Русский транзит 2 - Вячеслав Барковский

— Ну почему же, — милостиво по отношению к мужскому населению Северной Пальмиры произнес лысоватый, с облегчением выпуская на свободу живот и считая, что поставленная перед ним задача в целом выполнена.

— А я вам говорю, что нет, — покачала головой Ксюша, — ни одного!

Лысоватый понимающе вздохнул, уже вовсю лапая роскошное тело простушки своими жадными глазами.

— Вот так, — словно и не замечая отчаянно ошалелых глаз молодца, продолжала Оксана Николаевна, глядя в сторону и сокрушенно покусывая губы, — встретишь человека своей мечты, встретишь — и тут же потеряешь, как во сне. Каких-то пять минут счастья, надежды на чудо — и просыпаешься… Прощайте. Она трепетно протянула свою смуглую руку вспотевшему герою, вдруг задрожавшему всеми членами и приготовившемуся выпрыгнуть из штанов, так томно взглянув на него своими широко раскрытыми глазами, словно намеревалась поглотить его вместе с мешковатыми джинсами, ботинками и чемоданом.

Лысоватый механически пожал ее руку своей, истекавшей жарким потом вожделения, и она пошла к выходу, трогательно вздрагивая плечами, совсем чуть-чуть, но вполне достаточно, чтобы молодец видел это.

Лысоватый только открыл рот от удивления: он никак не мог понять, во сне это или наяву? Прекрасная незнакомка, да чего уж там, шикарная «телка» уходила от него, унося с собой нежный волнующий запах молодости и загорелое матовое тело, сотворенное для одной лишь любви…

Эй-эй, как вас зовут, девушка? — засипел молодец и решительно остановил ее у выхода.

— Какое это имеет значение, когда все уже в прошлом и никто-никто тебя не ждет, — жалобно говорила Оксана Николаевна, теребя в руках полу плаща и глядя себе под ноги (вернее, на грудь, высоко вздымавшуюся от глубокого, почти трагического дыхания), — и снова надо идти в пустую квартиру, не согретую огнем любви, где никто не встретит тебя, не обнимет, крепко прижав к груди…

Лысоватый совсем ошалел, он уже почти лишился рассудка, который не смог вместить все это вдруг огромным упоительным кирпичом свалившееся на него счастье. «Вот это да! — думал он беря королеву за локоть. — Живая, горячая. Значит, не сон, не сон! Ну ваще, я щас свихнусь!»

— Я это, могу, — сипел молодец, — ну, огнем любви… А когда к вам мама с сестрой прилетают?

— Теперь уже послезавтра, а, может, и через неделю… Нет, вы не знаете что это такое: огромная пустая квартира… Не знаете, ведь вы женаты, наверняка женаты! И ваша милая жена ждет вас там, далеко-далеко — за полями и снежными вершинами…

— Нет! Я нет! — Лысоватый в ужасе отдернул свою руку и, бросив чемодан, стал за спиной судорожно срывать с безымянного пальца обручальное кольцо, рискуя в горячке оторвать себе пару фаланг. — Я нет! Ну там, холодная квартира, одиночество… Даже борща нельзя не покушать — сготовить некому, — канючил он в ухо незнакомке, забыв о чемодане.

— Не лгите! У таких мужчин всегда есть жены: маленькие, любящие, уютные. (Ну уж нет, лысоватый рассказал бы ей какие они любящие да уютные!) Этого просто не бывает, чтобы такие сильные, благородные и мужественные (живот молодца снова начал прилипать к позвоночнику, и он даже хрипло засипел от напряжения), такие, такие… Что я говорю! Прощайте, прощайте, вам надо лететь!

Очередь у стойки регистрации уже рассосалась, и успокоившаяся публика, отправив свою поклажу по ленте транспортера на суд грузчикам, меланхолично направлялась в зал ожидания.

Лысоватый затравленно посмотрел на стойку регистрации потом на красотку, которая чутко уловив смятение чувств молодца, тут же зашмыгала носом и почти закричала:

— Одна в огромной пустой квартире без капли человеческого тепла! Ах, улетайте, вам пора… А мне, а мне…

— Я никуда не лечу! — заорал лысоватый больше самому себе, чем ей, и схватил томную красавицу за руку, чтобы чего доброго не исчезла, хотя она и не думала убегать.

— А как же билет? — тревожно спросила она, с любовью глядя на него своими большими карими глазами.

— Плевать на билет! Порву! — щедро пообещал сердцеед, теряя чувство реальности и ощущая лишь исключительное личное счастье, поскольку положил свою по-жабьи влажную и уже холодную ладонь на спину красотки Красотка передернула плечами, и он поспешил приписать это пылающей в ее душе страсти.

— Ой! — вскрикнула незнакомка. — Что вы, такие деньги!

— А что мне деньги, когда это, ну, в огромной пустой квартире!

