Тебе и Огню - Владимир Колотенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Работать! Патрон в патронник...
А какие бы ты хотел, спрашиваю я себя, чтобы здесь взошли всходы? Да, какие? Если ты только и знаешь что сеять свои свинцовые пули ненависти и презрения.
Я хочу лелеять и пестовать ростки щедрости, щедрости...
Щедрости! Неужели не ясно?! Нате! Хорошего - не жалко!
Мне вдруг пришло в голову: «Не думай о выгоде и собственном интересе. Это - признаки бедности. Чистые люди делают пожертвования. Они приобретают привычку Бога».
Это - Руми...
Бедные, бедные скряги-толстосумы, когда же вы, наконец, приобретете в собственность не только реки и острова, не только дворцы и замки, не только маленькие планеты...
Но и привычки Бога!
Ведь жадный - всегда больной.
Мои пули - пилюли для Жизни...
- Тииииииииииииииииииии!..- ору я, - помолчи, послушай!..
- Не ори ты, я слышу, говори...
- Ты-то можешь меня понять, ты же можешь, можешь!..
- Ты - верблюд.
- Я - верблюд!?
- Тебе никогда, слышишь, никогда не пролезть сквозь игольное ушко. Твоя жадность...
- Жадность?
- Жадность к насилию...
- Это не насилие, это - чистка конюшен...
- Тебе никогда...
- Мне?! Не пролезть?! Да я...
- Твой мозг отягощен местью, как мешок богача золотом.
Сказано так сказано. Сказано от сердца.
- Тишенька, - шепчу я, - я не верблюд. Вот послушай...
- Ты - пустыня.
Ах, эта бесконечно восхитительная, таинственная и загадочная пресловутая женская мужская логика!
Но Тина - за Руми, я знаю. И за меня!
***
А что мне делать вот с этой красивой страной? Глобализм! Глобализм не пройдет, решаю я, и беру на мушку Америку. «Yes it is, - думаю я, - its very well!».
Бац!..
Это моя страна. Это мои друзья.
Это чумной барак...
Третий от печки - я?
Первый! Первый! Я - просто первый!
Я слышу: «Ты должен делать своё дело хорошо! Ты должен быть первым!»
Ха! А то!..
А вот и Здяк! Хо! Ну и боров! Архипов бы сказал: хряк!
Крррохобор!.. Взяточник!.. Ворье!..
Академик?
Да какой там - шпана, местническая шушера!..
Бац...
O tempora, o mores! (О времена, о нравы! - Лат.).
Я подслушиваю и подсматриваю, выведываю и даже вынюхиваю. Это подло, я знаю. Но я веду себя так, как подсказывает мне мой инстинкт правдолюбца.
Ах, знай я, что мне придется разруливать весь этот мерзкий мир, я бы...
Это снова стучат?
Я ищу оправдание своей странной страсти, объяснение... Я так думаю: чтобы выправить горб этого мира, нужна воля. Воля есть. Теперь нужна вера: ты и твой Бог, и твоя Вселенная - едины. Это бесспорно! Значит...
И я снова хватаю бутылку.
...значит, думаю я дальше, значит...
Я ведь не насилую себя, не принуждаю себя жать и жать на курок, целя свои пули в морду мира, я это делаю и без всякого наслаждения, подчиняясь лишь одной-единственной мысли - Вселенная справедлива. Значит я - карающая рука Бога! Бог и выбрал меня, чтобы вершить Свой Страшный, но и Безжалостно Справедливый, Свой Тонкий и Выверенный, да-да, Воистину Филигранный Страшный Суд. Над людьми. Ведь люди - это самые тонкие места жизни! И все эти п.авловы и здяки, рульки и ухриенки, и уличенки, переметчики и чергинцы, штепы и шапари, и шпуи... все эти мытари и жнецы, бондари и швецы, все эти шариковы и швондеры, это шшша-акальё... эти стервятники и гиены, что так падки на падаль, эти лавочники и мясники, эти шипящие, сычащие, гавкающие и блеющие...
Все эти головоногие моллюски и пресмыкающиеся, членистоногие и...
Мокрицы и слизняки... Вся эта плесень...
Клопы!..
На вые жизни... ...
Птьфу!..
- Аааааааааааа...
Какая липкая мерзость...Планарии! Во: планарии... Из жадности у них рот сросся с задницей.
Вооооооооо-ды!.. Воды!.. Хоть руки умыть...
Господи, сколько же их развелось! Неужто и Небо уже ослепло?!!
Какая немыслимая средневековая тоска видеть эти икающие и порыгивающие слепо-немо-глухие сытые рожи, словно завезенные сюда с острова Пасхи! Какая каменная тоска!
Я понимаю: жизнь уйдет в песок, если я отступлюсь.
Я не хочу, не могу больше ждать нового очистительного Всемирного Потопа. Когда там эта земная ось даст еще крен? Когда там врежется в Землю какой-то там астероид или комета Галлея, или Апофис? Кто сказал, что в 1012 году? Нострадамус? Кейси? Мессинг? Или эта Глоба?..
