Поезд бесконечности - Василий Анатольевич Криптонов

— Я тоже — в общепринятом смысле этого выражения, — парировал Леопольд. — Все свои потребности закрываю самостоятельно. Квартира, в которой мы живём, формально принадлежит Изольде, но это лишь потому, что мы решили не усложнять оформление. Не мне вам рассказывать, как непросто долгожителям вроде нас выправлять документы. Заново сочинять себе личность, обзаводиться биографией, становиться собственным сыном, внуком и так далее. Квартира оформлена на Изольду, но покупали её мы вместе. Хозяйство также ведём совместно. Квартплата, коммунальные услуги — у нас всё общее. Так что упрёк, Денис Васильевич, не уместный. Я хожу на службу, получаю жалованье. Претензий от руководства не имею. А то, что свободное время трачу исключительно на потакание собственным слабостям — ну так и вы занимаетесь ровно тем же.

Денис молчал, вцепившись в руль. Прибавил скорости — хотя Еве казалось, что прибавлять уже некуда, — выскочил на встречную полосу и пошёл на обгон машины, едущей перед ними. Вдали на встречке показалась фура — тоже идущая с приличной скоростью.

Ева вжалась в кресло и схватилась за ручку над дверью. Прекрасно понимала, что в случае аварии ей это не поможет, но ничего с собой поделать не могла. Мстислава сидела рядом с Денисом молча. С каменным лицом смотрела на дорогу перед собой. Ева слышала от Тимура, что старуха терпеть не может быстрой езды, но Дениса Мстислава почему-то не одёргивала. Снизить скорость не требовала.

Леопольд рядом с Евой обгона тоже как будто не замечал. Сидел всё в той же расслабленной, непринуждённой позе — откинувшись назад и вытянув ноги, словно в кресле перед камином.

— Да-да, Денис Васильевич, — безмятежно продолжил Леопольд. — В прошлую нашу встречу, если не ошибаюсь, около двадцати лет назад, вы наговорили мне много неприятных слов. После чего удалились, хлопнув дверью и не дав возможности ответить. Теперь у меня есть такая возможность. И время на то, чтобы обдумать ваши слова, у меня было. Вывод следующий: вся разница между нами — в сути развлечений. Я лежу на диване, слушаю музыку, предаюсь созерцанию и размышлениям, а вы носитесь по городу на мотоцикле, пьёте шампанское и заигрываете с хорошенькими барышнями. Ни моя, ни ваша деятельность не привносят в этот мир ровным счётом ничего созидательного. Ни я, ни вы не нацелены на создание семьи, выстраивание, как говорили когда-то, здоровой ячейки общества, воспитание детей. Мы оба слишком дорожим своей свободой. Своим желанием вести себя так, как нравится нам — не оглядываясь ни на кого. Забота?.. Ответственность?.. Это не про нас. Каждый из нас способен отвечать за единственное существо в мире — самого себя. И повесить на шею ярмо в виде так называемой спутницы жизни не в состоянии физически. Мы и двух дней не просуществуем в этом качестве. И, прошу вас, не говорите, что никогда ни о чём подобном не думали. Вы для этого слишком умны и слишком долго живёте.

Несущуюся навстречу фуру уже можно было рассмотреть во всех деталях. Ева стиснула зубы, чтобы не завизжать. Денис качнул рулём вправо и встал на свою полосу. Фура возмущенно просигналила. Водитель в кабине, обернувшись к Денису, что-то беззвучно прокричал.

Ева выдохнула. Повернулась к Леопольду и сказала:

— Вы неправы.

Глава 21

Леопольд приподнял брови.

— Вот как? И в чём же я неправ, прелестное дитя?

— Я вам не дитя! Я — видящая. Работаю, как все. — Ева вытянул вперёд руку с четырьмя бусинами на шнурке. — И я знаю, о чём говорю. Наша работа — это… — Она замолчала; то, что хотела сказать, показалось слишком пафосным. Но другие слова не нашлись. — Наша работа — это отдавать себя. Когда душа возносится, ты получаешь от неё свет. Тепло, благодарность… Но вместе с тем и отдаёшь. Какая-то частичка тебя уходит навсегда. Если ты не отдашь эту частичку, ничего не получится. И каждый из нас это понимает после первого же вознесения. А на самом деле, ещё до того, как мы соглашаемся стать проводниками. Мы делимся собой, своей душой с каждым, кого возносим.

— Хотите сказать, что эта субстанция бесконечна? — Леопольд посмотрел на Еву так, будто прикидывал, сколько «субстанции» может поместиться конкретно в ней.

— Конечно. Она ведь не материальна. Что-то души вознесенных у нас забирают, но что-то и отдают. Я пытаюсь сказать, что человек, который неспособен отдавать, делиться собой, не смог бы стать проводником. Просыпаются лишь те люди, которым это дано. А вы сидите тут, как бабка на лавке: в короткой юбке, значит, проститутка! На мотоцикле гоняет, семью не заводит — значит, не способен ни о ком заботиться! Су́дите по себе. Денис вот сейчас на встречку выскочил, потому что был уверен, что успеет на свою полосу вернуться. Если бы не был уверен, не стал бы рисковать. Нас тут, кроме него, ещё трое, и он считает себя ответственным за каждого. У нас просто работа опасная, и от обычных людей её скрывать приходится. Какие, нафиг, отношения при такой работе? Врать, что ли, всю жизнь? Изольда ведь вам тоже, наверное, не сразу сказала, что она видящая.

— Не сразу. — Леопольд помрачнел. — Если бы сделала это раньше, возможно, нам бы удалось решить вопрос иначе. Но первую пилюлю я получил, когда находился, по сути, без сознания. Не отдавал себе отчёт в происходящем. А дальше уже просто не мог ничего поделать с Изольдой. То, что она, потакая собственным представлениям о том, каким должен быть мир вокруг, бесконечно продлевает мне жизнь — её решение. Я не просил Изольду делиться этими вашими пилюльками. Они полагаются ей, а не мне! Не раз говорил, что Изольда могла бы употребить их на какое-нибудь гораздо более благое дело…

— Делиться? — Денис проронил первое слово с тех пор, как Леопольд начал произносить обвинительную речь.

— Ну… Да. А как ещё это можно назвать? Ведь пилюли — часть жалованья Изольды…

— Нет, — сказала Мстислава. Обернулась назад, глядя на Леопольда. — Эту сказочку она придумала специально для тебя. Мы не получаем пилюли. В этом нет необходимости, и без них живём вечно. Просто потому, что мы — проводники. А пилюли получают обходчики. Каждая пилюля — это спасённая душа, которую они приводят к нам. Это случается, как ты понимаешь, не каждый день и не с каждым.

— Но откуда же тогда… — Леопольд растерянно замолчал.