Нет пути назад - Александр Афанасьев

Молчание.

– Вы лично убили кого-то?

Молчание.

– По глазам вижу – нет. Для вас это несвойственно. Вам скорее свойственно впасть в истерику. Ваше спасение в том, что вы не опасны. Если вы еще и будете полезны, то останетесь в живых. Слово дворянина.

Молчание.

– Кто должен приехать на встречу?

Молчание.

Я взвел курок пистолета:

– Считаю до трех. Два уже было. Кто организовал убийство Николая Александровича?! Кто провел туда смертника? Это ведь тоже ваших рук дело.

Видимо, дошло. Только сейчас дошло.

– Шубов.

Граф Шубов. Здорово. Гвардейская дивизия.

– Деньги есть?

– Да. Но они пропали.

Верно, они пропали. И кто-то их усиленно ищет. Или ищет, чем их заменить. Какими деньгами? Или не деньгами.

– Заговор есть?

– Да.

Лопнул.

– В пользу кого?

– Павла Николаевича.

– Напрямую?

– Нет. При регентстве Военного совета.

Идиоты. Коллективный орган с сомнительно легитимным монархом во главе сверхдержавы. Постыдились бы…

– Тебе – что пообещали?

– Министерство уделов… как вы и сказали.

На «вы» даже. Молодец.

– На чем тебя взяли?

Молчание.

– Я не следователь, дел не завожу. Жадность? Грязь? Тщеславие?

– Деньги…

Сукин сын. Жадность… просто купили. Аж противно.

– Англичане в какой доле?

Толстой испуганно посмотрел на меня:

– А вы… откуда знаете?

Да ниоткуда, в общем. Наугад вопрос задал, спасибо, что ответил.

– Я много чего знаю. Посольство?

– Нет. Эмиссар Короны.

Правильно. В посольстве может быть крот.

– Кто еще в заговоре?

Толстой облизнул губы.

– Что мне будет?

Гаденыш. Даже тут.

– Пряников дадут. Кто в заговоре?

– Много кто.

– Имена, звания.

– Мне… нужны гарантии.

Я выразительно пошевелил рукой.

– «Два» уже было. Скажешь – уйдешь живым. Бери самолет и убирайся в свою Ниццу, ты мне и даром не нужен, гнида. Забирай свои деньги. Успеешь – твое счастье.

Как подумаю, что эта тварь рядом с…

– Ну? – обострил обстановку я.

В двери щелкнул замок. Я машинально прикинул – так и есть, несут заказ.

– Сидеть тихо…

Дверь мягко открылась. Внутрь. Уже с одного взгляда я понял – опоздал.

«Официант» держал в руках небольшой «глок» с коротким и легким титановым глушителем. Оружие профессионала.

По правилам – первым убираешь наиболее опасного. Правила общие для всех, для русских, для немцев, для британцев, для американцев, они одинаковы для всех точно так же, как одинаковым законам подчиняются твердые тела, преодолевающие путь до цели через атмосферу. Первым убираешь наиболее опасного, кто угрожает тебе самому, дальше стреляешь во всех остальных. Он стоит, а мы сидим, идеально для расстрела. Кто из нас двоих наиболее опасный, понятно и ежу…

В следующее мгновение мне брызнуло в лицо, а я, пользуясь микроскопической отсрочкой, подаренной мне жизнью, быстро повернул пистолет и трижды, раз за разом выстрелил…

Поскольку я сидел, видно мне было все отлично. Первая пуля рванула брюки официанта, и брызнула кровь, вторая, видимо, прошла мимо, а вот третья попала знатно, аккурат в колено, аж клочки форменных брюк в разные стороны полетели. Моментальный болевой шок и почти никаких шансов уйти, если только ты заранее не закинулся героином.

«Официант» упал не сразу, более того, он попытался выстрелить. Но я уже был за столом, лежал на полу. И из этого положения сделал еще два прицельных выстрела.

«Официант» рухнул на пол, в коридоре уже слышались голоса. Я держал его под прицелом, потому что враг считается опасным, если ты лично не видел его мозги.

– Брось!

Официант попытался поднять руку, я выстрелил – и пистолет вылетел из руки вместе с одним или двумя пальцами.

– Замри!

Официант полез в карман.

– Боже, благослови Короля! – крикнул он на отличном русском.

Делать было нечего – я выстрелил в седьмой раз, на переносице появилась черная точка, и брызнули выбитые через затылок мозги.

Я посмотрел на Толстого. Мертв, можно не проверять. Ублюдки…

– Что здесь…

Я посмотрел на стоящего в дверях старика в форме тайного советника гражданской службы так, что он отшатнулся.

