чересчур благодарной, ведь он мог понять это не так. А еще я на всякий случай проверила, не висит ли где на стенке веточка омелы.

— Спасибо, Биллем, подарок просто чудесный, — произнесла я несколько бесстрастно.

— Все в порядке? — спросил он, уловив странную нотку.

— Да, все прекрасно, просто я немного устала, — сказала я.

Он охотно повелся или, по крайней мере, сделал вид, что повелся.

— Некоторые репродукции из этой книги мне до сих пор не попадались. Абсолютно новый каталог, только что из типографии, — с гордостью пояснил он. — Сигнальный экземпляр, тираж даже еще не отпечатан — его специально для меня раздобыл один мой коллега-редактор.

Я открыла книгу и прочла: «Хизер, пусть твоя жизнь всегда будет произведением искусства, таким же прекрасным, как ты сама. С наилучшими пожеланиями, Биллем».

Мое недавно приобретенное предубеждение против бельгийца дало небольшую трещину…

— Превосходно, Биллем, — искренне восхитилась я. — Большое тебе спасибо.

— Ну вот, я так и знал, что Даниель ошибся. Он сказал, что тебе не понравится!

До моего отъезда домой на Рождество, я разочек виделась с Робером, и это свидание пусть и не шло ни в какое сравнение с первым вечером, в «Бунгало», когда я буквально ног под собой не чуяла, оказалось гораздо лучше второго. (К тому же здесь следует отметить, что прошло оно от начала до конца без призрака Светланы.) Я растеряла всю решимость, заставлявшую признаться Светлане об интересе месье дю Круа к моей особе, и довольствовалась тем, что держала наш роман «ле шито-крыто», как сказали бы французы, имеющие обыкновение довольно странным образом использовать американизмы.

Мой француз был весь в делах, готовясь к открытию нового клуба: добывал разрешения для нью-йоркского бара «Шива», все дни напролет пропадал на деловых встречах по любому поводу — начиная с того, какой кафельной плиткой отделывать туалеты, и заканчивая тем, под каким углом следует устанавливать будку диджея. Но все равно Робер пригласил меня в «Сохо Гранд», чтобы выпить в честь праздника.

В день свидания с Робером я решительно вытащила себя за шиворот на холод, чтобы в конце концов дойти до Музея современного искусства, раз все равно нет кастингов, — на то, чтобы попасть в него, у меня ушло четыре месяца, тогда как в самом начале я думала, что буду бегать туда каждую неделю. Я утешала себя тем фактом, что много работаю в галерее и тем самым развиваю свой интерес к искусству, но галерея Клюстера не могла сравниться с большим музеем, заполненным лучшими произведениями современного искусства со всего мира, даже если, как утверждал Биллем, его отдел последних поступлений был до смешного убог.

По дороге в музей я прошла мимо Центра Рокфеллера,[37] по которому носились орды покупателей в поисках подарков, а также толпы зевак, которые хотели посмотреть на огромную рождественскую ель и понаблюдать, как спотыкаются и падают на катке розовощекие любители коньков. А еще мне попался «Saks» с его праздничными витринами. Я быстро прошла мимо универмага, с болью думая о всех милых платьицах, потрясающих туфлях и модных сумочках, купить которые мне никак не светит. Я представила, как Дженетт бродит здесь со своей мамашей, выбирает дорогие шмотки и расплачивается деньгами, которые принесла ей рекламная кампания. Меня утешало одно — я пришла сюда не за покупками. Я пришла сюда за искусством.

Японский архитектор Йошио Танигучи так обновил здание музея, что, глядя на его шикарный фасад, захватывало дух, и мне показалось, что я попала в храм, когда ступила на эскалатор, вознесший меня в его залы. Я бродила по подвесным переходам, чувствуя себя легкой как пушинка и беззаботной — такого со мной ни разу не случалось с тех пор, как я сделала первый шаг в Манхэттене. В последнее время обмеры в агентстве снова начали сводить меня с ума (скажем так, достигнутый прогресс дошел до мертвой точки), и я постоянно находилась на мушке у Люка с его маленькой книжицей и сантиметром. Но сейчас, гуляя по галереям, впитывая красоту произведений, созданию которых люди зачастую посвящали всю свою жизнь, я больше не испытывала стресса.

Под конец я заглянула в крыло, отведенное фотографии. Там среди прочих висели несколько работ Дианы Арбус, трагического мастера.

Вместо того чтобы тратить жизнь, фотографируя красивое, стройное, гламурное, сливки высшего света, куда все мы, модели, стремились, она предпочла иметь дело с чудаками, отбросами общества, людьми, задавленными проблемами. Был среди ее работ портрет одной старухи в розовой шляпке и старомодных очечках. Время не пощадило ее лица. Арбус удалось поймать удивительно трогательный взгляд, который, казалось, предостерегал всех нас от тщеславия. Кожа на лице старушки обвисла от прожитых лет.

По щеке у меня скатилась слезинка, потом другая. Не могу сказать почему. Просто очень трогательный снимок, а не то, что мне взгрустнулось. Объектив Арбус сумел поймать, быть может, секундную красоту того взгляда и сохранить ее навсегда. Мои мысли невольно снова вернулись к тому фотографу, с которым мне пришлось столкнуться во время первой фотосессии: «От тебя требуется только одно — чтобы ты выглядела красиво».

На свидании с Робером в окружении красивых людей я все время вспоминала снимок Арбус. Вечер я начала в умиротворенном состоянии, более спокойная, чем обычно, — так сильно на меня подействовал музей, — но, выпив несколько коктейлей, я оживилась. Робер, успевший провернуть много дел перед тем, как вернуться на Рождество в Париж, снова был воплощением спокойствия и обаяния. Туристы и жители Нью-Йорка одинаково проникались праздничным весельем в баре отеля, уже многие годы имевшем отличную репутацию.

Робер извинился за то, что в прошлый раз вел себя как бука, а потом начал мне льстить, говоря, что я очень красива и для него остается загадкой, почему я до сих пор не украшаю обложки всех модных журналов. Он немного перегнул палку с комплиментами, но я решила, что в нем говорят французские гены. Я охотно закрыла на его лесть глаза, особенно потому, что после четвертого коктейля меня гораздо больше интересовало, что у него там, в джинсах, а не в генах. Я начала мечтательно на него поглядывать, наслаждаясь каждой секундой. И в разговоре старательно обходила следующие темы во избежание проблем прошлого свидания: Биллем, галереи в Челси, дамское угодничество, коварство соблазнителей, подлые поступки, пиво «Stella Artois» и все, пусть даже отдаленно, бельгийское.