— Но что скажет та далекая и нежная, так любящая вас? Она будет страдать! Ах, как она будет страдать!.. Ой-ой, сейчас уже рейс закроют, сдавайте же скорее свой билетик, милый. Ну же, быстрее! — И красавица, взяв лысоватого за руку, с силой потянула его, как теленка, к кассе.

— А они возьмут?

— Возьмут, возьмут. Я их порядки знаю, вы даже свои проценты не потеряете.

Сообщение о процентах приятно обрадовало уже плывущего по жарким волнам воображения молодца: он прикинул, что приключеньице обойдется ему задаром.

— Вот, пассажир сдает свой билет! — закричала Оксана Николаевна удивленной кассирше, указывая на лысоватого, который не отрывал восхищенных глаз от шеи, плеч, спины и всего такого прочего этой шикарной дуры, втюхав-шейся в него по уши.

— Так вы не летите, молодой человек? — спросила кассирша, недоверчиво глядя на лысоватого.

— Нет.

— Точно не летите? Ведь вы часть денег теряете.

— Это ничего, девушка! — сказала Оксана Николаевна, беря из рук лысоватого паспорт с билетом и протягивая их в окошко кассы. — Иди, милый, подожди меня там, я сейчас с ней разберусь, — шепнула она молодцу, который в полном расслаблении ослепленного вожделением ума, качнувшись, отвалил от кассы в пространство огромного зала.

— Что это с ним? — спросила кассирша Оксану Николаевну, удивленно глядя вслед лысоватому.

— Рук перед едой не помыл. Диаррея.

— Что-что?

— Понос.

— Ой, ему же лететь надо!

— Ничего, дня через три будет в норме.

— Так я на вас выписываю?

— Да-да, девушка, пожалуйста, переоформляйте билет, ведь уже посадка началась, а мне еще проститься надо, — сказала Оксана Николаевна, торопливо протягивая кассирше свои документы и деньги. — А сколько он теряет при сдаче билета?..

— Ну вот, я все устроила. — Незнакомка протягивала расплывшемуся в идиотской улыбке молодцу деньги и паспорт. — Тут ровно столько, сколько билет стоит. Правда, хорошо?

Лысоватый только глупо улыбался и все пытался обнять красотку за бока, однако та мягко, но решительно отстраняла его руку.

— Ну, не надо милый, не здесь. И все же у меня душа болит за ту, далекую, нежную, любящую…

— Да хрен с ней, с далекой! — совсем уже расслабился молодец. Липкие пряди на его макушке встали дыбом, приоткрывая всем окружающим жирно блестящую вершину горящего нетерпением естества.

— Нет, надо обязательно позвонить. Ведь тебя будут ждать, дорогой! Я не буду тебе мешать.

— Я щас, подожди меня тут, — сипло сказал обалдевший «дорогой» и, качаясь, словно находился в состоянии сильного опьянения, отправился звонить по междугородному.

— Слышь, Теря, да, это я. Да слушай ты, слушай! Я тут еще с недельку погужу! Что? Нет… Да нет же. Меня тут одна «телка» заклеила, клевая, но какая-то чокнутая. Говорит, я на артиста похож. Да не вру, на американского! Ага, «телка» просто класс, закачаешься, все при ней… Ага, ну ты сам понимаешь, щас к ней еду на квартиру — согревать буду, пока родственники в отсутствии… Слушай, Теря, зайди вечером к моей «клизме» и скажи ей… — почти рычал в трубку разгулявшийся сладострастен, уже не в силах сдерживать свою жеребячью радость, пока Оксана Николаевна бежала с сопровождении недовольной дежурной к трапу самолета, готового к взлету. Единственное, что ей сейчас хотелось — вымыться с головы до ног. «Ну и тип! Прямо мыло какое-то, — думала она. — И ведь жена у него есть, и любит, наверное, его, такого липкого… Чуть не залепила ему, когда лапать стал. Все, как прилечу, сразу пойду речку искать. А если нет там реки, хоть в пожарном водоеме с лягушками да искупаюсь. А Крестовский у меня за это попляшет. Ой, как под душ хочется!»

В самолете Оксане Николаевне досталось место у прохода, и она некоторое время вертелась: никак не могла устроиться поудобнее. К тому же ее немного мутило от отвратительного представления, которое, вопреки собственному душевному строю, ей только что пришлось разыграть с этим липким командированным.

— Пересаживайтесь на мое место. Смотрите в окно и забудьте об этом дураке. Он не стоит ваших переживаний.

Оксана Николаевна обернулась. Рядом с ней сидел подтянутый мужчина в дорогом сером костюме и черной шелковой рубашке. Лоб и часть скулы его закрывала волна светло-русых блестящих волос, на глазах были черные очки. Левая половина лица соседа не походила на правую: она была чуть искривлена многочисленными с спинами и шрамами.