– Пошел вон!

– А я…

– Ваше Высокопревосходительство, я…

Кашинцев.

– Виктор Павлович! – Видок у меня, наверное, еще тот был, в лицо как плюнули. – Посмотрите на меня!

– А… так точно.

– Сейчас же звоните в Зимний. Пусть высылают наряд дворцовой полиции[63].

– А…

– Боцман Кашинцев!

– Я! Есть!

Уже хорошо.

– Закройте двери на второй этаж. Немедленно.

Российская империя

Санкт-Петербург

Зимний дворец

Вечер 1 марта 2017 года

Дело было настолько вопиющим, что меня послушали. Прибывшая Дворцовая полиция доставила меня в Зимний дворец – все-таки меня хорошо знали, помнили, прежде всего, как одного из конфидентов Николая, а его до сих пор в России помнили и уважали, даже народом деньги собирали на храм на крови[64] и на большой памятник. По моему же настоянию в Зимний доставили и тела, завернув их в подвернувшийся под руку брезент.

Пистолет у меня отобрали, точнее, я сам отдал. От усердия залапали, но это не имеет никакого значения – уже. В Зимний вызвали барона фон Коффа, полицеймейстера Петербурга, и криминалистическую бригаду. Пусть снимают отпечатки, пусть…

Ксении во дворце не было – давала Высочайший смотр в Кронштадте. Павел оставался в Константинополе.

Шок был так силен, что на меня и не попытались надеть наручников – а я даже не оттер лицо от того, что на нем было. Около меня постоянно были двое казаков Личного конвоя, чтобы не наделал чего. Чувствовали они себя весьма неловко, и один предложил «Вашему Высопревосходительству» не побрезговать табачком. Я сказал, что не курю, и это было правдой.

Должен был наступить отходняк, но не наступал, я был как взведенная пружина. Потому что понимал: счет идет на часы, мы пока проигрываем по времени. Они опережают нас.

Открылась дверь. Вошли барон фон Кофф и начальник Дворцовой полиции князь Камсаркани[65].

Я ничего не сказал. Князь посмотрел на немецкого полицеймейстера, как всегда невозмутимого…

– Тот человек, которого… – начал он.

– … которого я застрелил, – продолжил я, – я не стесняюсь этого.

– Вы его знали, сударь?

– Определенно нет. На него есть что-то?

Полицейские переглянулись.

– Нет, ничего, Ваше Высокопревосходительство, – решился князь, – документы фальшивые.

– Отпечатки пальцев в базах не значатся, – добавил педантичный немец, – по пистолету экспертиза пока не пришла. По ДНК тоже пока ничего нет.

– И не будет, – сказал я, – ничего не будет.

Барон и князь Камсаркани неловко переглянулись.

– Что произошло? – продолжил я. – Я приехал в яхт-клуб, дабы иметь тет-а-тет с графом Толстым. Сразу говорю: не тет-а-тет, а собеседование по вопросам чести. Причины я раскрывать не буду. Пробрался на второй этаж и закрылся в кабинете… я знал, в какой кабинет его проводят, потому что сам являюсь членом клуба и хорошо знаю, что обслуживающий персонал обычно дает одним и тем же людям одни и те же кабинеты, иное происходит только в том редком случае, когда кабинет занят. Я спрятался… сделать это легко. Когда граф Толстой поднялся в кабинет, я объявился. Достал пистолет, чтобы испугать его, но убивать его я не хотел. Просто пистолет был мне нужен для того, чтобы придать весомости моим словам, чтобы граф Толстой и не думал в них сомневаться. В тот момент, когда мы разговаривали, вошел официант. У него был пистолет с глушителем, я сразу не понял, что происходит. Официант выстрелил в графа Толстого и попал, я же выстрелил трижды по ногам, надеясь обезвредить убийцу и взять его живым. Убийца упал. Я приказал ему не двигаться, держа его на прицеле, он проигнорировал это, мне пришлось стрелять на поражение, чтобы самому остаться в живых. Таким образом, все, что я сделал, – это обезвредил убийцу, который только что на моих глазах хладнокровно убил человека. Мои действия правомерны по любым законам.

И барон, и князь не знали что сказать, и я их понимал. Обоим было понятно, на какую тему у меня могла быть беседа по вопросам чести с графом Толстым. Никому не улыбалось привлечь к этому делу еще и Регента Престола, замарать Высочайшее имя. Возможно, они связывали с моим именем и бойню в Кабуле, хотя в газетах было сообщено об очередной террористической вылазке. Эти мрази сами отлично прикрывали убийства терактами – теперь это обернулось против них же.