Не-не, 1012 год не для меня.
И он давно кончился!
«Остановите Землю, я сойду!»
Я бы и этот чертов коллайдер разнес вдребезги...
«Не надорвись, милый...».
Да-да, я тебя понимаю, милая Ти, нет ничего более отвратительного, чем месть. Но иногда, понимаешь, даже самое отвратительное играет неизменно очень важную роль - отражает блеск прекрасного! Так разве я не прекрасен в своем порыве очистить лик Земли от заик? От лая гиен и вони корыт...
Смотри, смотри, как сияют мои глаза, когда я своими смертоносными пулями рушу устои этого мира хапуг и ханжей, невежд и ублюдков? Разве благоговейный блеск моих ясных зеленых глаз тебя не радует? Ведь, как и любое другое, мое кровопускание - врачует! Оно - плодоносно!
Понимаешь, мы ведь не должны быть сильнее самого слабого, самого обездоленного, но мы должны быть сильнее всех этих мастодонтов и монстров, всех этих уродов и упырей!.. Должны! Мы же в неоплатном долгу перед вечностью...
Почему наушники сняты? Мир орет точно его режут на части!.. И этот неумолкаемый стук... Я снимаю наушники, и ор мира вонзается в уши: болььььь!..
Тинннннн...
Звонят колокола...
Время от времени я замираю... Fuge, late, tace, quiesce! (Беги, скройся, умолкни, успокойся! - Лат.). Я заставляю себя прислушаться к себе, утихомирив бег собственной плоти. Бежать? Но куда? Куда ни глянь - везде люди... Слушай, спрашиваю я себя, неужели все это доставляет тебе удовольствие? Неужели...
Нет-нет... Какое же это удовольствие? Это бальзам на раны моей нежной души, ага... И никакое, скажу вам, не удовольствие...
Что ж тогда?
Я где-то уже говорил: это - оргазм, думаю я, и запрыгиваю в наушники...
Там - Бах... Вот спасение!
Понимаете, есть Бах, и есть остальные... Поэтому - Бах!..
В патроннике, я знаю, предпоследний патрон. И еще один - про запас, на тот случай если... Никаких «если»!
Ну же!
Я жму на курок что есть силы! Но нет! Ничего! Ни высверка из ствола, ни отдачи в плечо, ни шороха, ни звука...
Неужели осечка?! Значит - промах, крах... Но вдруг - темень, ночь. Я погружен в темноту, как в преисподнюю ада. Что, что случилось?! Ни звука в ответ. Тишина. Жуть. Мне страшно шевельнуться, страшно закрыть глаза. Я сдираю с ушей наушники, но от этого в прицеле не становится светлее: там - ночь, тьма, ад кромешный. Я не могу взять в толк: я мертв, умер?..
Где-то ухает молот, визжат тормоза, и вскоре я слышу, как капает вода в ванной, затем слышу собственное дыхание... И этот неумолкаемый стук!..
Жизнь продолжается. А я сижу в темноте и не предпринимаю никаких попыток что-либо изменить. Наконец щелкает замок входной двери, а за ним выключатель. Света нет.
- Кто-нибудь в доме есть?
Ти! Вернулась! Тишенька... Тебя отпустили!..
- Да, - произношу я, - есть.
- Почему ты сидишь в темноте? Накурил!.. Здесь же...
- Тебя отпустили?!
- И в такой духоте? Здесь же нечем дышать!
- А, - с досадой произношу я, - опять свет отключили...
И снимаю свою натруженную ладонь с мышки компьютера, закрываю теперь без всякого страха глаза, надо же им дать передышку, и спрашиваю:
- Ты вернулась?
- А ты все стреляешь?..
- Без этого наша жизнь была бы неполной...
- Лучше бы ты... Свечу хоть зажги...
Лучше?!! Разве может быть что-нибудь лучше?
Я молчу. Я жду, когда снова дадут свет, ведь у меня еще столько патронов! И еще один, про запас...
- Я сама заплатила, - говорит Тина, - тебя не допросишься.. Окно хоть открой...
И тотчас дают свет! Ну, слава Богу!!!
- Ага, - говорю я, - спасибо.
- Пожалуйста... Ой, что это у тебя с лицом?
- А что?
- На тебе лица нет!
Я жду, когда придет время слёз. Я люблю (садюга!), когда озерца слез вызревают в её дивных глазах. И совсем неважно - это слёзы радости или грусти, восторга или печали. Её слезы - немой крик души! Непомерный ее труд. Своими слезами она дает жизни шанс на спасение.
Я жду...
И знаю, я крепко знаю - она не заплачет. Она у нас - воин. Воин! Воины - не льют слёз ни ручьями, ни каплями...
И вдруг ясно ощущаю: да! Это ее запахи, именно так пахнут ее руки, ее шея, ее волосы... Неземная полынь...
- Ой, что это у тебя?
Тина тянется рукой к моему лбу, к вискам, нежно прикасается, затем смотрит на свои славные пальчики.
- Кровь?.. - она смотрит на меня с удивлением и, наконец, я вижу в уголках ее глаз бусинки слёз.