Тарковские. Отец и сын в зеркале судьбы - Паола Педиконе

Москва. 1990

Любопытно, что в перестроечное время многие чиновники из Госкино начали утверждать, что хотели Андрею Тарковскому только добра и всячески ему помогали – явно или тайно. Так, Петр Кузьмич Костиков, типичный представитель партийной номенклатуры «брежневского призыва», в 1980-м ставший заместителем Ермаша и отвечавший за работу с «невыездными» режиссерами и актерами, когда наступили новые времена, всячески расписывался в любви к опальным и, соответственно, «невыездным» деятелям культуры. Позволим себе «удовольствия ради» привести часть этого «сеанса саморазоблачения».

– А много было в Госкино СССР невыездных?

– Всего тогда считалось невыездных, если не ошибаюсь, более пятидесяти человек. Но некоторых не выпускали по причине алкоголизма и даже наркомании. Случалось. Я же старался «отмыть» тех, кого годами не выпускали по мотивам политическим. Скажем, Андрея Тарковского.

Как-то спустя несколько месяцев после моего прихода в Госкино он позвонил и, сославшись на совет своего друга (который знает меня), сказал, что хочет прийти. Надо, мол, поговорить. «Рад буду, пожалуйста, приходите».

Я с ним до этого не был знаком, но преклонялся перед его искусством, особенно меня потряс «Рублев». Мы тогда говорили о многом, он рассказывал о своих делах, планах… Жаловался, что не дают ему экранизировать «Идиота», «Бесов». Андрей даже имел планы снять фильм о Ленине, но заметил при этом – Ленин будет совсем не тем, каким мы его знаем. Я пообещал ему помогать, особенно в отношении зарубежных поездок. Но попросил при этом: «Обещайте, что не будете конфликтовать с нашим руководством». У Андрея был неровный и нервный характер. Мне стало известно, что у него не сложились отношения с некоторыми руководителями Госкино.

– Он что, вообще не выезжал?

– Выезжал, но очень редко. В КГБ о нем прямо говорили: антисоветчик. Мне не раз оттуда звонили и сурово предупреждали: «Тарковского выпускать ни в коем разе не надо, иначе он не вернется!» У меня же сложилось обратное мнение. Я в душе был уверен, что Андрей Арсеньевич – русский патриот. Он неоднократно мне говорил: «Для меня Россия – это мой дом в Рязанской губернии, рязанская березовая роща и белокурая русская женщина! Это олицетворение Руси. Без нее я и жить не смогу». Я ему верил.

– Куда он ездил при вас?

– На премьеру «Сталкера» в Англию. Для того чтобы его выпустили, я традиционно обязан был написать секретное гарантийное письмо в ЦК, что ручаюсь за него, что он оправдает доверие. Подобное письмо я был вынужден писать и когда он уехал в Италию… Уехал. И не вернулся. Известные товарищи не без злорадства тогда стали говорить: «Мы же тебя предупреждали. Смотри, так можно и партийного билета лишиться». Но это – к слову. Тем более, что мы несколько забежали вперед. Еще до того, как Андрей решил не возвращаться, мы с ним в Италии встречались.

– В самом деле?

– Да. Когда я был в Венеции на международном кинофестивале вместе с Вадимом Абдрашитовым, который представлял свой фильм «Парад планет», мне позвонили, кажется, из посольства и сказали, что со мной встретиться хотел бы Тарковский. Я согласился. К тому же у меня было поручение посмотреть его новый фильм.

Мы встретились. Андрей заказал ужин в китайском ресторанчике, рядом с которым он жил. Чувствовалось, что он там свой человек. Все с ним здоровались, он говорил по-итальянски. Хозяин ресторана перед ним аж раскланялся: «Маэстро, маэстро!..» Андрею это явно импонировало. Нас посадили в уголке уютного ресторана, и мы очень долго разговаривали, несколько часов. Лариса, его жена, старалась не мешать. Он очень доволен был Олегом Янковским – исполнителем главной роли, – благодарил за помощь.

Дело в том, что на главную роль в «Ностальгии» он поначалу планировал Александра Кайдановского, одного из своих любимых актеров.[53] Но Кайдановский, к сожалению, тоже был невыездной. И Андрей меня тогда, за несколько месяцев до этой встречи, спросил: «Петр Кузьмич, а если я Олега Янковского на эту роль приглашу? Он выездной?» (Тогда всех нужно было «согласовывать». Сейчас это смешно. Но тогда было не до смеха.) Я ответил: «Янковского – пожалуйста». Андрей очень обрадовался. И мы с ним договорились впредь предварительно актеров «согласовывать». Я по своим каналам выяснял, кого «можно». После этого уже он приглашал артиста. А то ведь если обычным путем, то, вообразите, какая могла бы получиться штуковина: вас приглашают сниматься, вы счастливы, а Комитет или ЦК вдруг говорит «нет»! И – большая человеческая трагедия. К сожалению, таких случаев было немало, не хочется называть фамилии.

– Что интересного рассказал вам Тарковский?

– Я спросил его о плюсах и минусах творческой работы в капиталистической стране, тем более, что он работал в таких условиях первый раз. «Здесь по сравнению с нами все наоборот, – сказал Андрей. – Снимай что хочешь и как хочешь, но ни одного метра больше, чем написано в сценарии. Меня бесит, что за мной по пятам ходит продюсер и все время контролирует. На родном «Мосфильме» меня в финансах не контролировали, хотя там строго следили за идеологией». Фильма своего он мне тогда не показал, сославшись на то, что он весь «рассыпан» перед монтажом. Думаю, что так и было.

– Тарковский вас ни о чем не просил?

– Уже в конце ужина он обратился ко мне: «Я здесь, видимо, получу приличный гонорар. В валюте, разумеется. Вы знаете, что у меня дом в Рязанской области, и знаете, что он для меня значит. Я хочу со временем там вообще поселиться и писать мемуары. И нам с женой нужна машина. Иномарку я брать не хочу, дороговато, да и деталей потом днем с огнем не найдешь. Мне известно, что в торгпредстве можно купить «Волгу» с дизельным движком. Вот если бы вы поговорили…»

Я обещал и действительно договорился с торгпредом (он меня знал еще с тех пор, как я работал в ЦК). Андрей был очень доволен. Да и я, кстати говоря, тоже. Я сразу подумал: ну, раз машину покупает, значит, домой точно вернется.

По возвращении в Москву, помню, и Ермаша этим сообщением порадовал. Я знаю, он переживал за Андрея, и у него на душе отлегло.

И вдруг – недели через две-три – как гром среди ясного неба: письмо Андрея, в котором он попросил разрешения председателя на неопределенное время остаться в Италии. Есть, мол, интересные проекты, заманчивые творческие предложения и т. п.

Что тут началось! Какой шум поднялся! Нас начали со всех сторон прорабатывать. Ермаш написал Андрею письмо, просил вернуться, чтобы отчитаться о проделанной работе, а потом, мол, поезжай куда хочешь.

Тарковский ответил очень резко. Смысл его письма сводился к тому, что мы хотим заманить его в ловушку, чтобы больше не выпустить. К сожалению, у Андрея тогда в Италии были, видимо, не лучшие советчики. А ведь Ермаш собирался отпустить Тарковского, так как понимал, что такого мастера дальше силой держать нельзя.