Возрожденные полки русской армии. Том 7 - Сергей Владимирович Волков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
1 ноября 1920 года целая флотилия перегруженных людьми пароходов всех видов и размеров собралась в Севастопольском рейде. Это было все, что оставалось от Белой армии после трех лет ее героической борьбы за честь России! Но даже сломленная физически, она не была побеждена морально и отошла с оружием в руках, увозя с собой свои овеянные славой боевые знамена и штандарты. Это была еще грозная для врагов армада!!
Вот на легкой яхте «Лукулл» показался на рейде генерал Врангель, объезжавший корабли со своими боевыми соратниками… Восторженное, громовое «Ура» своему обожаемому вождю потрясло воздух рейда, и, вытянувшись в длинную кильватерную колонну, флотилия с Белой армией взяла курс на Константинополь.
На палубе парохода «Крым», на котором я находился, трубачи одного из кавалерийских полков заиграли гимн «Боже, Царя храни», как бы прощаясь им с Россией, как залог верности ей… Головы всех благоговейно обнажались и мысли обратились к ней – горячо любимой Родине… Со слезами на глазах смотрел я на удалявшийся город Ялту и душа была переполнена тоской по покидаемой России… Мой брат Сергей стоял рядом со мной и не отрывал глаз от исчезавших берегов родимой Русской земли.
Все дальше и дальше отходят очертания Крыма, где еще вчера гордо развевался русский трехцветный флаг… Вот они еще чуть видны… Еще несколько минут, и последняя скала окончательно скрылась из виду, и кругом, сколько глаз хватает, видны лишь одни мутные волны Черного моря…
Прощай навсегда, родная, незабываемая Россия!
Высадка частей Белой армии в Галлиполи. Приезд генерала Врангеля
В пасмурный, холодный день 22 ноября 1920 года пароходы с частями Белой армии (сведенными в 1-й армейский корпус генерала Кутепова) стали около унылых берегов Галлиполийского полуострова и бросили якорь против города Галлиполи. От одного из пароходов отвалила лодка, и из нее на берег вышел моложавый, коренастый генерал с небольшой черной бородой – это был герой Белой борьбы, генерал от инфантерии Александр Павлович Кутепов – командир 1-го армейского корпуса Русской Армии. Он был встречен комендантом французского гарнизона, расположенного в Галлиполи – полковником Томассеном. (В Галлиполи стоял батальон черных сенегальских стрелков.) Французский комендант был предупрежден о прибытии в Галлиполи контингентов Белой русской армии и предоставил в распоряжение генерала Кутепова верховую лошадь, на которой генерал Кутепов сейчас же отправился, в сопровождении французского офицера, осмотреть место, отведенное для русского лагеря. В 6—7 километрах от города, среди пустынных холмов, покрытых колючим кустарником, полным ядовитых змей, тарантулов и скорпионов, открывалась широкая долина, перерезанная посередине небольшой речкой, впадавшей в Дарданелльский пролив. Ни каких-либо жилых помещений, ни деревца, на котором мог бы остановиться глаз, не было на этой унылой местности, недаром носившей название «Долина Смерти» (вероятно, по причине большого количества находившихся там ядовитых гадов).
Это и было место, отведенное французами для поселения остатков Белой армии. По приказанию генерала Кутепова, на следующий же день вверенные ему части выгрузились и прибыли на место будущего лагеря. Распоряжением французского коменданта им были выданы брезентовые бараки двух типов (большие – на несколько десятков человек и малые – на двух-трех человек). Это было все, что было получено от «щедрых» бывших союзников, удержавших, в возмещение своих расходов на содержание Русской Армии, почти все русские пароходы, привезшие русских воинов и кое-какой интендантский груз, бывший на них.
С большим трудом, при отсутствии самых необходимых инструментов, поставили новые поселенцы на места эти громоздкие бараки и приступили к устройству своего спартанского лагеря. Вспоминается мне первый период нашей суровой «Робинзониады», когда единственными нашими постелями были собранные в ближайшей роще опавшие сухие листья, одеялами же нам служили старые, истрепанные в боях шинели (лишь у немногих счастливцев были кавказские бурки). Скудный французский паек, выдаваемый для нашего пропитания, составлял нашу неприхотливую пищу, которая готовилась или на кострах, или в примитивных очагах, сложенных из больших камней. Но с течением времени изобретательность и природная сметка русского человека внесла некоторые «усовершенствования» в нашем быту, и кровати начали строить из сплетенных в решетку веток деревьев, положенных на шесть кольев, воткнутых в землю. Что касается кухонного «инвентаря», то он «эволюционировал» при помощи приспосабливаемых для этого консервных банок.
Конечно, бараки наши из старого брезента не давали защиты от холода и сырости, столь ощутимых в это время года (ноябрь—декабрь), а потому от невзгод климата в лагере появились простудные болезни…
Но, как говорится, ко всему можно в конце концов привыкнуть и приноровиться, и вот прошло каких-нибудь два-три месяца, и вместо голого, унылого, пустынного поля по обе стороны маленькой речки раскинулись в порядке вытянутые бараки, в которых заботами и «соревнованием» между собой полков появились всевозможные усовершенствования и даже украшения, ласкавшие глаз, сделанные искусными руками домашних мастеров. Змеи, тарантулы и скорпионы были постепенно изгнаны, а кустарники с малярийными комарами выжжены. Что же касается появившихся в большом количестве черепах, то они нашли себе место в котелках, служа дополнением к голодному французскому пайку.
Как я уже сказал, по лагерной долине протекала маленькая (можно было перепрыгнуть) речка. Она разделяла лагерь на две части: пехотную (корниловцы, марковцы, дроздовцы) и кавалерийскую. Нельзя было узнать и жителей этих лагерей – вместо оборванной, измученной и утратившей всякий воинский вид толпы, высадившейся в Галлиполи, вновь предстали подтянутые, дисциплинированные воинские части, верившие своим начальникам и преданные им. Все слабое духом, павшее морально и утратившее свое воинское достоинство, отсеялось и ушло в беженские лагеря, а оттуда – «на родину» или на бразильские плантации.
Скоро начались в полках и строевые занятия, чтобы не угасал воинский дух, а сохраненные и не сданные французам винтовки заставляли чувствовать, что мы не толпа беженцев, а воины, в любой момент готовые продолжать вооруженную борьбу. Во всем была видна рука «железного генерала» – Кутепова, сумевшего вдохнуть в своих подчиненных необходимость добровольной, сознательной дисциплины. И не только иностранцы, но и русская левая, либеральная «общественность», отсиживавшаяся в Париже или Праге, никак не могла понять, что толкало этих, казалось бы, все потерявших людей так упорно сохранять свою воинскую организацию и добровольно поддерживать дисциплину в суровых условиях галлиполийского сидения и давать отпор всем проискам и усилиям социалистического французского правительства, добивавшегося покончить с этой опасной «игрой в солдатики», чтобы угодить новым «друзьям» – советчикам?!
А моральной силой, толкавшей белых воинов и вдохновлявшей их, было ясное понимание своей миссии – сохранить свои заветы и принести, если Бог позволит, в Россию свои старые, овеянные славой знамена, ибо они твердо верили, что «коммунизм умрет, Россия же