Воспитание дикости. Как животные создают свою культуру, растят потомство, учат и учатся - Карл Сафина

обратно туда же, где поймали, заранее распределив по участкам каждой популяции множество таких же коробочек. Через три недели в тех местах, где были выпущены обученные птицы, уже 75 % местных синиц знали, как открывать коробочки с кормом. (В тех местах, где обученных птиц не было, понадобилось примерно две недели на то, чтобы первые из местных лазоревок догадались, как открывать коробки, поэтому там полезный навык распространялся медленнее и к моменту окончания эксперимента, то есть через три недели, им овладело значительно меньше половины птиц.) Через два поколения лазоревок это умение перешло и к молодым птицам. Причем выявилась любопытная закономерность: молодые самки овладевали им со вдвое большей вероятностью, чем молодые самцы или зрелые самки. А с наименьшей вероятностью этот трюк осваивали взрослые самцы. Надо сказать, что среди многих животных именно молодняк, и особенно молодые самки, обучается лучше всего (возможно, потому, что они тратят меньше времени на стычки и состязания за доминирование, чем самцы). По мере того как группы особей обучаются новым умениям, полезным, например, для добывания пищи, культурные находки и специализации добавляют разнообразия в «наборы инструментов для выживания» различных популяций. И это, несомненно, благо в случае, если популяцию ожидают какие-либо изменения. А изменения всегда неизбежны.

Мир вообще меняется сейчас очень быстро, потому что меняем его мы. Торговые центры, эта неотъемлемая часть современной человеческой культуры, стали и частью культуры городских популяций птиц. Голуби и воробьи научились проникать туда (иногда используя датчики движения для открывания дверей[145]) и собирают крошки на полу фудкортов. (Я замечал их также и на станциях подземки в Нью-Йорке.) Городские воробьи и зяблики часто приносят в гнезда окурки: каким-то образом они обнаружили, что никотин убивает насекомых[146]. (В то время, когда я сам занимался разведением почтовых голубей, было принято покупать мешочки с рублеными стеблями табака в качестве гнездового материала, чтобы подавлять размножение вшей.) В некоторых местах вороны бросают орехи на дороги и ждут, пока они расколются под колесами машин. И по крайней мере в одном месте они приучились бросать их на перекрестках, чтобы иметь возможность спокойно подойти и подобрать уже расколотые орехи, пока машины стоят на светофоре. Так они находят ответы на новый вопрос: «Как нам выживать в этом доселе небывалом мире?»

Иными словами, чем сильнее различаются особи, тем разнообразнее становится культура. Культуры разных видов эволюционируют, отвечая на возникающие изменения. А это, в свою очередь, означает, что культуры уязвимы. Они могут исчезать. Когда численность популяции резко падает, традиции, которые помогали птицам и другим животным приспосабливаться и выживать, пропадают. Существующие в мире 9000 или около того видов птиц[147] заключают в себе порядка 18 000 географических рас[148], которые принято называть подвидами. Чтобы избежать снижения мирового биоразнообразия птиц, мы должны обеспечить выживание не только 9000 видов, но и всех 18 000 подвидов – и это как минимум.

Я уже упоминал, что охрана природы слишком сосредоточена на безусловно очень важном, но излишне ограниченном понятии – биоразнообразии, то есть разнообразии всех форм жизни на Земле. Этот простой термин помогает нам организовать мышление. Как правило, экологи рассматривают биоразнообразие на трех основных уровнях: генетическое разнообразие внутри каждого вида; видовое разнообразие, или число видов, обитающих на определенной территории; и разнообразие местообитаний, под которым подразумевается разнообразие биотопов, таких как леса, луга, степи, коралловые рифы, паковые льды и т. д. Как правило, биоразнообразие отражает разнообразие генофонда. Но достаточно ли этого? Не совсем. Существует еще и четвертый уровень: культурное разнообразие. Навыки, традиции и диалекты, которые животные создают, а затем передают друг другу, не менее важны для выживания и поддержания существования популяции.

По мере того как человеческая деятельность приводит ко все большему сокращению местообитаний, превращая их в отдельные клочки суши или воды, популяции диких животных приходят в упадок. И их культурные атрибуты, такие, например, как птичьи песни, упрощаются. В научном исследовании, озаглавленном «Эрозия культуры животных при фрагментации ландшафтов», речь идет об одном виде певчих воробьиных птиц, обитающем в Северной Африке и Испании, – средиземноморском жаворонке[149]. Авторы отмечают, что для популяций этого жаворонка «изоляция сопровождается обеднением» вокального репертуара. В популяциях, оторванных друг от друга, «песенные репертуары проходят через культурное бутылочное горлышко, в результате чего их изменчивость значительно снижается». К сожалению, изолированные популяции жаворонка – далеко не единичный случай. Исследователи, изучавшие южноамериканскую овсянку, тоже из воробьиных, под названием оранжевоклювый тохи, обнаружили, что «сложность песни» у этого вида (то есть длина и число слогов в ней) снижается по мере того, как люди продолжают сводить леса[150], где он обитает, оставляя от них лишь разрозненные участки. Но чувствуют ли притесняемые людьми создания, что богатство их жизни постепенно тускнеет, теряя краски? Надеюсь, что нет. А еще я надеюсь, что те, кто занимается охраной природы, воспользуются этим примером в борьбе за сохранение культурного разнообразия и избавят широкую публику от необоснованного и опасного чувства удовлетворения от сохранения уязвимых популяций на минимальном уровне. При сокращении местообитаний элементы культуры населяющих их животных неуклонно теряются, но мы, люди, плохо умеем ценить разнообразие. Некоторого восстановления численности вида часто бывает недостаточно, чтобы спасти его от исчезновения, не говоря уже о том, чтобы сохранить весь набор культурных элементов, необходимых ему для выживания.

И здесь я имею в виду не только отдельные песни. Выживание множества животных зависит от их культурной адаптации. Сколько их, таких видов? Наверное, очень много. Мы еще толком не знаем – ведь мы едва начали задаваться этим вопросом. Но первые полученные ответы открывают нам удивительные и широко распространенные способы выживания видов за счет культурного обучения.

А как же прекрасные ара, которые так запали мне в душу? Разумеется, и красота – тоже сфера разнообразия. Если культуры животных, оказавшись под давлением, разрушаются и упрощаются, то что это может означать для продолжающейся эволюции красоты – или для выживания всего прекрасного? Говоря словами Шекспира, «как может уцелеть, со смертью споря, краса твоя?»[151].

Красота

Глава вторая

Впервые Габи познакомилась с особенностями индивидуального характера попугаев еще подростком, когда, живя в столице Перу, Лиме, она обзавелась двумя синелобыми красногузыми попугаями (или синеголовыми амазонетами). «Малу был очень дружелюбный, все просил: „Почеши меня“, но учиться не любил, – вспоминает она. – А вот Луиса интересовало все новое, он постоянно наблюдал за руками, хотел чему-то научиться. В общем, очень он был смышленый, этот Луис». Он издавал особый крик, означающий: «Опасность вверху» (когда видел хищных птиц, а еще летящие по ветру полиэтиленовые пакеты), а также