Последняя ночь у Извилистой реки - Джон Уинслоу Ирвинг

был обеспечен работой. Его пригласили в Вермонт, в малоизвестный колледж изящных искусств, предложив преподавать там литературное творчество и вести еще ряд курсов. Начиная подыскивать себе работу, он и не знал об этом колледже. Видимо, свою роль сыграло то, что «Рэндом Хаус»[48] готовил к публикации его роман, а сам он получал степень магистра изящных искусств в столь престижном месте, как Писательская мастерская. Словом, Дэнни готовился стать преподавателем колледжа. Молодой писатель был рад вернуться в Новую Англию. Он скучал по отцу и Кармелле. Живя в Вермонте, он мог чаще видеться с Кетчумом. С того памятного апрельского воскресенья, когда они с отцом навсегда покинули Извилистый, он виделся со сплавщиком всего один раз.

Кетчум появился в Дареме, когда Дэнни учился на первом курсе Нью-Гэмпширского университета. Сплавщику тогда было сорок с небольшим. Он приехал и с мрачным видом заявил:

— Твой отец сказал мне, что ты толком не умеешь водить машину по нормальным дорогам.

— Пойми, Кетчум, в Бостоне мы обходились без машины. Мы продали «понтиак» в первую же неделю. А в Эксетере у меня было не слишком много времени, чтобы брать уроки вождения.

— Христозапор! — изрек на это Кетчум. — Даже и слышать не хочу про университетского парня, у которого нет водительских прав!

Уроки вождения проходили за рулем старого Кетчумова пикапа и были тяжелы для молодого человека, который лишь умел когда-то гонять на машине с автоматической коробкой передач по лесовозным дорогам вокруг реки Извилистой. Кетчум прожил в Дареме неделю или чуть больше. Ночевал он в пикапе, «как во времена ваниганов». Парковочные инспекторы дважды выписывали ему талоны за ночевку в неположенном месте. Кетчум отдавал их Дэнни.

— Оплачивай, я тут ни при чем, — говорил сплавщик. — Денег за уроки вождения я не беру.

Дэнни и тогда было грустно, что он увиделся с Кетчумом только через семь лет. А теперь прошло еще шесть.

«Как можно не видеться с дорогими тебе людьми?» — раздумывал Дэниел Бачагалупо, прислушиваясь к стуку весеннего дождя. Но что всего удивительнее — отец за эти тринадцать лет вообще ни разу не встречался с Кетчумом. Чем это вызвано? Половина разума Дэнни пыталась найти ответ, а другая половина рассеянно созерцала застопорившуюся главу.

Молодой писатель перескочил к другому эпизоду — первой встрече мистера Карлайла (важной шишки в Эксетере, ведавшего назначением стипендий) с отцом и Кармеллой. Встреча, естественно, происходила в «Vicino di Napoli». Возможно, за свое поступление в Эксетер Дэнни следовало поблагодарить и Кармеллу. При виде ее мистер Карлайл просто обомлел. Он явно не видел таких женщин (во всяком случае, в Эксетере). Должно быть, важная шишка подумал: «Если юный Бачагалупо не попадет в Эксетер, я больше никогда не увижу эту женщину!»

Дэнни представлял, как был раздосадован мистер Карлайл, не увидев рядом с ним Кармеллы. Доминик тоже не приехал в Эксетер. Да и кто бы их отпустил? Семнадцатое марта в Бостоне не только День святого Патрика[49]. (Молодое пенящееся зеленое пиво, которым торговали прямо на улицах, было ежегодным искушением для мистера Лири.) На семнадцатое марта приходился и День изгнания[50] — большой праздник для Норт-Энда, поскольку в 1774-м (или в 1775-м? Дэнни всегда путался с этой датой, хотя на самом деле знаменательное событие произошло в 1776 году) американские пушки, установленные на Коппс-Хилл, вынудили британский флот покинуть Бостонскую гавань. В этот день, а также в День памяти битвы при Банкер-Хилле[51] в школах Бостона не бывает занятий.

В пятьдесят седьмом году День изгнания приходился на воскресенье, и по существующим правилам в понедельник занятий в школах не было. В Эксетер Дэнни отвозил мистер Лири. (Для Доминика и Кармеллы это было самое напряженное время, и их никто бы не отпустил из ресторана.) Здесь рассеянный писательский разум опять скакнул вперед. Дэнни стал вспоминать их поездку с мистером Лири и то, как он впервые увидел досточтимую академию. Мистер Карлайл был само радушие, но отсутствие Кармеллы просто убивало его.

Дэнни лишь обещал ездить домой в каждый свободный уик-энд. На самом деле он редко ездил в Бостон, от силы раза два за семестр. Субботним вечером Дэнни шел на Сколлэй-сквер посмотреть стриптиз-шоу в «Олд Хауэрде», где обязательно встречал кого-нибудь из однокашников по Эксетеру. Парни дружно врали насчет своего возраста, но администрация заведения смотрела на это сквозь пальцы. Главное, нужно было уважительно относиться к стриптизершам. В один из таких вечеров, придя в «Олд Хауэрд», Дэнни нос к носу столкнулся с мистером Лири. Это была грустная встреча и для почтенного учителя, и для его лучшего ученика. Для мистера Лири, любившего латынь, она подтверждала изречение «Errare humanum est» («Человеку свойственно ошибаться»)… «Ну что, опять готов скакнуть дальше?» — мысленно спросил себя Дэнни. Та сцена (или ее версия) заслуживала, чтобы когда-нибудь о ней написать.

Свой первый роман он посвятил мистеру Лири. Помня о пристрастии старого ирландца к латыни, Дэнни написал:

Посвящается Майклу Лири,

In Memoriam.

От мистера Лири он впервые услышал выражение in medias res. Учитель хвалил литературные труды юного Дэнни, говоря, что ему, «как читателю», нравится привычка автора зачастую начинать повествование с середины, а не следовать хронологическому порядку событий.

— А у этого приема есть какое-нибудь название? — простодушно спросил мальчик.

— Я называю его in medias res, что в переводе означает «в середине событий»[52].

«Сейчас я точно нахожусь в середине событий», — думал Дэниел Бачагалупо. На его руках остался двухлетний сын, названный вовсе не в честь деда; от него ушла жена, а другой женщины на его горизонте пока не было. Он бился над началом второго романа, тогда как выпуск первого ожидался где-то через полгода. И еще он готовился к переезду в Новую Англию, к месту своей первой «не кухонной» и «не поварской» работы. Уж если это не «середина событий», то как тогда называть подобное состояние?

Дэниел продолжал вспоминать латинские выражения. Мистер Лири тогда поехал с ним в Эксетер in loco parentis — «вместо родителя».

Возможно, поэтому его первый роман и был посвящен мистеру Лири.

— А почему не отцу? — спросил его Кетчум. (Кармелла задала ему тот же вопрос.)

— Отцу я посвящу второй, — ответил им Дэнни.

Сам повар никак не высказался относительно посвящения мистеру Лири.

Дэнни встал из-за письменного стола, подошел к окну и некоторое время смотрел на дождь, барабанивший в окна его жилища в Айова-Сити. Потом взглянул на спящего Джо. Глава не желала выстраиваться. В таком состоянии