Долина Виш-Тон-Виш - Джеймс Купер

— Кто повис на нашем частоколе? — позвал Ибен Дадли. — Откликнись, чтобы мы не подстрелили друга!

Пока был слышен звук выстрелов мушкета пограничного жителя, предмет оставался неподвижнее самого леса, а затем послышалось падение на землю как будто бесчувственной массы.

— Упал, словно подстреленный медведь с дерева! Он был живой, иначе никакая моя пуля не могла бы его сбить! — воскликнул Дадли, немного возбужденный при виде успешного попадания в цель.

— Я пойду и проверю, что он за…

Рот юного Марка накрыла ладонь незнакомца, который хладнокровно заметил:

— Я поинтересуюсь судьбой язычника самолично.

Он собрался пройти к этому месту, как вдруг предполагаемый мертвец или раненый вскочил на ноги с воплем, эхом разнесшимся вдоль опушки леса, и огромными и энергичными прыжками помчался под защиту строений. Два или три мушкета прочертили полосы огня поперек его пути, но, по-видимому, безуспешно. Петляя так, чтобы избежать прицельных выстрелов, невредимый дикарь испустил еще один победный вопль и исчез среди зданий. Его крики поняли, ибо с полей донеслись ответные вопли, и враг снаружи снова бросился в атаку.

— Это нельзя оставить без внимания, — сказал тот, кто более благодаря своему самообладанию и властному виду, нежели по признанному праву командовать, незаметно взял на себя основной контроль за важными событиями той ночи. — Человек вроде этого внутри наших стен может быстро принести гибель гарнизону. Он может открыть для вторжения задние ворота.

— Тройные запоры удерживают их, — прервал Контент. — А ключ спрятан там, где никто не сумеет отыскать его, если он не из нашего дома.

— И, к счастью, ключ от потайной калитки у меня, — пробормотал незнакомец, понизив голос. — Пока что все нормально. Но пожар! Пожар! Девушки должны следить за огнем и источниками света, а юноши пусть закрепятся у частокола, ибо эта атака не допускает дальнейшего промедления.

Сказав это, незнакомец подал пример мужества, проследовав на свое место в пикете, где, поддержанный соратниками, продолжал защищать подступы под градом стрел и пуль, выпущенных с большого расстояния, но едва ли менее опасных для находившихся со стороны склона, чем те, что обрушились на гарнизон ранее.

Тем временем Руфь собрала своих помощниц и поспешила выполнить порученную обязанность. Вскоре пламя обильно заливали водой, а поскольку бушующий пожар давал гораздо больше света, чем было необходимо или безопасно, позаботились загасить любой факел или свечу, которые в суматохе тревоги могли оставить без присмотра в просторной анфиладе жилых и конторских помещений.

ГЛАВА XIV

О мать, печальная и кроткая,

Его не покидай так скоро!

Мать, будь милосердна, подожди!

Когда отчаянье и смерть его удел,

Как можешь ты, столь добрая, земная,

Его теперь оставить?

Когда эти предосторожности были приняты, женщины вернулись к своим наблюдательным пунктам, а Руфь, чьей обязанностью в моменты опасности было осуществлять общий надзор, осталась наедине со своими размышлениями и своими страхами. Покинув внутренние комнаты, она подошла к двери, ведущей во двор, и на мгновение забыла о своих сиюминутных заботах при виде впечатляющего зрелища, которое ее окружало.

К этому времени весь обширный ряд наружных строений, сооруженных, как было принято в колониях, из самых горючих материалов и без оглядки на расход дерева, оказался охвачен огнем. Несмотря на то, что не все здания полыхали пламенем, широкие полосы непрерывно пересекали сам двор, и на его поверхности она могла различить мельчайшие предметы, тогда как небосвод перед ней светился грозовым красным отблеском. Сквозь открытые пространства между зданиями четырехугольного двора глаз мог охватить поля, где все свидетельствовало о зловещем намерении дикарей упорно добиваться своей цели.

Было видно, как смуглые звероподобные и почти нагие человеческие фигуры перебегают от укрытия к укрытию, и не было в пределах полета стрелы ни единого пня или бревна, которые не использовались бы для укрытия дерзким и неутомимым врагом. Было ясно, что индейцев насчитывались сотни, и поскольку атака после неудачи неожиданного нападения продолжалась, было также слишком очевидно, что они настроены на победу даже ценой некоторого риска для себя. При этом враг не пренебрегал никакими обычными средствами устрашения. Крики и вопли непрерывно звучали вокруг, а громкие и часто повторяющиеся звуки раковины выдавали хитрость, с помощью которой дикари так часто стремились еще в начале ночи выманить гарнизон за пределы частокола. Изредка разрозненные выстрелы, сделанные прицельно и с любой удобной точки внутри укреплений, свидетельствовали о хладнокровии и бдительности защищающихся. Маленькая пушка в блокгаузе молчала, ибо Пуританин, слишком хорошо зная ее реальную мощь, не хотел подорвать ее репутацию при чересчур частом использовании. Поэтому орудие было оставлено в резерве на те случаи крайней опасности, которых неизбежно следовало ожидать.

На это зрелище Руфь смотрела с печалью, пронизанной страхом. Долго сохранявшаяся безопасность ее сельского жилища была насильственно нарушена, и вместо покоя, настолько близкого к тому святому миру, коего жаждала ее душа, насколько это вообще возможно на Земле, она и все те, кого она больше всего любила, внезапно оказались лицом к лицу с самым устрашающим проявлением человеческой жестокости. В такую минуту в ней пробудились чувства матери. И, не оставляя времени раздумьям, при свете пожара матрона медленно двинулась через запутанные проходы жилого дома на поиски тех, кого она поместила в безопасных комнатах.

— Надеюсь, вы не стали смотреть на поля, дети мои, — сказала почти запыхавшаяся женщина, войдя в комнату. — Возблагодарите Небо, дети. До сих пор усилия дикарей были напрасны, и мы все еще хозяева своих жилищ.

— Почему ночь такая красная? Подойди ближе, матушка. В лесу видно так, словно солнце светит!

— Язычники подожгли наши амбары, и то, что ты видишь, — это свет пламени. Но, к счастью, они не могут поджечь жилые дома, пока твой отец и молодые люди держат в руках оружие. Мы должны быть благодарны за эту безопасность, какой бы хрупкой она ни казалась. Ты преклоняла колени, моя Руфь, и не забыла подумать об отце и брате в своих молитвах?

— Я снова сделаю это, матушка, — прошептал ребенок, опускаясь на колени и зарываясь юным личиком в платье матроны.

— Зачем прятать лицо? Такая юная и невинная девочка, как ты, может с доверием обратить взор к небесам.

— Матушка, я вижу индейца, если не спрячу лица. Он смотрит на меня, боюсь, с желанием причинить нам зло.