Теплый пепел надежд - Ксения Васильева

Она покраснела, но, не раздумывая, согласилась.

Он нахмурился.

— Вы не подумали. Так нельзя. Сколько вам лет?

— Семнадцать… — немного прибавила она, подумав, что он зануда и строгих правил… А Федя ей говорил, что художники аморальные типы.

— Ну, наверное, не совсем, но хорошо, что хоть паспорт у вас есть. А родители? И почему вы, Сонечка, приличная девочка, живете в одной квартире с алкашами и бомжами? Или это какая-то тайна? — спросил он, видя, что она опустила голову.

— Я когда-нибудь вам расскажу… — тихо ответила Соня, подумав, что ему она расскажет. С ношей, о которой она помнила ежечасно, жить трудно.

— Не думайте, ничего страшного, я ни от кого не скрываюсь… — и замолчала, потому что врала безбожно, а Кирилла она боялась: ей казалось, что он видит ее насквозь.

Так оно и было. Он не стал расспрашивать ее, подумав, что девчонка что-то совершила.

— Вы не москвичка? — продолжал он допрос.

Она мотнула головой.

— Вам жить негде?

Она снова мотнула.

Он надолго замолчал… Ему еще надо заботиться о ее ночевке!..

— Хорошо, — собрался он с силами, — вы можете оставаться здесь. Я чаще уезжаю домой. Если же нет, здесь есть еще комнатенка… У меня, правда, бывают гости, очень редко, и дамы, что тоже редко, но все равно я должен вас об этом предупредить. Кажется, все. Так вы не отказываетесь? — переспросил он с надеждой.

— Нет, — сказала Сонечка твердо.

— Тогда начнем работать, хотя, честно говоря, сегодня уже поздновато. Ну, сколько сможем.

Кирилл вышел, вернувшись в своей вчерашней одежде. Увидев, что она продолжает сидеть на тахте, он с легким раздражением спросил:

— Почему вы не готовы?

— Я не знаю… — испуганно пролепетала она.

— Раздевайтесь. Я же вам сказал: обнаженная натура! И вы мне ответили, что понимаете. Не так?

Он не смотрел на нее, злясь на себя.

Стесняясь, Сонечка стала быстро раздеваться. Хорошо, что вымылась сегодня под жуткой ледяной струей и надела свежее белье.

— Пройдите за ширму, там вам будет удобнее… — раздался голос.

Ширма стояла в углу, отделяя малюсенькое пространство, за которым мог поместиться один человек. В трусиках и лифчике Сонечка прошла туда. Сняла их, скатала вместе с джинсами, сунула в пакет, который выглядел уже весьма потрепанным.

Поплотнее надвинула парик и поняла, что делает все это ради того, чтобы не выходить из-за ширмы. Это казалось невозможным. Вот о чем говорил, видимо, Кирилл, а она и не представляла себе, что такое обнаженная натура!

Теперь Соня маялась за ширмой, не зная, что предпринять. Как она выйдет к нему? Он одет, а она совершенно голая…

Нет! Она не может этого сделать! У нее ноги пристыли к полу. Может, одеться, выйти и отказаться… Уйти к своим бомжам, а он пусть остается с теми, кто все понимает.

Соня слышала, как Кирилл, что-то напевая, ходит по мастерской. Она стала мерзнуть и злиться. Ему хорошо! У него все есть. Он одет и не собирается раздеваться, потому что ему это не нужно! Ему не нужна квартира, не нужно прятаться…

— Сонечка, вы где, моя детка? Уже окончательно примерзли к полу? Выходите, дорогая, все готово…

Вдруг над ширмой показалась голова Кирилла, голова смеялась, укоризненно покачиваясь из стороны в сторону.

— Ай-яй-яй, — он ухватил Соню за руку и выволок на свет. Не глядя на нее (а она-то думала, что он уставится), Кирилл провел ее на появившееся возвышеньице, где стояла табуретка.

— Садитесь, я посмотрю, как складывается фон.

Сзади постаментика был повешен занавес — наполовину серый, наполовину темно-зеленый…

Она прошла по полу, как по стеклу, взобралась на возвышение, села на табуретку и задрожала; тряслось все, даже голова. Как она ни старалась унять дрожь, сделать ничего не могла.

Кирилл куда-то вышел. Сонечка осталась одна, и ей жутко хотелось одеться. Всего лишь одеться, чтобы почувствовать себя человеком, а не подопытной лягушкой. Хотелось плакать, а дрожь становилась все сильнее.

Вошел Кирилл. Не глядя на нее, он протянул ей бокал с чем-то красноватым.

— Сонечка, выпейте, это мартини, ничего страшного, вы просто согреетесь, я пока еще готовлюсь… И это возьмите… — он дал ей большой пушистый плед, — закутайтесь и погрейтесь. У меня еще не все готово. Краски, то, се…

Она послушно выпила, тепло пробежало по телу, а плед согрел ее окончательно.

Стало получше. Пропали слезы, обида и страх…

Пока ей было тепло и прекратилась дрожь, она решилась. Сбросив с себя плед, Сонечка проговорила:

— Я готова, вы можете начинать.

Кирилл расхохотался. Сонечка, чтобы доказать свое бесстрашие и сообразительность, села, как примадонна из захудалого варьете: рука в бок, голова задрана и нога на ногу…

Его смех окончательно помог ей избавиться от смущения.

— Ну, так-то не надо. Просто сидите, — сказал он сквозь смех и кинул ей яблоко. — Вот, ешьте яблоко или смотрите на него… Лучше ешьте.

Прекрасный аромат заставил Сонечку забыть обо всем, а Кирилл меж тем смотрел на нее, прикрывая то один глаз, то другой, потом сделал из бумажной трубочки подзорную трубу.

Было нисколько не страшно! Все-таки она очень глупая! Кирилл смотрел довольно долго, только один раз сказал:

— Встаньте, повернитесь, еще раз…

Получилось, что он осмотрел ее со всех сторон, но это уже не мешало ей думать, дремать — так расслабило ее мартини.

Потом он велел сесть.

— Можете греться, накиньте плед, я возьму кое-что…

Кирилл, прикрепив большой лист плотной бумаги к мольберту, начал что-то набрасывать углем, быстро взглядывая на нее, а то и вовсе не глядя…

Соня поняла, что существует для него именно как натура, а не живой конкретный человек, ей стало обидно.

В ее размышления ворвался его требовательный голос:

— Сонечка, снимите парик.

…Как? Но она не может его снять! У нее такие ужасные волосы! Ей нечем было их вымыть!..

— Сонечка, ну, что вы застряли? — сердито спросил он.

Она посмотрела на него и прошептала:

— Я не могу…

— Он у вас что, приклеен? Снимайте, он мне не нужен.

Но Соня заупрямилась.

— Не буду. У меня грязные волосы… — наконец призналась она.

Кирилл рассмеялся ей в лицо.

— Мне совершенно безразлично, грязные у вас волосы или нет. Мне нужны живые волосы, а не эти нитки смотанные, понятно? Снимайте, — сказал он строго, отсмеявшись, — давно меня так никто не веселил. Уже только за это вам надо платить.

Соня опять расстроилась и, чуть не заплакав, стащила с головы парик.

Кирилл протянул ей расческу и маленькое зеркальце. Она кое-как расчесала жирные тощие пряди.